Легионер. Книга вторая - Вячеслав Александрович Каликинский

– Вы недооцениваете мои возможности, – хозяин улыбнулся уголками рта. – Вы назвали мне корабль, на котором прибыл сюда ваш предполагаемый убийца. Отелей в Сингапуре не так уж и много – я без труда отыщу тот, где он останавливался. Знаете ли, господин Стронский, в Сингапуре великое множество китайцев – незамечаемых важными господами посыльных, носильщиков, отельной прислуги, стирщиков белья… Они все видят, все замечают… И в Сингапуре нет ни одного китайца, который посмеет отказать в ничтожной или серьезной просьбе мне, потомку первого Ляна, поселившегося на этой земле!

– Боюсь, вы слишком близко приняли к сердцу то, что я сообщил вам, господин Берг, – пробормотал Стронский. – Стоит ли?..

– Стоит, стоит, господин Стронский! – протестующее поднял руку хозяин и снова достал из шкатулки свою реликвию. – Как я уже говорил вам, мой прадед незадолго до своей смерти продиктовал детям историю нашего года, а также свои наставления потомкам. Говоря современным языком, это мемуары и духовное завещание одновременно. Сожалею, что не имею права дать вам возможность прочесть это послание – предок оставил на сей счет совершенно недвусмысленное распоряжение, согласно которому все написанное им адресовано только мужчинам из рода Ландсбергов. Так что вам придется поверить мне на слово…

– Да я и не претендую, господин Берг!

– Погодите! Несколько поколений моих предков в давние времена были, как я упоминал, крестоносцами. Их походы были кровавыми и весьма греховными, как считал Иоганн Ландсберг. Часть этих грехов по справедливости должна, пишет он, принять на себя Церковь, направлявшая крестоносцев и благословлявшая их мечи. Но много греха и на душах самих рыцарей Святого Креста. Они были простыми и грубыми людьми, господин Стронский! Они убивали своих противников в боевых походах, и, не задумываясь, убивали людей и в мирной жизни.

– Это были жестокие времена, господин Берг. Я читал исторические хроники…

– Терпение, господин Стронский! В своих мемуарах мой предок, Гуго Ландсберг, первым из братьев приехавший на Русь, пишет о тяжком грехе своего старшего брата, Иоганна. О грехе, в котором тот раскаивался всю жизнь. Вернувшись из последнего похода, Иоганн узнал, что потерял за это время и всю семью, и все фамильное золото, оставленное им на хранение. Ослепленный горем и гневом, Каменный Иоганн велел пытать всю деревню. Он пытал и убил даже прекрасную молодую женщину, давно его любившую и готовую раскрыть ему тайну фамильного золота. После жестоких пыток женщина умерла, а перед смертью прокляла род Ландсбергов до десятого колена. В мемуарах утверждается, что та женщина была колдуньей. А ее проклятье – это приступы необузданного гнева, которые заставляют потомков Ландсберга совершать страшные ошибки и нести за это наказание. В своем наставлении потомкам Гуго заклинает мужчин рода Ландсбергов неустанно творить добрые дела и по мере сил искупать грехи предков.

Жаль, подумал Стронский. Жаль, что Карл Ландсберг, сидящий нынче в тюремном трюме «Нижнего Новгорода», ничего не знает об этом завещании своих предков. Знай он – может, и не совершил бы того, за что и попал на каторгу…

В комнате вновь появился слуга-китаец. Хозяин поднялся:

– Я взял на себя смелость распорядиться, чтобы трапезу нашу накрыли в саду. Прошу вас, господин Стронский! И последнее: я не говорю за столом о делах, поэтому давайте завершим наш разговор сейчас. Желаете ли вы, чтобы я информировал вас и капитана «Нижнего Новгорода» о расследовании, которое я тотчас велю предпринять? И если да, то как мне поставить вас в известность о результатах?

– Были бы вам премного обязаны, господин Берг. Знаете, примерно через месяц, на обратном пути в Россию, наш пароход непременно снова зайдет в Сингапур. И если к этому времени ваше расследование даст какие-то плоды, мы могли бы встретиться и все обсудить.

– Прекрасно, господин Стронский! Так мы и сделаем!

Глава девятая

Компаньоны

«Нижний Новгород», утюжа мутноватые волны, продолжал свою «каторжную одиссею» на восток, через моря и океаны. Во время погрузки угля в Коломбо Ландсберг имел случай убедиться, что система охраны на пароходе во время его захода в порты именно такая, как и рассказывал ему многоопытный каторжник.

Корабль миновал кишащие, по утверждению матросов, пиратами воды узких проливов перед Сингапуром – там «Нижний Новгород» должен был сделать лишь кратковременную стоянку для пополнения запасов угля и пресной воды. Сам порт запомнился невольным пассажирам парохода лишь благодаря неординарному событию – беглому знакомству с каким-то местным чудаком. Это был единственный человек со стороны, проявивший во время странствия из Одессы через южные моря какой-то интерес к каторжникам. Получив разрешение капитана, он с причала под приглядкой караульных роздал арестантам через иллюминаторы корзинку немудрящих гостинцев и особо интересовался лишь тем, есть ли среди них немцы.

Ландсберг не имел ни малейшего желания отвечать на досужие вопросы какого-то чудака либо бездельника. Поэтому немецкий язык, услышанный в Сингапурском порту, не произвел на него ни малейшего впечатления и не вызвал никакой ностальгии. И к иллюминатору он подошел только потому, что сгрудившиеся там каторжники зашумели и настойчиво его позвали.

Сингапурского незнакомца звали Гансом. Он предложил соотечественнику несколько пачек табаку. Ландсберг, к тому времени еще не курящий, тем не менее отказываться от подарка, по усвоенному тюремному обыкновению, не стал. Передав табак, Ганс поинтересовался – откуда его соотечественник, за что он попал в тюрьму и сколько лет ему предстоит провести на Сахалине. Ландсберг, стараясь быть вежливым, отделался грубоватой шуткой, поблагодарил за гостинцы и отошел от иллюминатора.

Что же касается капитана Кази и его старшего помощника Стронского, то стоянка «Нижнего Новгорода» в Сингапуре, как читатель уже знает, преподнесла им немало сюрпризов – большей частью неприятных.

Вскоре после Сингапура «Нижний Новгород» повернул на север, к китайскому Гонконгу и японскому Нагасаки. Смена курса не прошла незамеченной: удушливая жара, донимавшая экипаж, невольников и вольных пассажиров, скоро сменилась приятной прохладой. А ночами и вовсе холодало, и арестантский трюм начал терять свой экзотический вид. Голышом уж больше никто не ходил. Портянки, превращенные каторжниками в набедренные повязки, тоже отправились в мешки и котомки. Арестанты облачились в привычные порты и рубахи, а кое-кто уже достал и приготовил залежавшиеся армяки.

Во время короткой стоянки в Сингапуре Ландсберг, по протекции старшего помощника Стронского и с разрешения капитана, раздобыл себе палку для гимнастических упражнений.

Гимнастические упражнения с палкой, разумеется, привлекали внимание его соседей по тюремному трюму. Боясь рассердить Барина, арестанты без комментариев наблюдали за его