Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Революционеры, эта куда более грозная сила, чем пола­гала царская полиция, «обработали» многих рабочих в ин­дустриальных предместьях города. Это были в основном мо­лодые люди, которым никогда и в голову не приходила мысль собраться всем вместе, чтобы выразить свои требова­ния правительству и подвергнуть острой критике его дей­ствия. Но нигилисты из-за рубежа подстрекали их к мяте­жу, сильно преувеличивая ошибки власти, которая пережи­вала в это время великую драму тяжелой войны.

Один энергичный священнослужитель, который в силу своего призвания стал тюремным священником, поп Гапон, решил организовать из забастовщиков большое шествие, хотя подавляющее большинство забастовщиков и понятия не имело, из-за чего они бастуют. Отец Гапон, ученик Тол­стого, обращался с призывами к мирным рабочим манифе­стациям и напоминал им как истинный последователь уче­ния Христа, что ни в коем случае нельзя отвечать насилием на насилие. В результате его престиж рос в рабочей среде и среди разночинцев, и вот в это знаменитое теперь воскре­сенье он собрал около двадцати тысяч забастовщиков и орга­низовал мирное шествие во имя Христа и его наместника на земле — русского царя.

Эти разочарованные, простые, по существу, добрые, очень верующие люди, не могли не прислушиваться к сло­вам святого человека, которые был так же беден, как и они, который тоже оплакивал гибель своих близких, дяди, отца или брата на фронтах Манчжурии, и его проникновенные слова несли их измученным душам утешение.

Так их шествие ширилось, продвигалось вдоль набереж­ной Невы, затем по Невскому проспекту, мимо фешенебель­ных аристократических кварталов. Одни манифестанты не­сли на руках свои домашние иконы, другие распевали цер­ковные гимны, и все они, повинуясь убедительному голосу попа, направились прямо к Зимнему дворцу, где их добрый царь-батюшка должен был внимательно выслушать их скромные требования и мольбы. А вот какие фразы тогда звучали над головами: «Отец ты наш, мы просим у Тебя спра­ведливости и защиты. Нет мочи терпеть дольше... Ваше ве­личество, не отказывайте нам в помощи, разрушьте стену, отделяющую Вас от нарбда! И Ваше имя навсегда будет вы- сёчрено & наших сердцах».

“Гапон не имел ничего общего с подстрекателями, этими Коммунистическими шпионами, которые в Германии, Польше, Швейцарии, проводили совместную работу по мед­ленному, но верному разрушению русской империи, при тайном, доброжелательном поощрении со стороны герман­ского императора.

Поп Гапон был известен своей искренней любовью и привязанностью к простому люду. Он был чист душой. Он искренне верил, что организуемые им сбориша рабочих могут в конечном итоге улучшить их жизнь под руковод­ством гражданских и религиозных властей, сделают их бо­лее гуманными людьми, и не позволят революционному вирусу проникнуть в рабочую среду, чему всячески проти­водействовал этот священник.

Но в этом сборище различных групп, которые присоеди­нялись к его шествию, Гапон терялся. Целое море недоволь­ных людей выплескивалось на улицы города. У каждого было свое требование. Эти люди в своей наивности верили в добро, и пока проявляли уважительное отношение к выс­шей власти: «Царь-батюшка освободит свой народ от его угнетателей». В толпе несли портреты царя, церковные хо­ругви, и все с обнаженными головами распевали знамени­тый гимн старой России «Боже, царя храни!».

Неоднократно говорилось, что эта самая многочисленная манифестация в истории России, абсолютно не проявляла никаких агрессивных устремлений и была совершенно мир­ной по своему характеру.

К двум часам пополудни различные рабочие шествия должны были соединиться на площади перед Зимним дврр-„ цом.

И тут-то и началось то, что впоследствии в истории по­лучит название «Кровавое воскресенье».

Кто же отдал этот чудовищный приказ полиции стрелять по демонстрантам ?

Совершенно ясно, что не царь. Но с него никак недьзя снимать вины за то, что он не был в достаточной степени проинформирован, не был особо встревожен этим очень важным и серьезным событием. Да, в данном отношении простить этого Николаю нельзя. Никак нельзя было допус­кать, что из-за его беззаботности, полного отсутствия инте­реса к общественной жизни в тот год, оппозиция, весь этот хор недовольных делали из него тирана, кровопийцу, чудо­вище, которому нет прощения...

В тот момент, когда поп Гапон поднял руку с распяти­ем, чтобы провести переговоры с конным жандармом, раз­дался первый выстрел, за ним, второй, потом — десять, сто. Сотни убитых и раненых падали на снег. Кровь ручейками текла на всех городских улицах. Пехотинцы, при поддер­жке казаков и гусар, отрезали все пути отступления мятеж­никам.

Потрясенный Гапон ходил от одного лежавшего на зем­ле к другому, молился, помогал перенести раненых, закры­вал глаза убитым и вскоре пропал в толпе. Когда наступили сумерки, по городу поползли самые отчаянные слухи. Весь город содрогался от приступов ужаса. Николай, — и это его самая большая ошибка, как по совести, так и в политике, — был плохо обо всем информирован и отказался принять де­путацию забастовщиков. И приказ, отданный его мини­стром, стрелять по толпе, навсегда отдалил его от своего народа.

Очень трудно понять, как этот религиозный человек с благородной душой не предотвратил такой трагедии, для чего ему потребовалось бы лишь сделать знак рукой. Ему нужно было выйти на балкон и сказать своему народу:

«Дети мои, вы правы, я — ваш батюшка, ваш отец. Я го- тов сделать все возможное, чтобы покончить с вашей нище­той, принести вам облегчение. Забудем об этой страшной войне. Расходитесь по домам, не теряйте веры в меня. Ваш царь вас любит всех и вам непременно поможет!»

Как же так получилось, что ни одна душа, ни один ми­нистр, ни один друг, не посоветовал несчастному царю вы- ступить с таким обращением к народу? Таким образом он мог бы спасти свой трон и до конца своего царствования пользоваться уважением и преданностью своего народа, народа, который и со своими достоинствами и недостатка­ми все еще хранил веру в него и оставался преданным ему до смерти... Этот расстрел толпы 9 января 1905 года стал символом ненависти революционеров, сигналом к их выс­туплению, которые с тех пор неутомимо работали, чтобы добиться краха империи.

* * *

Николай, который совершенно не ведал, каковы истин­ные обязанности самодержца, не знал главных проблем сво­ей страны, никому не мог навязать свою волю даже при всем своем самом искреннем желании. Он замыкался в себе, все­гда был воплощением серьезности, сентиментальности, мечтательности, врожденной религиозности, и все эти со­бытия его жизни только усиливали его экстатическое состо­яние, направленное к исполнению только одной воли Гос­подней.