Юлий Цезарь - Гульельмо Ферреро

Сама Италия была добычей еще больших бедствий. Так как по закону, изданному после Фарсалы, Цезарь один должен был председательствовать на всех выборах, на которых обыкновенно председательствовал консул, то в его отсутствие можно было выбрать только народных трибунов и плебейских эдилов. Республика осталась, таким образом, без самых важных должностных лиц, всецело во власти вице-диктатора Антония. Молодой, легкомысленный и развратный, хороший солдат, но человек еще малоопытный в гражданском управлении, он рассматривал свое положение как праздник. Он пьянствовал в компании с товарищами, танцовщицами и Киферидой[754] и между двумя попойками допустил разразиться социальной революции.

В партии Цезаря, как во всех демократических партиях, представляющих более многочисленные и бедные классы, но имеющих в главе лиц, которые принадлежали к высшим классам, скрывалось противоречие, которое должно было вызвать разногласия. В этой партии были лица, принадлежавшие к богатым классам, такие как Гай Требоний, Марк и Децим Бруты, Сульпиций Руф, Сульпиций Гальба, Азиний Поллион, т. е. богатые люди, которые получили хорошее воспитание и вели довольно скромную жизнь, по понятиям той эпохи. Они либо и раньше были на стороне Цезаря, либо примирились с ним после фарсальской битвы и имели чувства, идеи, предрассудки, интересы высших классов. Они если и желали вместе с простым народом демократического и либерального правления, то вовсе не хотели ни демагогии, ни революции, мешавшей им пользоваться богатством, культурой и удовольствиями. Но в партии Цезаря в еще большем числе были также авантюристы, недовольные, осужденные, агитаторы и банкроты, люди из всех классов, самых высших и самых низших, часто умные и энергичные, часто совершенно невежественные, почти всегда без принципов и политических идей, которыми двигало единственное желание — удовлетворить свое честолюбие. Таковы были Долабелла, Ватиний, Фуфий Кален, Вентидий Басе, Оппий, Корнелий Бальб и Фаберий, ловкий, но бессовестный секретарь Цезаря. Общественный порядок, традиции, спокойствие высших классов не имели для них никакой цены. Они хотели только могущества и для получения его были готовы удовлетворить злобу, бешенство и самые нелепые желания бедного населения.

В общем, в партии было правое и левое крыло, которые были вместе, пока продолжалась борьба за завоевание власти, но которые не замедлили поссориться, как только в начале 47 года власть оказалась обеспеченной. Нищета увеличивалась и стала ужасной; уплата долгов и плата за наемный труд все уменьшались. Долабелла, бывший наболее обремененным долгами из всех народных трибунов, не устрашился участи Целия. Ободренный дезорганизацией консервативной партии и полуанархией, в которую ввергло республику отсутствие главных магистратов, он хотел приобрести огромную популярность, снова предложив в январе законы Целия об уничтожении наемной платы и долгов. Тревога домовладельцев вроде Аттика и других богатых капиталистов была велика. Неужели социальная революция, которой боялись в начале гражданской войны и опасность которой в течение некоторого времени, казалось, рассеялась, опять всплывет наружу? Цезарь много раз подтверждал свое намерение уважать собственность, но он был далеко; консервативная партия была разрушена, и в республике не оставалось более никакого авторитета, способного поддержать порядок.

Момент для социальной революции казался очень удобным даже тем, кто наиболее ее страшился. Но, к своему великому изумлению, высшие классы скоро заметили, что спасение должно явиться оттуда, откуда они менее всего его ожидали. Влиятельные благодаря своим дружественным связям и личным отношениям, покорные своему моральному и юридическому чувству, занятые своими интересами сторонники Цезаря, принадлежавшие к правому крылу партии, стали действовать в связи с предложениями Долабеллы так, как если бы они были консерваторами. Народные трибуны Требеллий и Азиний Поллион воспротивились закону. Долабелла настаивал. Множество ремесленников, мелких торговцев, вольноотпущенников, для которых в последние два года и выгоды и хлеба становилось все меньше и которым грозила опасность быть выгнанными из своих квартир домовладельцами, не получавшими с них более платы, заволновались. Начались беспорядки.[755] Сенат приостановил тогда действие конституции и поручил Антонию поддержать в Риме порядок, призвал туда солдат.[756] Но возникла новая опасность. Возвращавшиеся из Греции легионы, полные высокомерия после гражданской войны и из-за отсутствия Цезаря, угрожали возмутиться в Кампании, если не получат отставки и обещанных им столько раз вознаграждений.[757] Антоний должен был немедленно отправиться в Кампанию, где с большим трудом усмирил мятеж. К несчастью, мятеж легионов усилил народное волнение, и, возвратившись в Рим, Антоний нашел положение еще более критическим. Долабелла продолжал агитацию, не только произнося речи, но и организуя вооруженные банды, как во время гражданской войны. Тогда Антоний, побуждаемый, как кажется, и личными мотивами (он подозревал, что Долабелла был любовником его жены), решительно встал в ряды сторонников порядка и был намерен сурово подавить мятеж. Нисколько не испугавшись, Долабелла в тот день, когда вынес законы на обсуждение комиций, забаррикадировал форум с помощью своих сторонников, чтобы не встретить противодействия. Раздраженный этими беспорядками, Антоний в гневе двинул солдат на форум, разрушил все препятствия и рассеял банды Долзбеллы. 800 человек было убито.[758] Уже давно не видали такой резни.

Волнение простонародья на некоторое время улеглось, но эти события возбудили большое недоверие ко всей партии Цезаря. Известия из Африки и Азии только увеличили тревогу. Сыновья Помпея, собрав в Африке вместе с Катоном, Сципионом и Лабиеном остатки помпеянской армии, соединились с Юбой, царем Нумидии. Они набирали стрелков, пращников, галльских всадников, запасали оружие, беспокоили своим флотом Сицилию и Сардинию и пытались привлечь к себе испанские народности, недовольные управлением Квинта Кассия. В тот момент, когда новая армия под руководством Сципиона готовилась напасть на Цезаря в Африке, в Азии из своего маленького Херсонского царства неожиданно появился Фарнак, сын Митридата, с армией для завоевания владений своего отца. Он нанес поражение Домицию Кальвину. Все надежды, которые Италия, утомленная политическими беспорядками и междоусобными войнами, лелеяла осенью 48 года, весной 47 года уступили место тяжелому беспокойству: в Италии грозила разразиться социальная революция, в Африке вновь разгоралась гражданская война, сын Митридата оспаривал у Рима власть над Востоком, и ничего не было известно о Цезаре.