Четыре танкиста и собака - Януш Пшимановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он направил орудие в сторону склона, на котором появились фигуры убегающих гитлеровцев, нажал на спуск. Загремел выстрел, и отдача выбросила золотую дымящуюся гильзу на кучу других, которые зазвенели под ногами.
Этот последний выстрел свалил двух немцев в хвосте отступающей, разбитой роты.
– Скорее! – покрикивал Круммель. – К лесу! – показал он на опушку леса в двухстах метрах от них.
Довольно долгое время они двигались за пределами действия огня. Выравнивали дыхание и шаг. Капитан знал, что пяти минут затишья хватит для того, чтобы добраться до тени деревьев, и тогда его люди снова обретут боевую готовность. Сейчас как раз требовалось поспешить. Шагая, он говорил идущим рядом:
– Вернемся сюда ночью, чтобы выполнить свою задачу.
Без команды гитлеровцы настроились в три небольшие параллельно двигающиеся колонны. Они шли все еще быстро, согнувшись от усталости и груза снаряжения, но уже готовые выполнять приказы. Однако измученные бегом, перестали прислушиваться к каким-либо звукам и вести необходимое наблюдение. И когда из-за деревьев справа вылетел развернувшийся в атаку эскадрон, прошло две-три секунды, прежде чем они услышали и заметили его.
– Кавалерия справа! – крикнул шедший рядом с капитаном фельдфебель Спичка и, низко пригнувшись, выпустил очередь.
– Ура-а-а! – ответили на пули уланы.
Трубач, скакавший рядом с Калитой, поднял к губам сигнальный рожок, выпустил в воздух цепочку чистых металлических звуков, поторопивших коней и людей.
Один из уланов, пораженный несколькими пулями в грудь, медленно выпрямился в седле. Он еще боролся со смертью, но бег коня отклонил его назад. Григорий бросился на помощь, но едва успел перехватить выпавшую из руки раненого саблю. Он перебросил в левую руку хлыст, саблю в правую и тут же вслед за остальными на своем черном жеребце ворвался в гущу гитлеровцев.
– Ваша! – крикнул он по-грузински.
Вахмистр быстрыми ударами сабли сразил двоих немцев, а в это время третий в нескольких шагах прицелился в него. Но Саакашвили достал его концом сабли, прежде чем тот успел нажать на спуск.
Сбитый с ног фельдфебель Спичка поднялся с земли. Ухватившись сзади за седло Григория, он размахнулся, чтобы ударить ножом. Под крупом коня проскочил Шарик, впился клыком в согнутый локоть руки с ножом, ударами передних лап повалил фашиста на землю.
В этом бою, быстром, как сверкание сабли, решительная схватка была выиграна, и десантная рота капитана Круммеля, потрепанная у моста под фольварком, теперь перестала существовать.
Еще скакали несколько всадников, чтобы отрезать дорогу к лесу тем, которые пытались спастись бегством. Еще несколько секунд то там, то здесь трещали очереди, раздавался топот конских копыт. Слышны были крики и стоны. Кто-то вылетел из седла и дрался врукопашную, работая саблей. Прогремел еще один выстрел, и это уже был конец кавалерийской атаки.
Крутясь по полю, уланы сгоняли в одно место пленных – восемь человек вместе с одетым в гражданское проводником. Один из немцев, получивший неглубокую сабельную рану в щеку, опустился на колени, а другой вытирал ему кровь с лица и осматривал рану. Около них сидел на корточках капитан Круммель. Воспользовавшись тем, что первые двое заслонили его, он достал из своей сумки карту и схему, сунул их в борозду, прикрыл куском земли, а когда встал – затоптал это место сапогом.
– Марш! – приказал немцам улан и стволом автомата показал направление.
К Григорию подъехал вахмистр, вручил ему ножны от сабли убитого, улана.
– Ты на танке кем ездишь? – спросил он строго и, дожидаясь ответа, стал ублажать гнедого куском сахару.
– Механиком, – ответил с улыбкой Саакашвили, прикрепляя портупею к поясу.
– Жаль… – буркнул Калита.
32. Сев
После выстрела осколочным снарядом по гребню скалы Кос с минуту смотрел, как падают поднявшиеся вверх от взрыва куски дерна и камни, как рассеивается пыль, а потом приказал открыть люки. Прибежал плютоновый, вскочил на броню, показал белые зубы на покрытом пылью лице и, хотя мотор не работал, громко заговорил:
– Всыпали им по первое число, а они даже сдачи не дали.
– Никого из наших не зацепило?
– Один убит. – Он сразу помрачнел. – В самом начале. Кто мог ожидать, что такая банда бродит по тылам…
– Десантники. Их ночью выбросили.
– Я сейчас посты выставлю.
– Не стоит, до темноты они не вернутся.
Плютоновый осмотрелся и вдруг забеспокоился.
– А там кого снова несет?..
На противоположном берегу появились кавалеристы и, придерживая коней, начали спускаться к реке.
– Это, наверное, тот, которого мы ночью уже раз встречали, – сказал Густлик. – Кухмистр Кобита…
– Задал бы тебе жару вахмистр Калита, если бы услыхал, что ты про него сейчас сказал. – Кос, кивнув головой, добавил не без насмешки: – Опять улан опоздал.
Пока они так разговаривали, солдаты, не дожидаясь приказа, стали наводить порядок во дворе фольварка – перевязывать раненых, собирать разбросанное снаряжение, готовить подводы в дорогу, запрягая в них коней, которых выпрягли на время боя. Со стороны стерни возвращались два солдата, согнувшиеся под тяжестью трофейного оружия. Каждый нес по нескольку автоматов, дерюжные сумки с запасными магазинами и связки гранат. Самый низкорослый, словно пса на поводке, волочил за собой ручной пулемет.
– У немца им было бы что курить, – сказал Вихура, который вылез из танка и стоял около башни, обхватив руками еще теплый ствол пушки.
– Кому? – заинтересовался плютоновый.
– Вашим. Вот этим, что железки тащат. Так, на первый взгляд, сигарет на сто будет.
– У тебя голова не болит? – спросил Густлик.
– Нет. А с чего?
– А с того, что глупости мелешь. Кто к пороху не привык, тому один запах его голову мутит…
– Это, может, тебе мутит! – разозлился капрал и достал из нагрудного кармана большой пожелтевший лист. – Читать умеешь?
Кос, Елень и плютоновый с обоза склонились над листовкой, озаглавленной «Бойтеваффен», что в переводе с немецкого означало: «Трофейное оружие». Эту бумажку немецкое командование предназначало для своих солдат. Из нее следовало, что каждый, кто сдаст трофейную винтовку или автомат, получит пять сигарет; за ручной пулемет – десять, за тяжелый миномет – двадцать. Ценник касался и еще более тяжелого оружия, включая и ракетную установку, известную под названием «катюша» (сто сигарет), а также самоходные установки и танки.
– Тэ-фирувддрайсиг, – прочитал вслух Густлик, – фирциг флашен спиритуозед… – Ты бы хотел, антихрист, танк «тридцать четыре» за сорок бутылок водки продать? – спросил он и, не дожидаясь ответа, замахнулся рукой.
Капрал едва успел отскочить по другую сторону орудия, заслонив голову рукой.
– Оставь, – придержал Кос Еленя и строго опросил Вихуру: – Где ты это нашел?
– В сарае, где машину ставил.
– Выбрось.
– Зачем? Мне такой порядок подходит. Чего солдату задарма носить?
– Ты, дурило, не разумеешь разве, что они такой орднунг придумали теперь, когда не то что трофейное, а и свое оружие в кусты закидывают и едва портки на себе придерживают? – вмешался Елень.
– Ну ладно, выкину, нечего меня учить. – Он разорвал листок пополам.
– Так лучше, – рассмеялся плютоновый. – Бумага никчемная, даже на курево не годится… Ну, мне пора. – Он спрыгнул на землю и пошел к своему обозу.
– Как они отъедут, – тихо сказал Вихура, – нужно посмотреть, что там, за свежей кладкой. Взять лом да развалить…
Густлик протянул руку, снял у него с головы шлемофон и показал в угол двора. Между кирпичной стеной и сараем на свежезасыпанной могиле двух солдат был поставлен крест, сбитый из штакетника.
– Едем на место, – приказал Кос.
Вихура пожал плечами и, не сказав ни слова, полез в люк.
Танк отъехал с боевой позиции под яблоней, задним ходом двинулся в тень к стене риги.
Когда мотор выключили и над двором утих его рокот, Черешняк въехал верхом на коне без седла.
– Ну как? – спросил его плютоновый.
– Семнадцать убитых коров, не считая моей, – печально ответил Томаш, спрыгивая на землю с потного мерина. – Да и осколками покалечено много.
– Не горюй. Приведу тебе не хуже той.
Томаш на широко расставленных ногах стоял рядом с конем, опершись плечом о шею животного, и, перебирая пальцами гриву, со слезами в голосе говорил:
– Я понимаю, что к людям они жалости не имеют, но чем же скотина виновата? Из минометов по коровам бьют…
– Что мы отобрали – то наше. А то бы они, изверги, уничтожили все, если б смогли.
Застучали копыта по брусчатке улицы. К фольварку рысью приближался покрытый пылью победный эскадрон. Его вел Калита, следом за ним ехал Саакашвили с саблей на боку. Один подкрутил, другой пригладил усы. Оба одновременно спрыгнули с коней, а вахмистр поздоровался с подошедшим Косом и командиром обоза.