Талтос - Энн Райс

Роуан посмотрела на потолок. От утомления все казалось ей искаженным. Глаза пересохли, ей нужно было поспать, просто необходимо, но не сейчас.

Эш снова заговорил:

— Вы знаете нечто такое, что нельзя рассказать никому, кроме меня. А я хочу это услышать. Я тоже имею что сказать и расскажу это только вам двоим. Не потому ли вы не хотите моего доверия? И не хотите моей дружбы или даже, может быть, моей любви?

Майкл немного подумал.

— Пожалуй, я хочу всего этого, раз уж ты спросил, — сказал он, слегка пожав плечами и усмехнувшись.

— Понял, — негромко откликнулся Эш.

Майкл снова засмеялся, низко, коротко:

— Но ты же знаешь, что я убил Лэшера? Юрий тебе рассказал. У тебя есть ко мне претензии, ведь я убил одного из ваших.

— Он не был одним из моих, — мягко улыбнувшись, возразил Эш.

Свет блеснул на белой пряди на его левом виске. Мужчина чуть за тридцать, пожалуй, с элегантными седыми прядями, нечто вроде молодого гения корпоративного мира — так он должен выглядеть в глазах людей, слишком рано разбогатевший, слишком рано поседевший. Но ему много сотен лет, и он бесконечно терпелив…

Внезапно Роуан почувствовала теплый взрыв гордости из-за того, что это она убила Гордона. Не он.

Она это сделала. Впервые в своей печальной жизни Роуан наслаждалась, пользуясь своей силой, приговаривая человека к смерти по своей воле, разрушая его изнутри, и она убедилась в том, что всегда подозревала: если ей действительно захочется сделать такое, если она действительно подчинится своей силе, вместо того чтобы сопротивляться ей, эта сила подействует пугающе быстро.

— Я хочу рассказать вам многое, — сказал Эш. — Я хочу, чтобы вы это знали, всю историю о том, что случилось в прошлом, и как мы пришли в ту горную долину. Но не сейчас, конечно, мы все слишком устали. Но я хочу рассказать об этом.

— Да, — кивнул Майкл, — а мне хочется знать. — Он сунул руку в карман, достал наполовину полную пачку сигарет, вытряхнул одну. — Я хочу, конечно же, знать о тебе все. Я хочу изучить ту книгу, если ты все еще намерен позволить нам это, увидеть ее.

— Все, что только возможно, — ответил Эш с небрежным жестом, держа одну руку на колене. — Вы подлинное племя колдунов. Мы близки, вы и я. На самом деле все не так уж ужасно запутано. Мне пришлось научиться жить в полном одиночестве. Я забыл обо всем на многие годы. А потом все всплыло на поверхность: желание вписаться в чью-то еще жизнь, желание быть узнанным, понятым, оцененным морально искушенным умом. С самого начала и всегда меня привлекала в Таламаску возможность приходить туда и доверяться моим ученым, говорить с ними ночи напролет. Это привлекало и многих других тайных не-людей. Я не единственный.

— Ну, в этом мы все нуждаемся, разве не так? — Майкл поглядел на Роуан.

Наступило одно из тех молчаливых, таинственных мгновений, что похожи на невидимый поцелуй.

Роуан кивнула.

— Да, — согласился Эш. — Человеческие существа редко способны выжить без такого рода обмена, взаимосвязи. Любовь. А наш вид был таким любящим. Нам понадобилось очень много времени, чтобы научиться понимать агрессию. Сталкиваясь с людьми, мы всегда выглядели как дети, но мы не дети. Это совсем другой род мягкости. В ней есть упорство, желание быть сразу вознагражденным, желание того, чтобы все было просто.

Он замолчал. А потом спросил, очень искренне:

— Но что на самом деле вас тревожит? Почему вы оба колебались, когда я попросил вас поехать вместе со мной в Нью-Йорк? Что у вас на уме?

— Убийство Лэшера, — ответил Майкл. — На самом деле это был вопрос выживания для меня, ни больше ни меньше. И там был один свидетель, один человек, который мог бы понять и простить, если кому-то требуется прощающий свидетель. И тот человек мертв.

— Эрон.

— Да, он хотел забрать Лэшера, но он понял, почему я его не отпустил. И еще двое… Но мы можем сказать, что это была самооборона…

— И вы страдаете из-за тех смертей, — негромко произнес Эш.

— Но Лэшер был сознательным убийцей… — Майкл как будто разговаривал сам с собой. — Это существо причинило боль моей жене, оно каким-то образом забрало моего ребенка… Хотя кто может сказать, что это было бы за дитя? Тут слишком много вопросов, слишком много вариантов. И оно охотилось на женщин. Убивало их, желая размножаться. Оно было не более вправе жить среди нас, чем какой-нибудь вирус или насекомое. Сосуществование было немыслимым, и еще был, говоря твоими словами, некий контекст, тот способ, каким оно заявило о себе с самого начала, явившись в форме призрака, и то, как оно… с самого начала использовало меня.

— Конечно, я тебя понимаю, — кивнул Эш. — Будь я на твоем месте, я бы тоже его убил.

— Так ли? — спросил Майкл. — Или ты пощадил бы его, потому что он был одним из тех немногих представителей твоего вида, что остались еще на земле? Ты должен был это почувствовать, преданность своему виду.

— Нет, — возразил Эшлер. — Не думаю, что ты меня понимаешь. Я имею в виду, в самой основе… Я всю жизнь доказывал себе, что так же хорош, как человек. Вспомни. Я самому папе Григорию некогда привел доказательство, что мы обладаем душами. Но я вовсе не друг блуждающей душе, жаждущей власти, древней душе, которая захватила новое тело. Это не пробуждает во мне преданности виду.

Майкл кивнул, как бы говоря: «Понимаю».

— Я мог бы поговорить с Лэшером, — продолжил Эш, — мог бы обсудить его воспоминания, и это могло дать мне нечто новое. Но нет, я не ощутил бы родства с ним. Есть то, во что никогда не верили ни христиане, ни римляне: убийство есть убийство, будь то убийство человека или одного из нас. Но я в это верю. Я прожил слишком долго, чтобы цепляться за глупое убеждение, будто человеческие существа не стоят сострадания, что они «другие». Мы все взаимосвязаны; все вообще взаимосвязано. Как и почему, не могу сказать. Но это правда. А Лэшер был убит, чтобы покончить с ним, и если это единственное зло могло быть уничтожено навсегда, только это одно… — Он пожал плечами, и на его лицо вернулась улыбка, возможно чуть более горькая, а может быть, просто нежная и грустная. — Я всегда думал, воображал, мечтал, пожалуй, что, если бы мы вернулись, если бы мы снова получили шанс жить на земле, мы уничтожили бы этого преступника.

Майкл улыбнулся:

— Но теперь ты так не думаешь.

— Нет, — согласился Эш. — Но есть причины не мечтать о таких возможностях. Ты поймешь все, когда мы сможем просто сесть и поговорить у меня дома, в Нью-Йорке.

— Я ненавидел Лэшера, — сказал Майкл. — Он был жестоким, у него были злобные привычки. Он смеялся над нами. Пожалуй, это была роковая ошибка. Я не совсем в этом уверен. Я также верил, что другие хотят, чтобы я его убил, и живые, и мертвые. А ты веришь в судьбу?

— Не знаю.

— Что значит «не знаю»?

— Много веков назад мне предсказали, что я стану единственным выжившим из всего моего народа, что это моя судьба. Так и случилось. Но значит ли это, что действительно такова судьба? Я был хитер; я пережил зимы, сражения и невыразимые беды. И продолжал жить. Судьба или способность выжить? Я не знаю. Но в любом случае то существо было вашим врагом. И зачем вам нужно, чтобы я вас прощал за то, что вы сделали?

— Ну, вообще-то, не в этом дело, — сказала Роуан.

Она заговорила раньше, чем Майкл успел ответить Эшу. Она все так же боком сидела в кресле, свернувшись, прижавшись головой к кожаной спинке. Ей было хорошо видно их обоих, а они оба смотрели на нее.

— По крайней мере, я не думаю, что Майкла тревожит именно это. — Его тревожит нечто такое, что сделала я, чего сам он сделать не мог.

Эш ждал. Майкл тоже не стал ее перебивать.

— Я убила другого Талтоса, женщину, — добавила Роуан.

— Женщину? — тихо переспросил Эш. — Настоящую женщину-Талтос?

— Да, настоящую женщину, мою собственную дочь от Лэшера. Я убила ее. Я ее застрелила. Я убила ее, как только осознала, что она такое, кто она такая и что она оказалась рядом со мной. Я убила ее. Я ее боялась точно так же, как боялась его.

Эш слушал зачарованно, но ни в коем случае не выглядел встревоженным.

— Я испугалась соединения мужчины и женщины, — продолжила Роуан. — Я испугалась сделанного им ужасного предсказания и темного будущего, описанного им, и я боялась, что где-то среди других Мэйфейров он породит мужскую особь, что этот мужчина найдет ее и они станут парой. Это могло стать его победой. И вопреки всему, что я пережила, что пережил Майкл и все ведьмы клана Мэйфейров, с самого начала… такой союз стал бы победой Талтоса.

Эш кивнул.

— Моя дочь пришла ко мне с любовью, — сказала Роуан.

— Да, — прошептал Эш, явно желая услышать продолжение.

— Я застрелила собственную дочь. Я застрелила свою единственную и беззащитную девочку. А она исцелила меня, она пришла ко мне с молоком, дала мне его и исцелила раны ее рождения. Вот что тревожит меня и что тревожит Майкла: тебе следует это знать, потому что ты все равно узнаешь, и тогда ты, желающий сблизиться с нами, придешь в ужас оттого, что рядом с тобой могла оказаться женщина, если бы я не лишила ее жизни.