Заговор призраков - Екатерина Коути

– Проходной двор, – шепнул Чарльз, нагоняя ее. Увесистый ковровый саквояж не мешал ему ступать легко, как по паркету в бальной зале. – Мы с ребятами часто бегали сюда на спор, слонялись по Нижним и Верхним палатам, собирали оленьи рога в Виндзорском парке. Не знаю, за что прислуга получает жалованье. Будь моя воля, разогнал бы ротозеев, – похвалялся Чарльз.

Они вошли в угловую башню и уже начали подниматься по лестнице, как вдруг со второго этажа послышались шаги. На бегу придерживая парик, к ним торопился лакей.

– Кто вы такие и что здесь делаете? – осведомился он.

При газовом освещении вид Агнесс не внушал ни малейшего почтения, да и сюртук Чарльза был заляпан дорожной грязью.

– Ищем свои комнаты, – все так же невозмутимо отвечал лорд Линден.

– Комнаты? Вы? – Лакей поджал губы. – О чем вы мне толкуете? Да я сейчас охрану позову!

Лорд Линден смерил его долгим, задумчивым и каким-то предвкушающим взглядом. Наверное, так он смотрел на своих пажей, когда те подавали ему подгоревшие или, наоборот, недостаточно хрустящие тосты.

– Не вы ли тот не по разуму рьяный слуга, что вызвал полицию, застав на кушетке в коридоре незнакомого господина? А он оказался герцогом. Так уж вышло, что бедняга не нашел свою комнату и, сморенный усталостью, заснул на чем придется. Или того лакея уже прогнали без рекомендаций, а вас взяли на его место? Что-то я совсем запутался.

Обвисшие щеки лакея заколыхались, словно вареное всмятку яйцо. Самонадеянность юного гостя была сильнее опыта, подсказывавшего, что в королевские покои не входят в заляпанном сюртуке и без перчаток.

– Проходите, милорд, – через силу поклонился ему лакей, – а вот вы, мисс…

– Кузина успеет переодеться перед увеселениями, – заверил его лорд Линден.

Ей оставалось только подыгрывать кузену, и мимо лакея она проплыла с видом оскорбленной добродетели, словно ее треснувший капор служил укором не той, чью голову он украшал, а тому, кто его заметил.

На площадке второго этажа Агнесс поняла, что самообладание ей изменило. Еще одно подобное объяснение, и ей понадобятся нюхательные соли, а ведь замок начинен прислугой, как вареная индейка – устрицами.

– Давай ты сам найдешь королеву! – взмолилась она. – Когда она увидит, в каком состоянии мое платье, то даже разговаривать со мной не станет. Нам, леди, спуску не дают, а джентльменам прощается многое.

– Давай, – неожиданно легко согласился Чарльз.

Хорошо, что не придется тратить время на увещевания строптивого юнца.

– А я пока спрячусь здесь, – сказала Агнесс, неслышно пятясь к гардине.

– У меня есть задумка получше. Какой час? За девять перевалило? Почему бы тебе не наведаться в детскую? Малютки спят, а няньки или тоже выводят рулады, или ушли пьянствовать на кухню.

– И то дело! – опомнилась девушка. – Посмотрю, что творится в детской. Может, хоть заклинание напишу под ковром, чтобы буквы не было видно.

– Договорились.

Она рванулась было с места, но вдруг развернулась на скользких подошвах и заключила Чарльза в объятия.

Если бы не он, никогда бы ей не попасть в замок. Он как маяк, бесконечно далекий, взирающий на мир с высоты своей скалы, но такой надежный, что с ним не страшны рифы и смертоносные песни сирен. Ее единственный родич – почти что брат.

Но чем крепче она прижималась к нему, тем сильнее напрягались его мышцы, словно та беззаботная легкость, с которой он обходил все препоны, от одного касания налилась свинцом. Даже пальцы его разжались, и на потемневший от времени паркет упал саквояж. Стук получился громким, как выстрел.

– Кузен, я сделала тебе больно? – спросила Агнесс, отдергивая руки.

В школе его секли почти ежедневно, наверное, все тело в рубцах и шрамах. Может, она задела больное место?

– Да, – нехотя признался Чарльз, – но боль скоро пройдет. Она всегда проходит. Беги в детскую, кузина, и позаботься о бедных малютках. Особенно о принце. Ему ведь однажды быть королем.

3

Уже знакомой дорогой Агнесс поднялась на третий этаж, вздрагивая от каждого шороха, вжимаясь в стену, но понимая, что на фоне пунцовых обоев ее видно так же отчетливо, как моль на дверце платяного шкафа.

Удача снова была на ее стороне. Королевская свита развлекалась этажом ниже, а слуги, видимо, разошлись по постелям, набираться сил перед новым, полным трудов днем. Дверь в детскую Агнесс запомнила хорошо. Вот дырочка – тут был гвоздь, на котором должен висеть венок с рябиной. А в этот косяк она распорядилась вогнать три серебряные булавки, но принц обнаружил и вытащил даже их. Не может быть, чтобы за его настойчивостью не скрывался злой умысел!

Дверь не скрипнула (щеколды смазаны освященным маслом), и Агнесс, ступая на цыпочках, прокралась внутрь. Полоса лунного света расчертила детскую на две неравные части. В левой – колыбелька, из которой доносилось уютное сопение. Принцесса Вики дышала с той же жадностью, с какой пила молоко и набивала рот хлебом с маслом. Отодвинув кисейный полог, Агнесс нагнулась над девочкой и мизинцем откинула локон с ее крутого, как у ягненка, лба.

До чего же принцесса похожа на мать! Глазенки навыкате и короткая нижняя губа придают ее лицу выражение то ли наивного удивления, то ли гневливости. А с какой важностью она принимала гостью в прошлую субботу, как вытягивала ручку, когда Агнесс, с трудом сдерживая смех, преклонила перед ней колени – нагибаться пришлось почти до земли. Пока мисс Тревельян раскладывала на подоконнике зверобой, Вики топотала рядом и тыкала кнутиком от волчка – туда положить, нет, туда! А уж какой она подняла рев, когда леди Литтлтон попыталась усадить ее за Библию. Скрепя сердце, миледи признавалась, что ее высочество иногда приходится шлепать – разумеется, с должной почтительностью.

Повадки у Вики были королевскими, жаль только, что королевой ей не стать. Престол унаследует ее младший брат Эдуард Альберт, по-домашнему просто Берти. Соглашаясь с таким положением вещей, ему в детской отвели больше места, чем Вике.

Перешагнув через лунную границу, Агнесс проверила и его колыбельку. В отличие от сестры, Берти спал тихо и улыбался так сладко, словно ему напевали ангелы. Сестра пошла в мать, но братец, как божились няньки, перенял отцовский характер. С рождения был покладистым и любознательным. Оставь ему деревянные кубики, и он сложит из них башенку, а не расколотит окно и не перешибет терьеру лапу. Чудо, что за ребенок!

В коридоре послышался шум, и Агнесс, задернув мягкую кисею, шарахнулась от колыбели.

Не хватало еще разбудить детей криками, а то, что беседа будет вестись на повышенных тонах, она поняла сразу. Уж слишком торопливыми были шаги. Вот так, бросив все, забыв накинуть на плечи шаль или надеть шляпу, забыв даже захватить ведро с водой, бегут на пожар родного дома.