Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Николай жил в роскоши, жизнь русского царя вообще отличалась блестящим великолепием; но громадное его со­стояние нисколько не удивляло его и не придавало уверен­ности в себе. Он любил пышные религиозные церемонии, принимал в них участие, но в отличие от других правителей, и, в частности, кайзера Вильгельма, он на них всегда был подчеркнуто строг и серьезен, он не делал ничего только ради того, чтобы произвести должный эффект на окружаю­щих или продемонстрировать, что его непомерное тщесла­вие удовлетворено:

Да и в повседневной жизни он всегда одевался очень и очень скромно.

Царица вполне разделяла такую его манеру. Все чаще суп­ружеская чета, не забывая, однако, что она — чета импера­торская, старалась избегать показного к себе раболепия, помпы, церемонного отношения к их высокому положению.

К тому же Александра с тех пор, как ей стало известно об истинном состоянии своего сына, постоянно искала какой бы то ни было предлог, чтобы избежать нескромных вопро­сов своего окружения, и все более углублялась в долгие мо­литвы и обряд покаяния. Она очень мало знала о гуманитар­ных науках и была не в силах помочь избавить цесаревича от его болезни. Только дух святых, слова визионеров, про­явления любящих душ, предшествующие появлению анге- лов-хранителей, способны вызывать у нее доверие и настро­ить на медитации.

В то же время твердость ее характера не позволяла ей под- чиняться реальности. Нужно испытывать Бога. Нет, он не может ее покинуть! Ведь то, что она просит у Него, не столь трудновыполнимая вещь, — простая, справедливая просьба: «Здоровья, восстановление здоровья маленького существа, которое призвано стать господином своего народа и тем са­мым оправдать громадную веру своих родителей в Него, Господа».

Можно сказать, что эта несчастная мать, как и другие матери, произвела на этот свет здорового ребенка, ей не сле­довало бы связываться с опасным общением с оккультны­ми силами, спиритизмом; не следовало бы искать в среде этих полубезумцев, шарлатанов, авантюристов и блаженных миражи невозможного,

В то время, когда и мператорская супружеская чета нежно склонялась над кроваткой, на которой наследник часто ис­пытывал ужасные приступы своей болезни, настоящая ли­хорадка всеобщего недовольства все больше охватывала империю, Санкт-Петербург и множество губерний.

Александра писала своей сестре принцессе Виктории Баттенбергской: «Мы проходим через чудовищные испыта­ния... Какой тяжелый крест приходится нести моему Ники. Рядом с ним нет ни одного человека, которому он мог бы доверять... Сколько ему пришлось познать горьких разоча­рований. Но он не теряет духа и уповает на милосердие Бо- жие. Он продолжает упорно работать, но нехватка таких людей, которых я называю «настоящими», сурово дает о себе знать... Плохих всегда -г- хоть отбавляй, они всегда под ру­кою*., другие из ложной скромности пребывают в тени. Нам нужно чаще встречаться с людьми, чем мы с ним это дела­ем. Но это так трудно».

Чуть ниже царица пишет о своем разочаровании Санкт- Петербургом.

«Санкт-Петербург — город испорченный, это даже не частичка России. Русский народ глубоко, искренне предан своему государю, а всякого рода революционеры использу­ют его имя как жупел, чтобы заставить его выступить про­тив своих господ. Как мне хотелось бы получше во всем ра­зобраться, быть здесь человеком полезным... Я люблю свою новую родину. Она так молода, так сильна, в ней так много хорошего. Сегодня нас окружают одни старики и зеленая молодежь, и Ники предстоит решать весьма трудную, горь­кую задачу... ♦

Когда Александра писала это письмо сестре, рассказывая ей особытиях на японской войне и о Кровавом воскресенье, в Санкт-Петербурге, повсюду в стране начались серьезные беспорядки, особенно в Москве.

В Москве — мятеж, волнение, полная неразбериха.

Великий князь Сергей Александрович, военный губерна­тор и начальник Кремля принимал у себя только самых близ­ких друзей. Его жена, великая княгиня Елизавета, всегда та­кая живая, такая веселая, стала холодной и сдержанной. Было известно, что студенты, участники одной банды анархистов, повсюду следовали за супружеской четой, везде их выслежи­вали. Великая княгиня Мария и ее брат, молодой князь Дмит­рий, племянник военного губернатора, дважды проезжая на своем экипаже, подверглись нападениям с целью покушения на их жизнь. Бомбы взорвались, но им удалось уцелеть.

16 февраля в Большом театре был устроен концерт в пользу раненых на войне, на котором присутствовали все представители высшей городской власти. Уже ставший зна­менитым молодой певец Шаляпин имел громадный успех. Весь московский бомонд сиял драгоценностями, военные блистали своими яркими мундирами и регалиями, — но вся эта знать хотя была немного встревожена тем ненадежным, даже опасным положением, которое сложилось в городских предместьях, но все равно шумела, хлопала, отпускала гром­кие замечания, многие болтали без умолку, словно ничего такого особенного в большом городе не происходило, и все было так же прочно, так же надежно, как в лучшие деньки царского строя.

На следующий день, 17 февраля, великий князь Сергей Александрович, который всегда упрямо осуждал происки революционеров и выражал свое полное презрение к город­ской черни, погиб от бомбы террориста, — вслед за мини­стром Плеве.

В своей благотворительной рукодельной мастерской в Кремле великая княгиня работал а с девушками- мастерица­ми, когда вдруг услыхала сильный взрыв. Она сразу броси­лась во двор вслед за полковником Мюллером, — и там пе­ред ее глазами открылось чудовищное, неописуемое зрели­ще. Среди обломков кареты лежало только окровавленное туловище ее мужа, великого князя, и было видно, как в его разорванной осколками груди еще билось сердце.

— Где же его голова? — вскричала великая княгиня. Все принялись искать голову, но так и не нашли. Все тело гене­рал-губернатора было разорвано на невероятное множество мелких кусочков. Преступником оказался один молодой человек по имени Иван Каляев, которого задержали на ме­сте преступления и отправили в тюрьму. На следующий день убитая горем Елизавета, несчастная вдова, как истинная христианка отправилась к нему в камеру и там сказала ему, что прощает его за совершенное злодеяние. Но Каляев все равно был повешен.

С тех пор она никому не сообщала подробности этого состоявшегося у нее разговора с ужасным преступником. Она наденет по убитому мужу траур, который не снимет до самой своей смерти, станет настоятельницей Марфо-Мари- инской обители и целиком посвятит себя благотворитель­ной деятельности.