Заговор призраков - Екатерина Коути

Мысли никак не желали сплетаться в изящное полотно аргументов. Казалось, вместо прочной пряжи она пыталась вязать из паутины, и тонкие нити рвались, липли к пальцам и вновь рвались, стоило их подвязать.

– Чарльз, что, если я ошибаюсь? – всхлипнула она, когда кэб двинулся с места и рывками покатился по мостовой. Голову пекло от духоты, словно соломка капора превратилась в раскаленную жесть.

– Навряд ли. Не сомневаюсь, что принц кормит супругу ложью, точно пулярку орехами. А сам уже точит топор.

– Но вдруг? Быть может, я клевещу на честного мужчину?

– Честных мужчин не бывает, кузина, – привстав, он приблизил лицо к ее шляпке и оказался под соломенной сенью.

Агнесс вжалась в сиденье. Неужели снова попытается ее поцеловать? Но Чарльз вернулся на место, и она услышала, как он разворачивает очередную конфету.

– Не бывает, – повторил Чарльз, – за каждым из нас водится что-то эдакое. А уж когда дело доходит до амбиций, пиши пропало. Взять хотя бы нашего герра Альберта. Вот уж у кого должен быть зуб на весь род людской! Из него растили правителя, равновеликого королеве, и что в итоге? Он переворачивает ноты, когда она бренчит на пианино, и сопровождает ее на конных прогулках, хотя для этого сгодился бы и грум. Думаешь, он не мечтает о том, чтобы жена поскорее составила компанию Королеве-Девственнице, безголовой Марии Тюдор и прочим славным дамам? Держи карман шире, кузина! А, кстати…

Он сунул руку под попону, прикрывшую его брюки и юбку Агнесс от дорожной грязи. Девушка едва не взвизгнула, когда пальцы Чарльза, нетерпеливо раздвигая складки шелка, добрались до ее кармана. На несколько неприятных мгновений задержались на ее бедре. А затем рядом с платочком и нюхательными солями опустилось что-то тяжелое.

– Талисман, – пояснил Чарльз. – Он не раз выручал меня в беде. А на этот раз пусть выручит нас обоих.

Она осторожно ощупала подношение. Гладкий прямоугольный чехол, а вот что в нем? Может, письменный набор? Чарльз любит писать. Как раз его успехи в риторике вселяли хоть какую-то надежду на успех их предприятия. Агнесс согласилась бы постоять в стороне, пока кузен будет увещевать королеву, прибегая к приемам Цицерона и прочих римских ораторов.

– Спасибо. И все же…

– Поздно поворачивать, кузина. Мы на месте. Оближи губы.

Она провела языком по растрескавшимся на холоде губам и ощутила вкус сажи.

Ребристые своды вокзала напомнили ей потолок в зале Святого Георгия в Виндзоре, но на этом сходство заканчивалось: все, от столбов до свисавших с потолка круглых, как мыльные пузыри, ламп, было закопченным. Агнесс брезгливо подобрала юбки, пятясь от кассы, но проходивший мимо торговец рыбой мазнул жирной пятерней по ее шали, а другой грубиян послал веер брызг на ее новенькие шерстяные чулки.

Еще несколько таких столкновений, и к прибытию в замок она будет грязнее судомойки. Только и сгодится, что ворон в оранжерее пугать или в качестве мишени принцу Альберту.

Вернулся Чарльз, помахивая билетами в первый класс. Однако прежде чем оказаться в компании избранных, кузенам предстояло окунуться в людской водоворот. После столпотворения на параде лорда-мэра Агнесс уже не сомневалась в силе и сноровке своих локтей, но перрон Паддингтонского вокзала подточил ее самоуверенность. Гомон голосов оглушил ее: расхлябанный кокни смешивался тут с ирландским ойканьем и раскатистым басом шотландских горцев, но все это многоголосье не могло перекричать паровозные гудки и скрежет колес по шпалам.

От первого же гудка Агнесс подскочила, как будто за спиной у нее зарычала пантера. Второй уже не произвел на нее такого эффекта. К сутолоке привыкнуть оказалось труднее. С боков навалились так, что заскрипел китовый ус корсета, кто-то впечатал шляпную коробку ей в поясницу, чьи-то рыжие локоны хлестнули ее по щеке, оставив на коже жирный запах помады. Пытаясь удержать капор, Агнесс почувствовала, как гладкая шерстяная шаль скользит по плечам и падает на брусчатку – и ведь не нагнешься! Башмачки наполнились слякотью и хлюпали при ходьбе. Пришлось растопырить пальцы ног, чтобы удержать хотя бы их, но это не способствовало прыти. Агнесс только и могла, что хватать ртом воздух, чувствуя себя рыбешкой во время шторма.

Несколько раз она дергала Чарльза за фалду сюртука, чтобы не сбиться с пути, и только так добралась до желанного вагона. Он оказался небольшим, не намного длиннее и просторнее омнибуса. Служитель в сером мундире с красным шитьем рассаживал дам и господ, которые царственным мановением руки отсылали лакеев и камеристок в вагон второго класса, где продолжалась давка.

Что и говорить о третьем классе, незастекленном, открытом всем ветрам! Там сгрудилась столичная беднота. Мастеровые жевали табак, так же сосредоточенно, как Чарльз свой марципан. Служанки, ехавшие навестить родню, перемигивались с моряками и прятали под фартук большие руки с распухшими от щелока пальцами. Ирландки перекатывали во рту чубуки глиняных трубок и сквозь зубы покрикивали на ребятню, что, как рой мух, облепила коробейника. Нет, с такими рядышком лучше не садиться. Под конец пути лишишься не только кошелька, но, пожалуй, и верхней одежды.

Посмотрев в другую сторону, сквозь густой дым Агнесс разглядела паровоз. Черный и пузатый, он не казался похожим на чудище, что вгрызается в зеленые холмы, оставляя за собой полосу опустошения. Возможно, плоды цивилизации не так уж плохи. Как иначе добраться до Виндзора всего за час?

В душном вагоне витали ароматы табака и мужского одеколона. Поерзав на мягком сиденье, девушка мысленно подсчитала ущерб. Шаль сгинула, капор треснул спереди и ощерился частоколом соломки, но в самом печальном состоянии пребывают, конечно, чулки. От мокрой шерсти невыносимо чесались лодыжки, но при джентльменах, собравшихся в салоне, почесать лодыжку было абсолютно невозможно. Эту часть тела, расположенную в преступной близости от колена, даже упоминать не следовало. Пришлось терпеть.

Когда поезд тронулся, Агнесс подпрыгнула на месте и вцепилась в рукав кузену. Она слышала, что поезда движутся быстрее любого рысака, но чтоб так! Казалось, что перед ее глазами машут веером, на котором нарисован пейзаж. Деревья, мосты и стены домов сливались в единую полосу, и глаз не сразу выхватывал отдельные предметы из этой колышущейся ряби. Но полчаса спустя Агнесс уже улыбалась проносившимся мимо деревням. Ей вспомнилось внезапное путешествие из Йоркшира в Лондон: замечательно, конечно, что Джеймс явил ей свои способности, но ведь на поезде они добрались бы не хуже.

Почувствовав, что поезд замедляет ход, она приуныла. Целую вечность бы ехала так, упруго подпрыгивая на малиновом плюше и слушая, как леди и джентльмен позади нее обсуждают оперу.