Варяги и Русь - Александр Лавров

Святослав приблизил Прастена к себе и даже отличал от любимцев своих Сфенкала и Икмора, но не мог все еще успокоиться Прастен. Постоянно он жил под страхом мести Стемида. О смерти его ничего не было известно. Прастен постоянно думал, что вот-вот враг его вернется, отомстит жестоко и за себя, и за погубленного сына…

Как бы желая стряхнуть тяжелые воспоминания, Прастен покачал головой и поднялся.

— Пойдем! — сказал он сыну, и Зыбата не узнал хорошо ему знакомого голоса отца.

— Батюшка, родимый, что с тобой! — воскликнул Зыбата, кидаясь к отцу и с тревогою вглядываясь в его лицо.

— Не знаю, поймешь ли ты меня после всего того, что наговорил тебе этот старик христианин?

— Пойму, отец, говори.

— Так слушай, месть — священное дело!

— Так ли?

— Для меня так, и иначе и быть не может.

— Пусть будет по-твоему, отец.

—. У меня есть заклятый враг…

Зыбата пылко воскликнул:

— Прикажи мне рассчитаться с ним!

Прастен горько усмехнулся.

— Эх, когда бы так, я и сам бы давно уже это сделал…

— Что же тогда!

— А то, что я жду его мести…

— Кто же этот твой враг?

Но Прастен будто не слыхал вопроса.

— Так и должно быть, — продолжал он, — так всегда и будет. Что может быть выше и слаще для человека, чем месть… О, какие это сладкие мгновения! Ты торжествуешь, а враг твой проклинает то время, когда он родился на свет… Ничто выше и слаще этого не может быть!

— Отец! — воскликнул в ужасе Зыбата.

— Нет, сын, — мрачно сказал, не глядя на Зыбату, Прастен, — месть — это справедливое священное возмездие… Если бы не было ее, нельзя было бы жить, иначе тот, кто силен, неистовствовал бы над слабым; так и знай, Зыбата, и что бы тебе ни говорили христиане, не верь им. Месть необходима, ибо ею держится справедливость, и, боясь ее, люди живут мирно.

Он пристально посмотрел на сына и потом, положив руки на его плечи, сказал:

— Зыбата, слушай и пойми! Заклятый враг мой должен мне отомстить. Когда-то, еще тогда, когда, ты не родился даже, я обидел его. Много лет прошло с тех пор, если бы я встретил врага, я убил бы его и был бы спокоен, но я не нахожу его, не знаю, где он, и постоянно жду и боюсь, что вот-вот он появится. Не за себя боюсь я, Зыбата, не за себя! Боюсь за тебя, потому что его месть не может обрушиться на одного меня, но и тебе он будет мстить, дабы заставить меня терзаться! Он будет прав, сын, ибо я поступил с ним так же!

— Что ты сделал ему, отец? — воскликнул юноша.

— Я на его глазах убил его сына! — глухо ответил Прастен.

Зыбата смотрел на него с ужасом и жалостью.

— Он был твоим врагом? — спросил он.

— Нет.

— Зачем же ты так сделал?

— Я ненавидел его.

— За что?

— Он был справедлив ко мне, а я не мог этого вынести.

Зыбата опустил голову.

— Месть его неизбежно должна пасть на твою голову: кровь за кровь, смерть за смерть! Я убил его сына, он убьет моего… И будет прав!

— Отец, скажи мне его имя! — воскликнул Зыбата.

— Его звали Стемид.

— Варяг?

— Да, хотя и родился он в Киеве, но его отец пришел с Рюриком на Ильмень.

— Он жив?

— Не знаю, я ничего не слышал о его смерти.

— И ты думаешь, он не забыл?

— Как можно забыть о мести, — сказал Прастен, — я первый стал бы презирать его, если бы было так…

— Где-же он теперь?

— И этого я не знаю… Я отдал его печенегам. Когда при воеводе Претиче они подходили к Киеву. Но довольно говорить об этом. Я сказал тебе все, чего я боялся, что мучило меня, я думаю, что должен предупредить тебя, дабы знал ты, что грозит тебе; пойдем домой, солнце встало совсем высоко.

Они пошли обратно. Прастен весь был под впечатлением своих воспоминаний. Зыбата понимал, что творилось в душе его родителя. «Отец сказал, что мстить надо так, — думал юноша, — чтобы враг проклинал то время, когда он пошел против меня. И что же теперь? Врага его нет, о нем нет ни слуху ни духу, а между тем вот он сам, наверно, проклинает то время, когда убил сына Стемида. Я понимаю, что он боится за меня, и в этой боязни, пожалуй, больше мести, чем в самой лютой казни. И Андрей мне говорил об этом! Как я рад, что отец пойдет со мной! Старик христианин успокоит его.

В молчании дошли они до того места, где тропинка, вившаяся по горе, расходилась на две. Прастен сказал сыну, чтобы тот был готов в путь к его возвращению, потом направился к Детинцу, Зыбата же повернул к своим хоромам.

После полудня Прастен вернулся из княжьего дворца. Недавнее его уныние теперь прошло. Он был весел, разговорчив и даже, что бывало с ним очень редко, шутил и с сыном и с женой.

Он рассказал Зыбате, что князь Святослав торопится со сборами в предстоящий поход.

— Великую, небывалую еще никогда рать собирает князь, — говорил он, — пойдут в болгарские страны не только его дружины, но и печенегов он ведет с собой, а у Дуная венгры к нему пристанут.

— Думаешь, отец, успешен будет поход? — спросил Зыбата.

Разговор их происходил в то время, когда они переправились через Днепр и были на пути к лесу, в котором жил старец христианин.

Желая почтить человека, оказавшего помощь сыну, Прастен постарался возможно торжественнее обставить свое появление у отшельника: он оделся в лучшее свое платье, надел на себя свои воинские доспехи; сел на своего боевого коня.

Зыбата тоже был в одежде младшего дружинника.

Следом за ними тянулось несколько подвод, до верху нагруженных зерном, вином, привезенным из Византии, всякими припасами, богатыми одеждами. Словом, богато намеревался воин отблагодарить за сына доброго старика.

Зыбата поглядывал на все это, думал о том, как отнесется Андрей к дарам отца. Он видел убогую жизнь старца, знал, что он довольствуется для себя самым малым, и думал, что он отвергнет все, что ни предложит ему Прастен, как совершенно ненужное и бесполезное. «Тогда отец обидится», — думал Зыбата и боялся, как бы не оскорбил Прастен в гневе Андрея.

Он то и дело поглядывал на отца, стараясь подметить что-либо на его лице, что говорило бы о сделанных утром признаниях, но Прастен был весел, как никогда.

— Ты спрашиваешь, будет ли успешен этот поход, — сказал он в ответ, — думаю, что победа ждет нашего князя. Такая рать! Византия совсем бессильна. Ее дружина ничтожна, и Святослав завоюет все болгарское царство, а там возьмет и город Константина. Так он думает теперь.

— Да на что он ему?

— Увеличится царство его, и будет оно от Северного варяжского моря до Южного. Святослав не будет прибивать щита к воротам Царьграда, как сделал это Олег. Ему нужен сам Царьград…

— Чего же он раньше не взял его?

— Препятствовала княгиня Ольга. Она была защитницей греков, а князь Святослав был добрым сыном.

— Он и при матери собирался на Царьград…

— Собирался и не раз. Вот когда он вернулся из последнего своего похода, он прямо сказал матери, что уходит в Переяславец-Дунайский, а в Киеве на Днепре жить более не будет. Греки шлют туда золото, ткани, вино и плоды, — говорил он, — богемцы и венгры — коней и серебро, со всей Руси свозятся в Переяславец меха, воск, медь; как же не овладеть таким городом, который может превзойти Киев?

— Что же Ольга?

— Сперва стала отговаривать, а после прямо-таки не пустила его на Дунай.

— Как? Князя Святослава не пустила?

— Да…

— И он послушался ее?

— Матери нельзя не послушаться, — наставительно сказал Прастен, — нельзя было Святославу не послушаться Ольги и потому еще, что близки были к концу дни ее. Смерть уже подошла к ней, и мудрая княгиня чувствовала ее дыхание. «Похорони меня сперва, — сказала она сыну, — а потом иди, куда хочешь!» И Святослав остался.

— А княгиня Ольга скоро умерла после этого?

— На четвертый день…

— Вот, я думаю, князь тризну-то справил!

— Нет, она запретила это. Она строго приказала, чтобы похоронил ее среди христиан и по христианскому закону. Так и поступили по ее желанию.

— Да, она была христианка! — проговорил Зыбата и обернулся.

Ему как будто послышался доносившийся до его ушей откуда-то издали крик.

Юноша не ошибся. По полю вдогонку им неслись во весь опор два всадника.

— Батюшка, смотри-ка, кто-то нас догоняет, — воскликнул юноша.

Прастен приподнялся на седле, прикрыл глаза ладонью руки от солнца и зорко посмотрел на всадников.

— Княжич Владимир! — воскликнул он.

— А с ним Улеб! — добавил Зыбата.

— Придержим коней, подождем их.

— Подождем, отец!

Прастен и Зыбата остановились.

Еще издали Владимир закричал, что только было силы:

— Прастен, Зыбата, подождите! Мы с вами!

Отец Зыбаты тронул лошадь навстречу княжескому сыну.