Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд

доброжелательно, парламент вывез всю мебель из дворца королевы Сомерсет-Хаус, где он должен был жить. Следующей неприятностью стал случай, когда солдаты, которым давно не платили денег, вломились к нему в дом и украли столовое серебро. В его свите скрывался переодетый фаворит королевы, католик Ват Монтегю, который надеялся перебраться к королю в Оксфорд. Парламент выследил его, лишил дипломатической неприкосновенности и отправил в Тауэр. Но, несмотря на такую невежливость, д’Аркур понимал, что интересам Франции лучше послужит поддержание хороших отношений с парламентом.

Когда он добрался до Оксфорда, король принял его любезно, а королева, придававшая его приезду большое значение, передала теплые слова Анне Австрийской. Но домой д’Аркур сообщил, что двор кишит друзьями Испании. Многие из королевских командиров действительно до этого находились на испанской службе во Фландрии. Фламандское оружие и корабли из Дюнкерка отстаивали дело короля на суше и на море. Французы, несомненно, могли обеспечить Карлу достаточную поддержку, чтобы он не зависел от испанской и фламандской помощи, если бы считали, что оно того стоит. Д’Аркур посчитал, что не стоит. Это было бы слишком дорого, и, пока парламент контролировал военный флот, было бы неразумно усугублять проблемы Франции, делая из него ненужного врага. Что же касается посредничества в мирных переговорах, то короля возмущал даже намек на это. В письме к принцу Руперту он утверждал, что не рассматривает в будущем никаких иных вариантов, кроме переговоров лично с Эссексом, как «главным мятежником», что было логичным следствием его летнего заявления, в котором он отказался признавать законным парламентом тех, кто остался в Вестминстере. В таких обстоятельствах Карл и французский посол расстались с взаимными комплиментами и взаимным неудовлетворением.

Отношения короля с португальским представителем Антонио де Соуза были более сердечными. Парламент относился с подозрением к этому деятельному скрытному человеку, который успешнее других своих коллег умудрялся быть полезным обеим партиям. Он являлся одним из основных каналов связи короля с его друзьями в Лондоне, но последние три года Португалия бунтовала против Испании, и парламент не мог предпринять каких-либо действий против нации, которая боролась с ее традиционным врагом, тем более торговые отношения с Португалией имели для него существенное значение. Таким образом, Соуза успешно воспользовался своим пропуском в Оксфорд, где после дружеской беседы организовал для короля поставки в порт Фалмут оружия, купленного в Голландии на португальские деньги. Правда, на практике этот изощренный план оказался вне его контроля, и, когда оружие было в конце концов отправлено на голландском корабле, капитан, несомненно помня о симпатии короля Карла к Испании и к ненавистным дюнкеркцам, отказался идти в Фалмут и вместо этого отвез свой груз в Лиссабон.

Той зимой практически все надежды короля на получение иностранной помощи оказались тщетны. Ни голландские Генеральные штаты, ни принц Оранский не стремились делать что-либо большее, чем быть посредниками в мирных переговорах, хотя король намекал на возможный брак между принцем Уэльским и дочерью принца Оранского. Эти намеки не отменяли других робких шагов, предпринятых в направлении единственной французской принцессы, союз с которой представлялся возможным, дочери герцога Орлеанского. Подобные планы не были полностью отброшены, даже когда список возможностей пополнился третьей невестой – 5-летней португальской инфантой. Но самой большой неудачей для короля стала возобновившаяся война между Данией и Швецией. Король Христиан IV делал Карлу серьезные предложения о помощи военным флотом, но теперь они отпали, поскольку флот понадобился ему самому для борьбы со шведами.

С приходом осени в штаб-квартире короля воцарилась депрессия. Болезнь, косившая летом армию Эссекса в долине Темзы, к августу распространилась на королевские войска и город Оксфорд. Лето было сырым и жарким, нездоровая погода сказывалась на переполненном людьми городе, где солдаты спали на матрасах прямо на улицах, а дворяне на переполненных душных чердаках, где не хватало прачек и в целом рабочей силы, где трубопровод и канализация были забиты отходами. Эпидемия была скорее масштабной, чем грозной, хотя среди немногих умерших были поэт Уильям Картрайт и губернатор Оксфорда сэр Уильям Пеннимен. Принц Мориц в своем лагере под Плимутом тоже опасно заболел, но король послал к нему знаменитого Уильяма Харви, и принц пошел на поправку.

Конец победного лета принес неутешительный урожай в виде взаимных обвинений в лагере кавалеров. Королевская армия не была расколота таким очевидным соперничеством, как соперничество между Эсексом и Уоллером на стороне парламента, но была изъедена завистью и пронизана интригами. После возвращения королевы в каждом углу снова поднялся прежний заговорщицкий шепот. Она почти сразу стала ревновать к тому влиянию, которое имел на короля Руперт. После смерти Фолкленда государственным секретарем стал Джордж Дигби, и теперь он при помощи королевы вернул себе доминирующую роль в Королевском совете, которую утратил с появлением Руперта.

Неутомимый принц занимался укреплением Таучестера, набором рекрутов в валлийских болотах, планированием приема и распределения сил из Ирландии, организацией непрерывной – а для лондонцев действующей на нервы – серии рейдов в Чилтернс и долину Темзы. Время от времени он появлялся в Оксфорде, присутствовал на ужине или танцах, которые давала королева, играл в теннис с королем и двумя младшими принцами. Но это были мимолетные визиты, короткие перерывы в исполнении суровых армейских обязанностей. У него не было времени заниматься укреплением своих позиций при дворе, и по характеру он не мог тягаться с Дигби в качестве придворного или дипломата. Его целеустремленность и концентрация на нуждах войны и невосприимчивость к чувствительности других создавали ему врагов. Герцог Ричмонд, который в последний год сглаживал его проблемы в кругу придворных, был отправлен королем с миссией в Париж, и Руперт, слишком простодушный, чтобы кого-то подозревать или противостоять дворцовым интригам, на два-три критических месяца остался без друга в королевской спальне.

Он без колебаний обвинил Уилмота, что тот позволил Эссексу с его войсками дойти до Глостера, а Гарри Перси – в провале снабжения Ньюпорт-Пагнелла, и, таким образом, нажил себе среди друзей королевы двух непримиримых и коварных врагов. Молодые придворные, у которых возникали проблемы из-за их военной некомпетентности, делали язвительные замечания в его сторону с безопасной высоты своего привилегированного положения. Сын Эндимиона Портера жаловался на «хмурые взгляды, которые его высочество соизволил бросать на меня», но хмурые взгляды ничего не могли сделать с высокомерным неподчинением этих привилегированных придворных. Другие, которые считали, что, на их вкус, принц слишком прямолинеен и своеволен, скрывались от него на гарнизонной службе. Между тем кавалерия после летних рейдов вышла из-под контроля, и его осаждали жалобами. Кавалеристы, расквартированные в Ньюбери, ни в грош не ставили коменданта соседнего замка Доннингтон полковника