Варяги и Русь - Александр Лавров

Сверкнула огненной змеей молния, и над самой головой Зыбаты загрохотал громовой раскат. Хлынул дождь. Юноша подставил сложенные ладони рук и с безумным восторгом пил накоплявшуюся в них воду. Дождь обливал его с головы до ног, но это было только приятно Зыбате. Жажда была утолена, вместе с этим возвратились силы. Дождь освежил Зыбату, вернул ему бодрость; юноша досадовал лишь на то, что не во что ему было сделать запаса воды.

Гроза промчалась так же быстро, как и налетела. Молния еще змеилась на темном небе, но гром грохотал где-то уже совсем далеко. Воздух был чист и дышал ароматами леса. Зыбата ликовал. Ему так же, как и тогда, когда он нашел тропу, казалось, что он уже спасен, и он решился, несмотря на темноту, идти дальше. Встреча со зверями его не пугала. Топор оставался при нем. Да и ночь после грозы обещала быть лунной, светлой. Зыбата пошел. Действительно, луна, полная, ясная, скоро засияла на небе и залила своим кротким светом лес и тропинку, по которой брел юноша. Идти было легко, налетавший то и дело ветерок приятно обдавал Зыбату своею прохладою.

Наконец тропинка уперлась в лесную прогалину. Сначала Зыбата испугался. Ему показалось, что он опять вышел на ту же самую поляну, но он сейчас же увидел, что это совсем другое место. Прямо на против Зыбаты, на другой стороне ее, виднелась маленькая избушка, ярко освещенная лунным светом. Вдруг он почувствовал, что голова его стала тяжелой, все тело горело, как в огне, а ноги отказывались идти. Сделав над собой невероятное усилие, юноша шагнул вперед, его шатало из стороны в сторону.

«Не огневица ли у меня», — невольно подумал он.

Зыбата сделал еще несколько шагов вперед и тут же почувствовал, что далее идти не может. Он хотел крикнуть — язык отказывался повиноваться ему, он сделал еще шаг и без чувств повалился на влажную после дождя землю.

Когда он очнулся, уже сиял день. Юноша с удивлением огляделся вокруг и увидел, что он лежит в маленькой, низенькой комнате. В поднятое окно проникали лучи солнца. Зыбата лежал на охапке свежей, душистой травы, покрытой сверху какою-то тканью. Чья-то заботливая рука укрыла его самотканым покрывалом. Он опять стал оглядывать избушку. Взор его остановился невольно на одном углу и легкий вскрик сорвался с его губ.

— Здесь христиане! — воскликнул юноша и приподнялся, вглядываясь в угол.

Там висел образ, какой он уже не раз видел в Киеве в христианских семьях.

Зыбате захотелось встать, но слабость была так велика, что, едва сделав движение, он опять упал на свое мягкое ложе.

Зыбата закрыл глаза, а когда он снова открыл их, то увидал около себя седого, согбенного старца с длинной, ниспадавшей на грудь седой бородой.

— Кто ты? — прошептал юноша.

— Лежи спокойно, сын мой, — последовал кроткий ответ, — не бойся ничего. Самое худшее ты перенес. Недуг не уничтожил тебя, и ты будешь здоров.

— Это ты спас меня?

Старец грустно улыбнулся и покачал головой.

— Нет!

— Как нет? Как же я очутился здесь?

— Бог тебя привел сюда к моей хижине. Он тебя и спас.

— Бог? Какой Бог? Бог христиан?

— Да, Он, Всемогущий, Всезнающий, Всевидящий, Всемилостивый.

«Да, да, старец прав, — пронеслось у него в голове, — Бог христиан привел меня сюда. Пойди я другою дорогою, я погиб бы. Верно, этот старик — жрец христианского Бога!»

Он внимательно принялся разглядывать старика и чем дольше смотрел он на него, тем более убеждался в том, что он где-то уже раньше видел его.

Однако спросить прямо старца об этом Зыбата не решался.

— Неужели же я проспал целую ночь? — спросил он.

Старик улыбнулся.

— И даже не одну, сын мой! — ответил он.

— Как не одну? Ведь я пришел сюда вчера!

— Нет, не вчера, три раза уже всходило солнце после того, как я нашел тебя.

— Прошло три дня! Быть не может! Я болен?

— Да.

— Огневица?

— Могла бы быть, но, благодарение Небесному Отцу, этого не случилось. Настой целебных трав помог тебе избыть недуг. Но успокойся, попытайся уснуть, и Господь дарует тебе выздоровление.

Старик поднялся с ложа Зыбаты, на которое он присел в ногах больного, в начале их разговора.

— Постой, отец, — остановил его юноша, — скажи, скоро я буду здоров?

— Недуг, смерть, выздоровление — все это в воле Господа. Молись, если можешь, и жди помощи.

Он направился было к выходу, но Зыбата опять остановил его.

— Я тебя где-то видел, отец!

— Быть может. Но тебе нельзя так утомляться, — остановил его старик, — засни!

— Ты не хочешь сказать мне… Скажи по крайней мере, как зовут тебя.

Старик остановился и пристально поглядел на приподнявшегося на локтях юношу.

— Теперь, по милости Божией, меня зовут Андреем, — ответил он.

— Теперь, а прежде звали иначе?

— Да… Но спи, сын мой. Сон необходим тебе. — И Андрей поспешил выйти из избы.

Зыбата откинулся на свое ложе. Веки его смыкались, но в то же время Зыбата чувствовал, что заснуть он не может. Странная, приятная нега овладела им. Думалось как-то особенно легко. «Да, да, прав этот старик христианин, — размышлял Зыбата, — но все-таки странный этот Бог у христиан. Я не веровал в него, поклонялся грозному нашему Перуну, боялся Чернобога, любил веселого Леля, а Бога христиан знать не хотел, и вот, когда я попал в беду, никто из моих богов не захотел мне помочь, а помог Тот, Который мне был чужим. Теперь я буду всегда чтить его. От своих богов я не могу отказаться. Им поклоняется князь Святослав и весь народ славянский, но я и Бога христиан буду чтить наравне с ними и даже больше их. Только нужно непременно узнать у старика Андрея, что это за Бог и как поклоняться мне ему».

Потом ему припомнились разговоры, которые он слышал среди дружинников. Говорили, что теперь Святослав возвращается в свой стольный город лишь с тем, чтобы передать управление Русью своим сыновьям, над которыми он решил поставить свою мудрую мать. Говорили, что после этого князь уйдет на Дунай, завоюет все Болгарское царство, утвердится в нем, и, таким образом, Русь станет соседом богатой Византии. «Неужели же я не попаду в этот поход? — с некоторою горечью подумал Зыбата. — Горе мне, если княжеские дружины уйдут без меня!»

Долгие думы утомили юношу, и он заснул. Когда же он проснулся и открыл глаза, то увидал, что приютивший его старик стоит на коленях пред образом и при свете лучины молится, глядя в какой-то свиток, испещренный непонятными Зыбате знаками.

Юноша не подал вида, что он не спит. Он с любопытством смотрел на молящегося старца и стал вслушиваться в тихий его шепот. Сначала он не мог понять, что он такое шепчет. Слова были ему совершенно незнакомыми. Потом, вслушавшись, Зыбата сообразил, что старик произносит слова на том же наречии, на каком говорят часто наезжавшие в Киев византийские торговцы, но удивлению его не было границ, когда Андрей, отложив в сторону свиток, стал произносить на родном наречии удивлявшие Зыбату просьбы к своему Богу.

Старец молился о даровании долголетия княгине Елене-Ольге, о просветлении великим светом христианской истины князя Святослава, а вместе с ним и всей Руси. Но еще более удивился Зыбата, когда услыхал, что молившийся упомянул его отца, Простена, а потом самого Зыбату в своей молитве и просил у своего Бога им, поклонявшимся Перуну, даровать скорое выздоровление, а отцу ниспослание милостей и просветления.

Вне себя от изумления Зыбата приподнялся на своем ложе.

— Отец, отец, — воскликнул он, — ты молишь своего Бога обо мне и о моем отце?

Старец Андрей остановился, поднялся с колен, перекрестился еще раз и просто сказал:

— Ты слышал!

— И ты думаешь, твой Бог исполнит твою мольбу?

— На то Его святая воля!

— Но я не чту Его! Я кланяюсь Перуну!

— Господь милосерден… Ты язычник, но Божие милосердие не имеет пределов.

— И Он, твой Бог, всегда был таким?

— Да… Всегда.

— Отец, — попросил Зыбата, — расскажи мне про твоего Бога.

Старец подошел к нему.

— Не теперь… Ты недужен и не готов выслушать великие истины. Придет еще время.

— Нет, я прошу тебя, — настаивал юноша.

Андрей колебался, но юноша молил его с такой искренностью, что он наконец сдался. Присев на постель, он заговорил с ним сперва о том, как Господь создал бесплотных духов и весь видимый мир. Потом он стал рассказывать ему о Христе. Он рассказал юноше, как родился Богочеловек в Вифлееме, как протекло Его раннее детство и как Он наконец начал свою великую проповедь любви и всепрощения. Зыбата слушал его, затаив дыхание. Андрей и сам увлекся своим рассказом. Оба они и не заметили, как промелькнула ночь и забрезжил рассвет.

— Я хочу быть христианином, слышишь, отец? Ты говорил, что для этого нужно креститься, крести меня! — воскликнул Зыбата, когда утомленный Андрей смолк.