Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Александра, уязвленная его словами, молча смотрела на него. Она, правда, нисколько не рассердилась, подошла к нему, посмотрела ему прямо в глаза:

— Ники, как же ты мог дойти до того, чтобы согласиться с моими врагами, и первой среди них — твоей матерью, — которые обвиняют меня в мистицизме и безумии? Ты же сам не против вызова этих милосердных духов, которые разде­ляют со мной тот ужас, который я переживаю, когда смот­рю, как наш ребенок все ближе к могиле с каждым присту­пом его болезни...

Она была спокойной, даже не дрожала. Не повышала го­лоса. Она была такой искренней, такой безыскусной, такой простодушной в своей защите, что царь был поражен и сму­тился. Она продолжала:

— Скажи им всем, что ты молишься вместе со мной, что ты вызываешь дух своего отца, духи всех своих славных пред­ков, Девы Марии, чтобы все они оказали защиту тому суще­ству, которое лежит в этой трагической колыбельке. И они тоже назовут тебя безумцем, как меня и Анну..,

Одним из самых главных качеств государя было его уме­ние выслушивать других, и с этим никто не спорит. Он с сосредоточенным лицом слушал, что говорила ему жена.

Нет, не в силу каких-то колдовских чар, как об этом часто говорили и писали, взял он сторону Александры, а просто потому, что сознавал : все, что говорит она — справедливо, что и сам он поддался на удочку ее завистников и врагов.

Больше никогда, никогда не станет он слушать эти злые языки, этих гадюк, — пообещал он ей. Ему и самому нрави­лось слушать разговоры о потусторонним миром, и ему не хотелось накладывать на это запрет. И такое отношение царя спасло Вырубову, которая уже начала собирать свои вещи, чтобы исчезнуть из дворца навсегда...

Н иколай, которого столько историков обвиняют в слабо- волии и бесхарактерности, грохнул кулаком по столу, за ко­торым сидела его мать, приводя в порядок бумаги.

Ошарашенная Мария Федоровна сразу поняла, что на этот раз она зашла слишком далеко.

Когда в отставке Вырубовой было отказано, приблизи­тельно в те же дни в императорской семье был пущен еще один мерзкий слушок.

Во время приема в английском посольстве бабушка це­саревича в присутствии сударыни Шарыгиной, княгини

Орбеляни, графини Демидовой и некоторых других статс- дам, сказала:

— Никогда бастард не сядет на московский трон. Я этого не допущу,..

О таком высказывании матери царю стало известно в тот же вечер, и на следующий день он дожидался, когда проснет­ся Мария Федоровна, чтобы потребовать у нее объяснений. Неужели случайно позволила она себе еще раз подейство­вать на чувствительную душу сына?

— Поосторожнее, матушка, прошу вас! Вы всегда счита­ли меня слабаком, но на сей раз я окажу вам сопротивление, стану защищать честь своей жены и свою собственную...

Она попыталась оправдаться:

— Ну, во-первых, сын мой, я не произнесла такого сло­ва, — люди всегда все переврут...

Но гнев царя не спадал:

— Как вы посмели выдвинуть такое отвратительное об­винение против моей любящей и самой любимой жены...

Мария Федоровна струхнула:

— Что ты, я не выдвигала против нее никакого обвине­ния, просто повторила то, что мне сказали.,, вот и все,..

— Кто вам это сказал ?

— Люди...

— Ах, люди... Люди... Я знаю этих людей. Это те люди, которые за моей спиной готовят гибель моего строя, кото­рые хотят убить меня... это те люди, которые говорят, что я тиран и что я мучитель своего народа...

— Успокойся же, дитя мое,,.

— Это — праведный гнев, гнев возмущения! Пусть опла­ченные вами горничные, пусть разные авантюристки, лю­бительницы шантажа осмеливаются распространять такие слухи, это все, конечно чудовищно, но они меня не трога­ют... но вы... Вы, моя мать, вы, бывшая когда-то сама рус­ской императрицей, распоясываетесь, восстаете против нас...

Вдруг напряженное лицо Николая смягчилось. На губах появилась ироничная улыбка... Послышался даже легкий смешок. Ошарашенная Мария Федоровна стояла перед ним, боясь пошевельнуться...

— Я знаю, кто пустил этот мерзкий слушок. Этот бравый генерал Орлов, вот кто... И этот человек был так мне всегда предан... Ну, говорите, имейте достаточно мужества, чтобы признать, что я прав, что виной тому — он.

Мария Федоровна опустила голову. И тихо прошептала:

— Его имя нд самом деле было мне названо...

Николай гоиел к двери. Повернувшись, он бросил на

мать надменный взгляд.

— Вы мне нанесли больную рану, но я покидаю вас, ис­полненный решимости, — завтра же я прекращу все эти сплетни. Я наведу порядок. Прошу вас относиться к нам с добрыми чувствами, мы оба этого заслуживаем, и она, и я...

Но 25 сентября комендант Донварский передал царице короткую записочку от генерала Орлова:

«После посещения отца Иоанна Кронштадтского я был принужден пообещать, мадам, удалиться... Я бережно хра­ню, Ваше величество, воспоминания о Вашей доброте и ва­шей поистине императорской грациозности. До тех пор, покуда Господь позволит мне жить на этой земле, я буду все­гда молиться за Вас и за всех Ваших близких. Посылаю Вам маленький золотой медальон, подаренный мне одним из моих дядьев, который принадлежал славному генералу Ско­белеву. Мне будет оказана высочайшая честь, если Его им­ператорское высочество цесаревич будет носить его на Себе. Это — талисман, дарующий непобедимость!»

Александра поняла, что злобные козни ее свекрови вновь увенчались успехом. Но Николай и на сей раз не поверил тому, что подозревала его мать. Но ради своего царского достоинства он был вынужден удалить своего верного слу­гу, слугу короны, который теперь мог бы вернуться в Рос­сию, только получив личное разрешение государя.

В туже ночь Алексей ударился о ножку столика, и у него началось обильное кровотечение. Ничто не могло остано­вить кровь. Доктор Боткин, который теперь и дневал и но­чевал во дворце, заявил, что он бессилен и ничем не может помочь ребенку.

Александра плакала, чуть не обезумев, в объятиях мужа.

Николай, теряя от таких страданий самообладание, вдруг воскликнул:

— Теперь нужно только чудо!

И императорская чета, опустившись на колени на ковер в комнате, вновь с еще большим пылом принялась умолять Господа сжалиться над несчастным мальчиком.

XVII.

К постоянным тревогам Александры о состоянии здоро­вья ее сына, добавилась еще одна печальная новость: гене­рал Орлов, направленный с особой миссией по распоряже­нию императора в Египет, был найден мертвым в своем но­мере в Каирском отеле 17 октября 1905 года.

Говорили о самоубийстве. Местные власти, подчиняясь чьему-то нажиму, неохотно, но все же скрывали результаты проведенного расследования. Тайный курьер императрицы, направленный ею на место происшествия, чтобы все узнать о несчастной жертве, привел в Санкт-Петербург достаточ­но много весьма серьезной информации. Генерала, чтобы там не утверждали, убили, — но это преступление было со­вершено не по прямому приказу русского императора, а в ре­зультате политических закулисных махинаций, которые направлялись из-за границы, из Германии...