Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд

Бойса, а офицеры подначивали их досаждать пехоте. Между разными полками возникали недоразумения из-за квартир, регулярно случались стычки из-за размещения и фуража. Один предприимчивый младший кавалерийский офицер повел своих людей воровать и грабить на большой дороге ради личной выгоды и при общей путанице в полномочиях не соблюдал дисциплины, заявляя, что подчиняется некоему полковнику, который находился слишком далеко, чтобы повлиять на него. С помощью преданных людей Руперт делал все возможное для поддержания порядка, но проблема была слишком масштабной, чтобы ее мог решить один человек.

Неразбериха и споры по поводу старшинства командиров не знали конца. В Южном Уэльсе и прилегающих к нему болотах самым способным и эффективным командующим на тот момент был сэр Уильям Вавасур. Поначалу он помогал маркизу Вустеру и лорду Херберту набирать войска после разгрома их первой армии при Хайнеме. Вскоре, к большому недовольству лорда Херберта, военный совет в Оксфорде стал отправлять приказы непосредственно Вавасуру. После этого Вавасуру оставался один шаг до того, чтобы начать действовать независимо от Херберта, который, как он намекал, не пользовался популярностью в Южном Уэльсе. Вавасур считал, что он должен командовать если не в самом Уэльсе, то хотя бы с английской стороны границы. К сожалению, двое других питали такие же надежды. В Северном Уэльсе старый архиепископ Уильямс после отъезда из Йорка засел в своем укрепленном замке Конвей и заявил, что является королевским комендантом, чем сильно возмутил сэра Артура Кейпела, которого король назначил своим командующим в тех местах, и наиболее активное роялистское дворянство, считавшее, что планы архиепископа постоянно входят в противоречие с их собственными.

Наряду с победами короля споры между командирами множились и расходились кругами от пронизанного интригами двора. В награду за денежные пожертвования и военные заслуги король щедро раздавал баронство и рыцарство, но с ростом числа награжденных росло и число недовольных. Байрон, получивший после Ньюбери титул пэра, хотел, чтобы его назначили губернатором к принцу Уэльскому, и пытался заручиться помощью Руперта. Он сетовал, что именно его, а не какого-нибудь богатого олдермена из Честера следовало сделать губернатором этого города. Хертворд, которого с почетом освободили от его воинских обязанностей, продолжал уверенно вмешиваться в дела армии, и его кандидат на должность губернатора Уэймута, молодой влиятельный в тех местах джентльмен Энтони Эшли Купер, обошел военного, которого продвигал принц Мориц. Через шесть месяцев Эшли Купер перешел на сторону парламента, но жалеть было уже поздно.

III

И все же раздоры в штабе короля, похоже, были не такими глубокими, как на стороне парламента. Эссекс и Уоллер открыто враждовали, сын лорда Сея Нэт Файнс, взбешенный обвинениями в трусости, потребовал расследования обстоятельств сдачи Бристоля и после сурового разбирательства был приговорен к смерти. По стране пошли слухи, что лидеры парламента переправляют свои ценности в Голландию или даже в Новую Англию, и, пока его друзья и враги соревновались, кто больше верит в то, что «их последняя надежда – благословенные братья-шотландцы», сами шотландцы с опаской смотрели на сектантов, наводнивших Лондон и армию.

Кромвеля обвинили в пособничестве анабаптистам. «Они не анабаптисты, – писал он, – они честные умеренные христиане». Но многие, как и шотландцы, подозревали, что «честные умеренные христиане» Кромвеля в итоге могут оказаться опасными. Он сделал из своих скромных земляков из Восточной Англии замечательных солдат, он дважды побеждал роялистскую кавалерию и в критические недели летнего наступления роялистов практически в одиночку предотвратил катастрофу в Восточном Мидлендсе. Как солдат он был незаменимым оплотом парламента, но не станет ли он опасен, когда война закончится? Этот вопрос уже задавали. На данный момент Кромвель вел себя приемлемо. Он принял Ковенант, как и многие из тех, чьи представления о церковных реформах не отвечали пресвитерианскому образцу. Некоторые из них, подобно Джону Селдену, приняли его с циничной мыслью, что лучше просто дать эту клятву, словно глотаешь пилюлю не разжевывая.

Пим стремился обуздать критический настрой шотландцев, подчеркивая те пункты, которые не вызывали у сторон разногласий. Осень и зима ознаменовались дальнейшими преследованиями «прелатской» партии. Необходимость принятия Ковенанта вызвала ряд перестановок и исключений. Около трети сотрудников кембриджских колледжей ушли, или они были исключены, и университет подвергся серьезному реформированию. Из часовен при колледжах исчезли хористы, хотя Тринити-колледж каким-то чудесным образом продолжал платить 40 шиллингов в год органисту, «чтобы он не играл на органе». В Суффолке приехавший от имени парламента Уильям Доузинг энергично объехал все приходские церкви и приказал уничтожить картины, фигуры ангелов и «другие мерзости». В кафедральном соборе города Или Оливер Кромвель, если верить классической традиции, положил конец использованию молитвенника, прервав священника, который вел службу, словами: «Оставьте ваши глупости и спускайтесь». Процесс по обвинению архиепископа Лауда, долгое время откладывавшийся за недостаточностью доказательств, был возобновлен, хотя шотландцы усмотрели в этом просто желание успокоить их. «Теперь он являет собой персону столь ничтожную, что мы не придаем значения этому процессу», – писал шотландский уполномоченный из Глазго доктор Бейли. Он прибыл в Англию со священниками, которые должны были следить за соблюдением интересов Шотландии и исполнением Ковенанта их английскими союзниками, и в течение следующих нескольких лет его живые откровенные письма освещали происходящее.

Затем были приглашены шотландские богословы, чтобы принять участие в Весминстерской ассамблее. Ее заседания, по крайней мере, обогревались хорошим угольным камином (причем уголь был шотландским), но, если не считать комфорта, они не удостоились похвал критически настроенных ковенантеров. По их мнению, религия в Англии пребывала «в состоянии самой прискорбной анархии и неразберихи», которую многословные книжные аргументы английских богословов, похоже, только усиливали. Когда обсуждался вопрос искоренения папизма, один из них на целый час задержал дебаты, рассуждая о значении слов. «Было бы очень хорошо понять, что есть католицизм и что означает его искоренение». От членов-мирян Джон Селден с мрачной иронией пародировал аргументы книжников: «Все это вы можете прочитать в ваших маленьких карманных Библиях с позолоченными листочками, но на иврите это читается так…» Вместо того чтобы участвовать в демонстрации учености и языковых познаний, шотландцы хотели видеть, как будет низвергнут и заменен великий идол Англии – «Богослужебная книга». Они были потрясены, когда узнали, что Ассамблея не имеет власти выдвигать идеи, а может лишь обсуждать церковную реформу, которую укажет парламент, – типично английский эрастианский[24] план, который они попытались обойти путем создания совместного комитета членов Ассамблеи и парламента для разработки программы церковной реформы.

В светской политике они уже приняли меры, добавив к плодовитой лондонской прессе свою газету The Scottish Dove («Шотландский голубь»). Этот еженедельный посланец с ковчега нес в клюве оливковую ветвь и свиток с