Четыре танкиста и собака - Януш Пшимановский

– Не бойся, – успокаивал его Густлик, хватая мальчика за пояс, чтобы тот не упал, – это наш.

– Потому и боится, что наш, – сказал Янек.

За танком трясся, переваливаясь с боку на бок, грузовик, а в его кузове – Черешняк, держа на веревке корову. Замыкая колонну, бежал следом за Пеструшкой Шарик, время от времени соскакивая с дороги в сторону, чтобы узнать, что делается в высоких сорняках на межах.

Минут на пятнадцать они погрузились в редкий, но уже позеленевший березняк. Стволы мелькали, как побеленный забор. Потом дорога опять вышла на поля и мягкими поворотами стала подниматься на холм, поросший кустами терновника, среди которых возвышались два больших дерева. Шарик первым бросился рысью наверх и огляделся там по сторонам.

Чтобы хоть чуть-чуть быстрее передвигаться, Черешняк слез с машины и стал подгонять свою Пеструшку зеленой веткой.

Машина и танк ползли по дороге. На башне мальчишка, придерживаемый Густликом за пояс штанов, беззаботно болтал ногами.

– А не было бы быстрее по шоссе? – спросил Елень.

– На проселочной дороге не так стыдно, – ответил Кос. – И здесь мы скорее найдем людей. Не может быть, чтобы всех угнали.

Из-за пригорка показался мощный бетонный купол, прикрытый маскировочной сетью из проволоки, с пластмассовыми пятнистыми листьями. На нем были видны овальные очертания захлопнутого лаза, мелкие оспинки в тех местах, где ударили снаряды, и покрытые сажей царапины от термитных ракет.

– Ну и блиндаж! – показал на него Густлик. – Мы на Померанском валу?

– Он дальше. А это не очень-то похоже на блиндаж, – покачал головой Янек.

С вершины пригорка, на который уже въехал грузовик, донесся до них громкий крик. Шофер изо всех сил махал руками.

– Остановись около Вихуры, – сказал Янек механику.

– Хорошо, – ответил Саакашвили. – Привал бы очень пригодился, чтобы написать письмо Хане.

– Ане, – нарочно поправил его Густлик.

– Аню я пригласил, а они поменялись…

Танк взобрался еще метров на десять, и теперь они увидели внизу довольно обширный фольварк. Справа от построек, на лугу, около извилистой речки, паслось стадо коров, насчитывавшее сотни две голов, а на дворе фольварка какие-то люди поили лошадей, сновали вокруг повозок с брезентовым верхом.

– Конец мучениям! – шофер перекрикивал мотор танка. – Что не надо, можно оставить. – Он посчитал на пальцах до трех, показывая не только на маленького Адольфа и однорогую корову, но также и на Томаша.

Кос поднес к глазам бинокль. Узнал польских солдат с винтовками за спиной, с кнутами в руках. Это были все пожилые, в основном усатые, солдаты – наверно, из какого-нибудь тылового хозяйства. Около корыта у колодца женщины в гражданской рабочей одежде помогали поить лошадей. Какой-то совсем молодой солдатик вел под уздцы черную оседланную верховую лошадь.

Один из солдат заметил грузовик и танк, подбежал к плютоновому, может быть командиру, и показал в их сторону. Кос с улыбкой смотрел, как плютоновый достает из футляра бинокль и поднимает его к глазам.

31. Кавалерийская атака

– Поляки, – успокоил солдата плютоновый, опуская бинокль. – К нам едут, – добавил он. – Может, от них что узнаем.

Он направился к раскрытым настежь воротам.

– Освободите место под деревьями для танка! – крикнул он возницам.

– Скоро поедем? – спросила его коротко стриженная женщина с лагерным номером, вытатуированным на предплечье.

– Через полчаса. Больше ждать нельзя. Раскройте двери, пусть грузовик остановится под навесом.

Женщина вытащила задвижку из дверной скобы и открыла створки дверей, ведущих в бокс, с обеих сторон обложенный красными кирпичами.

– Я поеду впереди, ладно? – попросил парень, державший за узду оседланного коня.

– Ты, Франек, будь около меня, чтобы я тебя все время видел.

Водителям подъезжавших танка и грузовика плютоновый взмахом руки показал, где остановиться, пропустил обе машины через ворота, отдав честь Косу. С удивлением он посмотрел на Томаша, навытяжку стоящего рядом с коровой, которую тот держал за веревку.

– А ты кто?

– Рядовой Томаш Черешняк. Из Студзянок, из Козеницкой пущи.

– А мы с отцом из Промника, – обрадовался неожиданно подофицер. – Знаешь, где это?

– А как же? За Вислой, – так же радостно ответил Томаш.

– Перед Вислой, – поправил его тот. – Корову что, на мясо ведете?

– Если по-вашему считать, то будет перед Вислой, а если по-нашему – то за Вислой. А корова нам не на котлеты нужна, она дойная, молоко дает.

– Я могу ее обменять, мы таких на развод гоним под самую Варшаву.

– Я бы вам и так ее оставил, без обмена! А может, пан плютоновый, эту корову отцу моему?..

– Он у тебя в деревне остался?

– Для войны он уж больно стар, не годится.

– Можно и погнать… – согласился подофицер. Опершись спиной о кирпичную колонну у ворот, он спросил: – А если бы две? Я потом одну бы себе взял, потому что мы с отцом оба служим и в хозяйстве у нас никого нет.

– Это можно. Хотя с сеном трудно.

– И с сеном трудно, и дорога трудная.

– Можно две. Мою легко узнать, – показал Томаш на сломанный рог. – Доится хорошо, да вот только за нашей машиной ей трудно поспевать. – Он показал на грузовик, уже стоявший под навесом.

Пока оба земляка из-за Вислы толковали у ворот, Вихура подошел к танку и, остановившись перед экипажем, раскрыл сжатый кулак.

– На гумне, представляете? – И он показал на раскрытой ладони довольно крупное сердце из янтаря.

– Он какое замечательное! – воскликнула восхищенно Лидка.

– Представляете? А по обеим сторонам свежая кладка, стена из кирпича.

– Вихура… – хотел остановить его Янек, взяв у него с ладони янтарь.

– Как эти со своими подводами смотаются, надо будет развалить стену ломом.

– Подари, – попросила Лидка командира.

Кос машинально протянул ей янтарное сердечко и тут же нахмурился.

– Капрал Вихура, не вздумайте тронуть ни один кирпич, – приказал он. – Ясно? Сюда в хозяйство придут люди, а вы хотите им разломать строения…

Вихура обиженно молчал, а когда Янек пошел к воротам, шофер покрутил головой, показывая, что он придерживается иного мнения на этот счет.

– Сержант Кос, – представился командир танка, подходя к начальнику обоза. – Мы хотели бы оставить у вас ребенка и корову.

– О корове ваш солдат мне уже говорил. Можно пустить ее в стадо.

Черешняк, не дожидаясь дальнейших пояснений, погнал Пеструшку на луг, подгоняя ее березовой веткой.

– А что за ребенок? Откуда? – поинтересовался пехотинец.

– Здешний. В эвакуации бомбой его родителей убило.

– А что за здешний? Немец?

Янек, не желая произносить вслух последнее слово, молча кивнул головой.

– Ничего из этого не выйдет. Не могу, гражданин сержант. – Плютоновый решительно покрутил головой. – С нами едут женщины из концлагерей, едет парнишка, на глазах которого немцы зверски убили его отца и мать…

– И все же ребенка нужно отправить в тыл, в детский дом или еще куда-нибудь…

– Даже если я его под охраной довезу, все равно и в детском доме ему не прожить.

– Война кончается.

– Кончается, кончается и все никак не кончится. Я вчера послал капрала и рядового разведать, где есть пастбища и куда стадо дальше гнать. И вот до сих пор не вернулись. Может, встречали их?

– Выпили небось и теперь спят где-нибудь.

Выражение на лице плютонового резко изменилось.

– Не могли они выпить. Я их хорошо знаю. А капрал – это мой отец. Вы ночью не слыхали выстрелов?

– Слыхали, – улыбнулся Янек. – Даже очень близко слыхали…

О ночном пожаре он не помнил, но о бое у моста хотел рассказать. Едва он начал, как его слова прервал стук очереди из-за речки. Веер пуль просвистел над фольварком и двором, с треском разбилось несколько черепиц на коровнике.

– Что за дурень!.. – начал было возмущаться плютоновый.

Он предполагал, что, наверное, кто-то из своих выпустил очередь, но в это время с другого берега затарахтело сразу несколько автоматов.

Охнул миномет, и на дороге разорвалась мина. Вместе с Косом все бросились через двор к строениям, к танку. Около него, захваченные врасплох неожиданным обстрелом, собрались остальные члены экипажа. Григорий помогал маленькому Франеку удерживать черного жеребца, напуганного криками возниц.

– Спокойно! Заезжайте за коровник, – приказал подофицер возницам. – Все, кто с винтовками, ко мне.

Обстрел не прекращался. Пули летели теперь ниже, взбивая во дворе фонтаны пыли. Один из солдат, пробираясь ползком, вытащил из зоны обстрела раненую женщину. Раздался еще взрыв – упал убитый конь. Бежавший с ним в упряжке второй конь сломал дышло, перевернул повозку и дернулся еще раз, запутавшись в упряжи. Разрывы мин передвинулись в сторону луга.

– Перебьют, сволочи, все стадо.

Григорий взял у парнишки пастуший бич с коротким кнутовищем, умоляюще посмотрев при этом на Коса.