Царство. 1951 – 1954 - Александр Струев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Раньше они вид делали, что с нами, а теперь дошло — со странами народной демократии мы единый кулак! — отозвался Лазарь Моисеевич.
— СЭВ не просто организация, СЭВ мощнейшая общность! А появление в противовес капиталистам объединенных Вооруженных Сил социализма — объективный итог наших побед!
По существу, социалистические государства в Европе, возникшие после Второй мировой войны, являлись составными частями Советского Союза. Официально их не присоединяли к Союзу лишь потому, чтобы иметь дополнительные голоса в Организации Объединенных Наций. И для Украины, и для Белоруссии, вроде бы равноправных с Россией, Сталин места в ООН выбил.
— Значит, китайцы в СЭВ просятся? — спросил Каганович.
— Не обольщайся, Мао Цзэдун сам за себя.
— Сам-то сам, но и без нас плохо.
— Посмотрим, — буркнул Вячеслав Михайлович, кутаясь в меховой воротник пальто.
Пальто у него было просторное, изнутри подбитое пушистой куницей. В таком, конечно, никакой мороз не возьмет.
— Ты с приветственным словом обратишься или Маленков?
— Хрущ лезет! Над документами по созданию военного блока соцстран собрались, так и тут без Хруща не обошлось! — с досадой продолжал Вячеслав Михайлович. — Своего выкормыша Малиновского на должность командующего тянет!
— Мы же Конева хотим?!
— Конев и будет. Лопоухий Малиновским подавится!
— Зря мы Никиту первым секретарем сделали, теперь он покоя не даст!
— Булганина благодари! — на полшага опережая товарища, выговорил Молотов.
— Не спеши, куда летишь, ведь гуляем!
— Про Булганина, выродка, вспомнил и завелся! Хрущев его по шерстке гладит!
— Не случайно, Маленкова сговорились схарчить.
— Маленкова! — фыркнул Молотов. — Дай волю, всех схарчат!
Каганович застегнул верхнюю пуговицу на пальто. Пальто у него было не такое теплое, как у спутника, хотя и шерстяное, с мягким каракулевым воротником, но без внутренней меховой подбивки. В шубах Лазарь Моисеевич быстро потел, часто приходилось расстегиваться, особенно жарко становилось в машине — одни ежедневные поездки с дачи до Москвы отнимали по сорок минут, вот и сиди, парься, да и появляться на людях в необъятном, как у боярина, одеянии он считал для члена Президиума Центрального Комитета недопустимым. Пальто Кагановичу пошили легкое, слегка приталенное, чтобы подчеркнуть его высокую, молодцеватую фигуру. Словом, не одобрял Лазарь Моисеевич шубы. Впрочем, и норковую шапку-ушанку, как у Молотова, не признал, обходился строгим каракулевым пирожком. А сегодня на прогулке почувствовал, что подмерзает. Хорошо, ботинки на ногах оказались на цигейке.
Товарищи прогуливались по необъятному парку молотовской дачи, расположенной на шестнадцатом километре Успенского шоссе в живописных Девятых Горках. У Светланы, дочки Вячеслава Михайловича, сегодня был день рождения, вот самые близкие и собрались отпраздновать. Молотов, так же как Сталин, назвал свою дочь Светланой. Самое желанное женское имя в России стало Света, Светлана, Светланка. А сколько стихов в честь любимой дочурки Светочки в газетах замелькало? Многие известные поэты хотели угодить генералиссимусу.
— Хрущ с Булганиным прыткие ребята, особенно Никита, — хмуро заметил Молотов.
— Ну, а мы с тобой, Вячеслав?
— Что?
— Как вести себя будем?
— Подождем, подумаем. Нам, Лазарь, необходимо большинство в Президиуме сформировать, тогда шайку крикливую прихлопнем.
— Как сопляки желторотые надоели! Недавно в глаза заглядывали, пылинки сдували, а теперь командуют. Хрущев с сияющей лысиной на цыпочках прибегал: «Можно? Извините! На что обратить внимание?» А теперь — начальник, не подступись!
— Пробились! — невесело уточнил Молотов. — Не к нам, Лазарь, к Сталину пробились.
— Иосиф специально новую кровь пустил, чтобы нас изжить, — прорычал Каганович.
— Надоели Сталину свои. И ведь отодвинул от себя, рыжий черт!
— Хорошо не расстрелял, как бедолагу Вознесенского.
— Вовремя сдох, верблюд конопатый! — отчеканил Молотов. — Но фигурой Сталин был великой. Если б не он, от России бы и кусочка не осталось, в рабстве бы гнили: или англичане с американцами сожрали, а может, японцы с фашистами. Как Сталина ни ругай, его заслуга, что русские на белом свете есть.
— Да, Сталин был величайший человек, тут другого не скажешь! А Хрущев при каждом удобном случае его лягает.
— Берия первым начал, как и Хрущ, отмыться хотел, так сделать, чтобы о нем люди заговорили.
Лазарь Моисеевич пнул носком снежный ком, очевидно только свалившийся на дорожку с ближайшей елки.
— Плохо чистить стали, сволочи! У меня на дворе тропинки сплошь завалены, не идешь, а спотыкаешься. Приеду домой, всех вые…у! — ругался Каганович.
— Да успокойся, Лазарь, разберемся с молодежью! — снова опережая спутника, пообещал Вячеслав Михайлович. — Мы с тобой при Сталине уцелели, а эти, — Молотов скорчил пренебрежительную гримасу, — сопляки!
Пара двигалась по дорожке, петляющей высоким лесистым берегом Москвы-реки. Внизу, за рекой, покуда хватало глаз, простирались бескрайние заснеженные поля.
— Очкастого вовремя сцапали! — заметил Каганович.
— Лопоухого благодари, его заслуга.
— Хоть одно важное дело сделал, Берию удавил.
— Надо ему должное отдать, не сдрейфил.
— А мы, Вячеслав, сдрейфили.
— Теперь это совершенно неважно, — безразлично выговорил министр иностранных дел. — Важно держать руку на пульсе. А пока не мы, а твой холуй Хрущев руку на пульсе держит. Ушами хлопает, а пульс считает! Он не такой дурак, каким прикидывается.
В тишине зимнего парка послышался голос молотовской супруги:
— Слава! Лазарь! Возвращайтесь, пора за стол!
— И-де-е-е-м! — сложив руки рупором, протяжно откликнулся Вячеслав Михайлович.
Спутники повернули в сторону дома.
— Хрущ совсем не дурак! Зря мы его недооценивали.
Молотов не отвечал.
— Тяжело будет балабола в унитаз спустить, — закончил мысль Каганович.
— Спустим. Наш авторитет — это не хрущевское кудахтанье. Мы пустобреха из Москвы в Казахстан выпрем, министром сельского хозяйства у казахов сделаем. Пусть целину пашет и кочевникам мозги вправляет.
— Там ему самое место.
— И, главное, везде свой курносый нос сует, как успевает?! — негодовал Молотов.
— Крестьянская хватка.
— А про Серова что скажешь? Ведь хрущевский выкормыш, на Украине при Никите сидел.
— Мудозвон и хапуга!
— Некстати он в руководстве госбезопасности оказался, вошкается под ногами!
— По большому счету и Жуков некстати.
— Этот совсем некстати. Серов по сравнению с ним мальчик голозадый. А Жуков — акула! — определил Молотов. — Ему волю дай, он не мешкая неугодных слопает, и нас, и разлюбезного другана Хрущева. Жуков спит и видит, как бы царственную корону на свою квадратную башку нацепить. Он, как Берия, в жизни своего не упустит.
— Сталин первый о его фанфаронстве сказал.
— Знал! — скривился Молотов. — Товарищ Сталин таких, как Жуков, насквозь видел. Он его под Берию держал, а Берию под Жукова. В такой позиции они для Сталина не опасны были. А сейчас Жуков без привязи — приезжает без доклада, заходит без разрешения, сидит, развалившись, как у себя дома.
— Не зря Сталин его из ЦК выпер.
— То больше тактика была, чтоб спесь с зазнайки сбить.
— Я слышал, весной пятьдесят третьего Жуков должен был в Генштаб вернуться, чтобы Берию придавить, — припомнил Каганович.
— Не исключаю.
— Жукову крепкий ошейник нужен!
— А кто его сейчас удержит, ты? — останавливаясь и придерживая товарища за рукав, спросил Молотов.
— Хер! — тоскливо отозвался Лазарь Моисеевич. — Жуков сегодня к одному Хрущеву прислушивается. Ведь Хрущ его с Урала в Москву перетащил.
— И Жукову лысый баки забил! — воскликнул Молотов и, поежившись, добавил. — Давай поторапливаться, Полина звала!
Уже совсем стемнело. Звезды стали яркими-яркими. Серебристый серп месяца поднялся выше, осыпая дремлющие в снегу ели сказочным золотистым сиянием.
— Жуков единолично армией командует. Булганин, болванчик, на работе не засиживается, то к б…дям едет, то в Сочи с балеринкой летит. Не смех ли?! — неприязненно говорил Каганович.
— Распи…дяй! — подытожил Вячеслав Михайлович. — Хрущев его Машке квартиру на Горького дал, знаешь?
— Рука руку моет!
— За тупость и пустозвонство Иосиф Булганина рядом держал. Это же надо, у Сталина первым заместителем председателя Совета министров ходил!
— Потому что неопасный, — нравоучительно отозвался Каганович. — Очень правильно рябой поступил, я бы такого простака тоже замом имел. — Булганина Хрущ в объятия подобрал. А за Никиту Сталина благодари, он его нашел.