История моей матери - Семен Бронин

- Она фашистская.

- "Фелькише беобахтер"? Я знаю. Тем лучше. Получим сведения из первых уст. Из первоисточника.

- Я не буду ее читать,- предупредила Луиза.- Слишком их ненавижу.

- А я для тебя ее просил. Я-то их читаю - время от времени. Тогда выкладывайте, Кэт. Это имя очень идет к вам: видно, сами выбирали...

Через некоторое время она узнала, что это были немцы Рихард Зорге и Ольга Бенарио, будущая жена председателя Бразильской компартии Луиса Карлоса Престеса. Ольга была арестована вместе с мужем в 1936 году в Рио-де-Жанейро, передана бразильцами гестапо и погибла в концлагере. До этого, в Германии, она участвовала в похищении из зала суда первого своего мужа, тоже коммуниста,- он эмигрировал с ней в Москву, но здесь пути их разошлись: он выехал с заданием в другой конец света. Рихард Зорге, к моменту встречи с ним Рене, успел побывать в верхах германской Компартии, потом был в Коминтерне, а с 1929 года находился в распоряжении разведки Красной Армии: работал в Китае и Японии. Он везде преуспевал и умел расположить к себе людей - настолько, что те забывали о его коммунистическом прошлом, которого он ни от кого не скрывал, что было лучшей из конспираций. Тогда многие проделывали этот путь: переболев коммунистической ветрянкой, как бы получали необходимую прививку и вовремя возвращались на проторенную и испытанную тропу жизни - ошибки юности не укор зрелому возрасту...

Рене поведала им свои наблюдения. Рассказывать она не умела и не любила - особенно то, что не считала важным и достойным упоминания,- ее невозможно было разменять на мелочи, но то, что ей в свое время запомнилось и ее взволновало, излагала кратко, но доходчиво. Они слушали молча, не перебивая и не задавая вопросов, словно это не было у них принято или то, что она говорила, было им известно и их интересовала больше сама она и ее манера рассказывать. Но видимость была обманчива: ее повествование произвело на них сильное и тяжелое впечатление.

- Даже так? До погромов дело доходит? - переспросил Пауль, когда она рассказала, как три штурмовика громили кафе, где им утром не дали бесплатно пива.- Отношение к евреям - это у них показатель наглости и безнаказанности. Как термометр у больного. Видно, решили вовсе не считаться с законами.

- Да они никогда с ними не считались! - холодно возразила Луиза, у которой рассказ Рене оживил давние гневные воспоминания, отчего ее лицо, и без того несимметричное и неправильное, перекосилось еще больше.

- Но это у себя, в своих казармах, а на людях? На публике?..- и Пауль пожал плечами, раздумывая над услышанным.- Ладно,- отвлекся он.- Надо и о Кэт подумать. Она с дороги, ей отдохнуть надо...

- Мне это не нужно. Я выспалась в поезде.

- Вот чего мне никогда не удавалось - так это спать при переезде границы. Москвы не видели?

- Походила немного возле вокзала. Меня, конечно, не встретили.

- Это надо сказать! - обеспокоился он.- Что за новости?

- Ради бога, не нужно! - воскликнула она.- Я не люблю жаловаться. И уж тем более начинать с этого!

Он не стал возражать - вернулся к разговору:

- Ну и как вам Москва? Если отвлечься от того, что вас не встретили?

- Понравилась.- И Рене кратко сформулировала им свое минутное, но уже неколебимое впечатление о городе: сказала и про радушную улыбчивость москвичей и про их чувство внутренней раскрепощенности. Они и это выслушали молча, не тратясь на комментарии: предпочитали смотреть и слушать и делать это по возможности незаметно. Пауль сохранял при этом на лице некий благожелательный нейтралитет, а Луиза была настроена более скептически и, слушая Рене, чуть-чуть кривила губы - но это было у нее скорее привычка, тик, чем выражение недоверия.

- Красной площади и Кремля, словом, не видели,- подытожил Пауль.- А это здесь почти паломническая обязанность.

- Меня больше интересуют пригороды,- сказала Рене с юношеской запальчивостью и прямолинейностью.- В них лучше видишь людей и чувствуешь дух города.

Пауль мельком глянул на нее.

- Вы не из Сен-Дени? - с точностью до нескольких километров угадал он.-Вы же француженка, Кэт. Не только вы умеете узнавать людей по голосу.

- С чего вы взяли? - уперлась Рене, не желая сознаваться и следуя в этом инструкции.

- Похожи. Акцент похож. И кто еще пригородами хвастает? Пригороды больше самого города, так? - (Эта французская пословица означает примерно то же, что наша: "Не видеть за деревьями леса".- Примеч. авт.)

Она улыбнулась:

- Примерно так. Хоть это и говорят в насмешку, но так оно и есть.

- Конечно француженка,- повторил он, еще раз приглядевшись к ней.- Хотя и не совсем обычная.

- Обычных здесь нет,- сказала Луиза.- Обычные дома остались,- и с ней трудно было не согласиться...

Они пошли гулять по городу. На выходе из гостиницы офицеры охраны поздоровались с Паулем как со старым знакомым, но проверили документы его спутниц, после чего лихо откозыряли. Они перешли Каменный мост, вышли через Владимирский спуск к Красной площади. Рене хорошо знала площадь по фотографиям, у нее не возникло чувства новизны, когда она на нее ступила, но зато ее привел в восторг собор Василия Блаженного, и она дважды обошла его, задирая голову и запоминая шишки и навершия разноперых глав и луковиц. На снимках Красной площади, которые она видела, собор многое терял в плоскостном изображении, его надо было видеть в объеме и движении: она вспомнила тут уроки Марсель в Лувре.

- Сколько шапок - и все разные! - восхищалась она.- И нет симметрии. Не это ли основное качество русских?

Пауль согласился с осторожностью:

- Да, это, пожалуй, самое русское из всего, что здесь есть. Кремль строил итальянец Фиораванти, соборы в Кремле прекрасны, но и они не новы для Европы, а этот собор делал русский зодчий, Барма. Ему выкололи глаза - чтоб другого такого не поставил.

Рене ужаснулась:

- Была такая русская традиция?

- Скорее восточная,- с той же предусмотрительностью: будто ходил по болотным кочкам - сказал Пауль.- Так поступал, например, Тимур: русский царь в этом случае его скопировал... Вы говорите, русские люди на улице произвели на вас впечатление внутренней свободы и раскованности?

- Да. Не так разве?

- Так, наверно,- дипломатично отвечал он, как бы извиняясь перед нею за свои сомнения и уточнения.- Но иностранцы редко находят их такими... С русскими вообще надо, как они говорят, много каши съесть, прежде чем их поймешь: они и просты и сложны одновременно.

- Как всякая другая нация,- вмешалась Луиза: она, видно, не любила национальных отличий и предпочтений, в какой бы форме они ни выражались.

- Как и всякая другая нация,- покорно согласился он и сам привел пример: - Кто бы мог подумать десять лет назад, что немцы способны на такое? У меня перед глазами ваш рассказ стоит. С этой девушкой, вслед которой летят камни... Давайте-ка мороженое купим. Если хотите русского своеобразия, то вот оно - в Москве в самый сильный мороз на улице едят мороженое.

- Так проще всего утолить голод,- сказала Луиза.- И всего дешевле.

- Правда? - удивился он.- А я об этом не подумал,- и подошел к мороженщице, стоявшей с двухколесной тележкой возле Лобного места.

- Спросите у нее что-нибудь,- попросила Рене.- Хочу послушать, как звучит русский в оригинале.

- Еще услышишь,- перейдя на "ты", сказала ей Луиза: признала наконец за свою и установила с ней с этой минуты товарищеские отношения, а Пауль уже разговаривал о чем-то с закутанной в шаль пожилой женщиной, одетой в перепоясанный ремнем длинный, до пят, ватник, и в валенках и галошах: то и другое Рене увидела впервые. Пауль говорил по-русски свободно и, наверно, чисто, потому что у мороженщицы не возникало сомнений на его счет и она отвечала ему охотно и без задержек. Она и в самом деле держалась свободно и непринужденно, и в поведении ее, когда она предлагала свой товар, не было того унизительного налета угодливости, которым сопровождается всякий акт купли-продажи на Западе: она будто раздавала порции мороженого бесплатно.

- О чем вы говорили? - спросила Рене, когда Пауль вернулся к ним и показал ей на своем примере, как надо есть на улице мороженое.

- О чем говорили? Да ни о чем, собственно. Я спросил ее, не холодно ли стоять, она ответила, что в валенках не очень, что ей прислали их из деревни и они сильно ее выручают: их там делают каким-то особым образом. "Сваляли",-сказал он по-русски, будто Рене так было понятнее.- Спросил у нее, как идет торговля, она мне: как идет, так и идет - "вечером видно будет".

- Можно, наверно, в другое место отойти, если здесь покупателей мало? предположила Луиза.

- Да она и сама это знает,- сказал Пауль.- Нет ничего хуже, как давать советы русскому человеку - я этого никогда не делаю... Может, ей сказали здесь стоять - поэтому она не уходит.

- А если у нее спросить что-нибудь серьезное? - поинтересовалась Рене.-Например, как она относится к Гитлеру?

Пауль пожал плечами: