Их было 999. В первом поезде в Аушвиц - Хэзер Дьюи Макадэм

Русский фронт вплотную подходил к Словакии со стороны восточной части польской границы, и словацкие партизаны – евреи и неевреи, коммунисты и не коммунисты – продолжали вести невидимую войну против режима Тисо. 29 августа 1944 года они организовали мятеж, который потом назовут Словацким национальным восстанием. Под его влиянием тысячи словаков дезертировали из армии Тисо и присоединились к партизанам.

Восточную Словакию затопили реки крови. Ситуация на Восточном фронте обострялась по мере того, как немецкие войска оттесняли партизан назад в Татры и Карпаты, где Иван Раухвергер с друзьями в течение почти двух лет готовили пещеры, чтобы те могли служить тайными убежищами. Юные словаки и даже словачки, включая, например, бывшую одноклассницу Эдиты, Зузану Зермер, сыграли важную роль в подготовке входа советских войск, поскольку знали в горах все ходы и выходы и могли свести русских солдат с симпатизирующими им словаками, готовыми восстать.

Первой мишенью возмездия немцев за Словацкое восстание стали евреи, которым законодательно запретили жить вблизи восточной границы. Этот закон был последней отчаянной попыткой Тисо – он решил переместить евреев на запад от Попрада и там их «сконцентрировать», дабы потом решить «окончательный вопрос» по-своему.

Продолжая ремонтировать лобовые стекла немецких бомбардировщиков, Эммануил Фридман считался важным работником и жил в относительной безопасности под защитой словацкого правительства. Но закон о переселении не делал исключений ни для кого, и Эммануил не мог больше рисковать тем, что его дети попадут в руки немцев. Кто знает, где сейчас Эдита с Леей? Словацкое восстание освободило территорию в центральной части страны. Туда и бежали последние остававшиеся в Гуменне евреи. 5 сентября 1944 года Фридманы вместе с семьей Ладислава Гросмана сели на поезд и отправились в Ружомберок, городок в районе Липтова.

Когда семья Ладислава вынужденно покидала Гуменне, его самого там не было: он служил в еврейском военизированном отряде («черная форма, но без оружия»). Фридманы, Гросманы и еще несколько семей прибыли в Ружомберок в качестве беженцев, они понятия не имели, как им быть дальше. Там не было никаких специальных комитетов по встрече переезжающих. И никакого Красного Креста.

Фридманы стояли под станционным навесом, и вдруг Рути, младшая сестра Эдиты, потянула мать за рукав. «Хочу пить», – пожаловалась она. Фридманы отправились в кафе, где можно было спросить совета у местных. Через несколько минут после их ухода немцы полностью разбомбили вокзал. 22 члена семьи Гросманов остались там лежать, погребенные под руинами. Жажда Рути спасла Фридманам жизнь.

Следующие несколько месяцев они вместе с другими еврейскими семьями прятались в горах. Брат Эдиты, Герман, несмотря на свой юный возраст, ушел в партизаны. «По ночам дети [Хильда, Рути и Иштак] спускались в деревни и просили у сельчан еды, а те знали, что это дети евреев, и охотно им помогали».

После оккупации Венгрии Дьора Шпира вместе с братом вернулись в Прешов к своей семье. Шпиры всегда жили бедно, но теперь ситуация стала совсем отчаянной. Их взял под свое крыло сильно состарившийся Адольф Амстер, у которого отняли дочь Магду. Дьора с братом со своей стороны делали все, чтобы помочь Амстерам во время вынужденного переселения в западные районы. Той осенью им удастся избежать последних депортаций, но зимой 1945 года они все равно будут вынуждены – подобно Гартманам и Гроссам – укрыться в лесу.

Словацкое восстание долго не продержалось, и ответ со стороны СС и Глинковой гвардии был жестоким.

«Они входили в деревни вместе с местными фашистами из Гарды и выискивали там замужних женщин, которые жили без мужей, – вспоминает Иван Раухвергер. – Если женщина не могла доказать, что ее муж воюет в армии Тисо или работает по найму на Германию, ее допрашивали, пытали и чаще всего убивали».

«Люди из Ваффен-СС[78] были даже менее кровожадны, – саркастически добавляет он. – Они обычно просто убивали евреев, порой – целыми семьями, ну а партизан – само собой. В июне сорок пятого рядом с военным аэродромом в Спишской Новой Веси, в моем родном городе, я лично присутствовал при эксгумации тел, порядка двадцати, все уже истлевшие. И там рыдали горько скорбящие женщины из местных деревень. Видимо, в могиле были их мужья, которых схватили за участие в партизанском движении или за поддержку восстания».

«Регулярная армия – вермахт – действовала строго по инструкции. Они расстреливали партизан. Если попадались евреи, то их забирали и передавали словацким фашистам. Поэтому евреев, которых схватили между октябрем 44-го и февралем 45-го, часто отправляли в немецкие лагеря».

Именно это и случилось с Ивановой семьей, включая мать и сестру. Он в то время сражался в горах вместе с партизанами и не мог знать, что всю родню схватили и депортировали. Его мать Эвжения погибнет в Равенсбрюке, а 16-летняя сестра Эрика останется в живых[79].

Когда Иван воевал в партизанах, семья пряталась в пещере, «где жизнь была невыносимо трудной, – вспоминает он. – Ни костер разжечь, ни помыться. Спали прямо в зимней одежде, а чтобы найти место и сходить в туалет, приходилось пробираться сквозь глубокие сугробы. Снаружи –15 градусов мороза». Ему удалось найти лесника, который согласился приютить его семью на три-четыре дня, пока сам Иван не вернется, – а он был одним из сменных связных между русскими и французами. «После вахты я набил вещмешок грязным бельем, которое мама обещала выстирать». Задняя калитка у лесника стояла распахнутой, и там были два немца внутри, которые рявкнули, требуя предъявить документы. Иван бросился наутек. Мать и сестру схватили и сразу депортировали.

Совершая в сентябре 1944 года последний отчаянный рывок в деле освобождения Словакии от евреев, гардисты с эсэсовцами арестовывали всех подряд. За два месяца было депортировано около 12600 человек – большей частью в Аушвиц. Наказывая словацких евреев за восстание, нацисты почти никого из них не оставляли в живых. Вместе с венгерскими евреями они все шли в газовую камеру – по две тысячи человек за раз.

День за днем наблюдая, как неуклонно нарастающие, словно приливная волна, толпы венгерских и других евреев безостановочно бредут на газ, ты становишься другим человеком. Даже самые религиозные девушки в «Канаде» изменили своей вере. В 1944 году после Рош ха-Шана никто из первого транспорта уже не постился на Йом-Киппур. Но некоторые из новеньких, и в их числе Юлия Бирнбаум, пост соблюдали. Перед заходом солнца Юлия спрятала хлеб в карман фартука. К завтрашнему закату кусков станет уже два – в честь Бога, родителей и всего ее народа.

На видео из Фонда Шоа Юлия по-прежнему смотрится красавицей – высокие скулы и мягкие черты лица. Прикрыв глаза, она описывает сцену,