Царство. 1951 – 1954 - Александр Струев

— С Новым годом, товарищ генерал! — заискивающе чокнулся с Брусницыным заместитель — Иван Васильевич Хрусталев.

Подполковник Кириллов чокался с некогда могущественным Хрусталевым снисходительно, понимая, что его собственное положение в данной компании особо значимо, и если бы не сокращение генеральских должностей, за которое нещадно взялись после ареста Берии, он бы давно щеголял толстыми красными лампасами, а так, застрял в подполковниках.

«Ну, ничего! — про себя подумал Кириллов, надменно оглядывая с его точки зрения дутых генералов. — Завстоловой, бывший сталинский шашлычник — генерал; закупщик кремлевских продуктов, старый хрыч, из которого труха сыпется — генерал; везунок Хрусталев; да хитроватый комендант Брусницын, успевший получить генеральское звание! Находиться же при жене Маленкова означало несоизмеримое превосходство, ведь Валерия Алексеевна вершила политику, бесцеремонно принимая любые решения за мужа, по существу она была председателем Совета министров».

Чопорный маленковский прикрепленный застыл с неприступным выражением на лице.

— Давай, Владимир Петрович! — глядя в ехидные глаза Кириллова, звенел рюмкой когда-то недосягаемый Хрусталев, и добавил, обращаясь уже ко всем: — Замечательно вечер прошел!

— Да, все довольны! — согласился Брусницын и маханул полную стопку. Водка обожгла нутро. Так всегда бывало, когда ходил «на нервах», когда напряжение нарастало часами. Водка, точно лекарство, растворяла душевную накипь, снимала перенапряжение. Вторая рюмка, выпитая комендантом Кремля вслед за первой, навела в тяжелой голове порядок, мозги наконец поплыли и на сердце потеплело.

Брусницын с заместителем и подполковником Кирилловым до последнего оставались в соседствующей с залом комнате, где сервировалось застолье. Через приоткрытую дверь предупредительно приглядывали они за происходящим, периодически приходили в кухню, где за поварами зорко следили глаза сталинских земляков: Романа Андреевича и Ивана Андреевича. На таком ответственном мероприятии невозможно было допустить перекос. Заботливо провожая именитых гостей до машин, суетливо подносил комендант женские сумочки, детские подарки, самозабвенно козырял!

«Чего ж ты, Коля, с нами не выпил? — сетовал на коменданта Маленков.

«Не положено, я при исполнении!» — отвечал подтянутый Брусницын.

«Приди ко мне завтра, я тебе имбирной настойки передам!» — продолжал довольный премьер.

«Вы отдыхайте, Георгий Максимилианович, а настойка никуда не убежит!»

«Нет, зайди, зайди!» — не успокаивался председатель правительства.

«Я к вам прямо в первый рабочий день прибуду!» — сиял польщенный Брусницын.

«Вот и прибудь!»

Стоявший за маленковской супругой подполковник Кириллов угодливо скалился. Из-за спины бывшего подчиненного, которому сегодня досталась похвала, самозабвенно улыбался Хрусталев, безукоризненно соблюдая субординацию.

После половины третьего и остальные гости стали разъезжаться. Непривычно было смотреть на улыбчивого Кагановича и румяного, разговорившегося Молотова, которые ушли в обнимку в три ноль пять. Хрущев укатил перед ними, Первухин с Сусловым — сразу за Хрущевым; остальные же гости не желали расходиться, танцевали, горланили песни. Поющего во весь голос Николая Александровича Булганина вели к машине под руки, Роман Андреевич, увиваясь за маршалом, старался подпевать и все время держался в поле его зрения. Сразу после смерти Сталина он утроил внимание к министру Вооруженных Сил: исправно снабжал продуктами его дачи и квартиры, но сегодня высказывать маршалу уважение надо было так, чтобы никто из других именитых персон не обиделся. От усердия к концу вечера Роман Андреевич насквозь пропотел.

— Тебе, Роман Андреевич, моя особая благодарность! — похвалил снабженца порозовевший от выпитого комендант Кремля. — Все сделал безупречно!

— По-другому, товарищ генерал, невозможно, таких великих людей угощали! — бывший закупщик Сталина сделал подобострастное лицо — ведь комендант Кремля являлся его непосредственным начальником. На новогодний праздник Резо, он же Роман Андреевич, предусмотрительно явился в штатском.

— Вам, Ивану Васильевичу, и товарищу Кирееву я по коробку замечательных колбасок собрал, майкопских, и по ящичку чистейшей виноградной чачи. Уже по машинам разнесли.

— Попробуем, чего ты нам наготовил, — важно отозвался маленковский подполковник.

— Разливай! — распорядился Брусницын.

— Разливаю, разливаю! — суетился вспотевший грузин. — Ваня, давай хашламу! — прокричал он племяннику.

— Несу! Мы еще хаш сварили! — отозвался завстоловой.

— И хаши давай!

— Под водку хаш самое оно! — заключил подполковник Киреев.

Сталинский шашлычник, появившийся у стола в фартуке, с фарфоровой посудиной в руках, подобострастно кивал, но дело свое знал исправно, компанию за столом обслуживал лично.

— Удался праздник! — счастливо выдохнул Брусницын.

— Так душевно было, прямо слезы на глаза навернулись! — ответил Хрусталев.

— Спасибо, ребята! — пьяно проговорил комендант.

Вано с любовью разложил по тарелкам нежнейшую баранину, а после выставил на стол неподъемную кастрюлю хаша, к хашу додал мелко порубленную зелень и чесночную приправу. Перед каждым предусмотрительно положил чуть подсохший армянский лаваш, чтобы его крошили в обжигающее вязкое первое.

Начав с коменданта Кремля, а после — по старшинству: подполковнику Кирееву, Хрусталеву и дяде Резо, он бережно раздал по тарелочке дымящейся, вываренной до белесой клейкости похлебки.

— Зеленушки не жалейте, и чесночную заправку туда! — усердствовал он.

— И ты садись, Ваня! — пригласил Брусницын.

— Не-е-е!!! — наотрез отказался шашлычник. — Я работаю!

— Работай, работай! — благодушно согласился комендант Кремля.

Хрусталев снова потянулся к начальнику рюмкой. Вроде с руководителем отношения сложились. Потом почтительно чокнулся с желчным Киреевым и седым угодливым Резо, который несколько раз порывался встать из-за стола и уйти, как бы извиняясь, прикладывал руки к груди, мол, я тут лишний! Но его не отпускали, пожилой грузин родом был из Гори и жил в соседнем с Иосифом Виссарионовичем доме, он даже некоторое время проучился со Сталиным в Тбилисской духовной семинарии. Присутствующие желали подробней расспросить его о привычках вождя, узнать привязанности, спросить, что вождь любил, что не любил, а лучше послушать какую-либо забавную историю. Резо с удовольствием рассказывал, половину, безусловно, выдумывал, да кто теперь его речи проверит? Вот и молол все, что на ум взбредет, главное, чтобы окружающим нравилось, чтобы оставил о себе хорошее впечатление, ведь от этих молодых людей целиком зависело его будущее.

Просидели до шести, выпили пол-ящика водки, но никого не развезло — наваристый хаш сводил алкоголь на нет, а поговорили как замечательно! А посмеялись!

— Ну, Резо, рассказчик!

Торопиться было некуда, завтра у сидящих за столом был законный выходной.

2 января 1954 года, суббота

Хрущевы всей семьей ехали в Уголок Дурова. На заднем сиденье вальяжно устроились Никита Сергеевич, Нина Петровна, Илюша (он сидел на руках у папы) и Ирочка. С Садового кортеж свернул к площади Коммуны. Покосившаяся телега, выруливающая из подворотни на проезжую часть, чудом не перегородила дорогу. От резкого сигнала автомобиля лошадка шарахнулась, чуть не перевернув поклажу. Кучер изо всех сил натянул вожжи:

— Пр-р-у-у-у!

— Совсем на дорогу не смотрят! — недовольно шикнул сидевший с рядом водителем Букин. — Привыкли в деревне как попало ездить!

— Видел лошадку? — спросил папу маленький Илюша.

— Видел, — поглаживая мальчика по голове, ответил отец.

— Я лошадок больше всего люблю!

По левую руку показался известный на всю страну дом, в котором сорок лет назад знаменитый дрессировщик Владимир Дуров дал первое представление Театра зверей. Дворники дочиста отдраили тротуар, так что машиной можно было подкатить к самому крыльцу, совершенно не опасаясь громоздких сугробов и лобастых наледей. Заснеженная, покрытая ледяной коростой Москва на этом крохотном пятачке превратилась в образцовое место. Чего только не сделаешь перед приходом начальства!

Машины остановились. Букин, проворно выскочил и распахнул пассажирскую дверь. Хрущев вышел из автомобиля и неодобрительно посмотрел на два «Зима» с вооруженной охраной, которые встали спереди и сзади основной машины. Рослые сотрудники госбезопасности плотным кольцом окружили первого секретаря.

— Сидите и не высовывайтесь, один Букин с нами пойдет! — приказал он. — Кончать надо со свитой! — недовольно ворчал Хрущев.

— Жираф! — с восторгом выкрикнул Илюша, которого папа, подхватив на руки, перенес из машины на тротуар.