Александр I - Сергей Эдуардович Цветков

В Борго по высочайшему указу собралось собрание представителей сословий Финляндии. Александр почтил собрание своим личным присутствием. 16 марта он произнес перед депутатами речь, в которой, между прочим, сказал:

— Я обещал сохранить вашу конституцию, ваши основные законы; собрание ваше здесь служит ручательством моего обещания.

Царь провозгласил сохранность для финнов их религии, законодательства, прав и привилегий каждого сословия. Финляндия становилась самой свободной частью империи.

19 марта Александр посетил Або, въехав в город через триумфальную арку с выбитой на ней надписью по-шведски: «Александру I, войска которого покорили край и благость которого покорила народ». 25 марта царь вернулся в Петербург. Перемирие было прекращено и военные действия возобновились. Главнокомандующим русских войск в Финляндии был назначен Барклай де Толли, который, по словам царя, час от часу все более ему нравился. Мир со Швецией был подписан только в сентябре.

***

«Вся Европа восстанет на него. Чем крепче он сковал народы, тем страшнее будет взрыв. Верьте мне: если мы только продержимся, Франция падет, истощенная своими победами», — говорил в 1806 году, после Йены, прусский генерал Блюхер.

В 1808 году это время еще не наступило. «Солнце Аустерлица» еще раз блеснуло Наполеону, но на этот раз — из-за грозовых туч.

Из Эрфурта французский император двинулся в Испанию, рассчитывая, что ему понадобится не больше трех месяцев на ее усмирение. Французская армия, численность которой была доведена до 250 тысяч человек, нанесла испанцам страшное поражение при Бургосе (10 ноября), а затем в двух сражениях добила регулярные части повстанцев. Восстановив в Мадриде власть своего брата, император бросился на северо-запад полуострова, бешено преследуя английскую армию генерала Джона Мура. Однако в первых числах января тревожные известия из Франции заставили его приостановить преследование и вернуться в Париж, чтобы дать отпор другим врагам.

После его отъезда последним крупным успехом французов стало взятие Сарагосы, ознаменованное грандиозной трехнедельной резней на улицах города. Каждый дом был превращен испанцами в крепость, на французские штыки бросались даже женщины и дети. К 27 января 1809 года город почти обезлюдел: в домах и на залитых кровью улицах осталось лежать до 20 тысяч солдат гарнизона и больше 32 тысяч мирных жителей. Вступив победителем в этот страшный некрополь, маршал Ланн, руководивший осадой, с горечью воскликнул: «Какая война! Быть вынужденным убивать столько храбрых людей или пусть даже сумасшедших людей! Эта победа доставляет только грусть!».

Но на место уничтоженной испанской армии встали тысячи партизан, которые начали по всей стране герилью — «маленькую войну» против французов, стоившую им двух «больших» войн. Очень скоро самые дальновидные из французских генералов постигли истину: «Очень легко разбить испанцев, но победить их невозможно, потому что невозможна никакая с ними правильная война. Становясь длительной, такая война разлагает войско и закаляет народ» (генерал Тьебо). Закончить войну в Испании к весне не получилось. Одна из французских депеш, относившаяся уже следующему, 1810 году, описывала здешнюю ситуацию так: «У Франции более 220 тысяч войска в Испании, а французы господствуют только в тех пунктах, где стоят их войска. Не заметно никакого улучшения в общественном мнении; никакой надежды на успокоение умов, на привлечение вождей, на покорение народа. Новые силы еще идут к Пиренеям… 300 тысяч человек будут еще пущены в ход и, может быть, погибнут в этой губительной войне. И, по мнению людей самых осведомленных, самых преданных, наиболее решившихся содействовать целям императора, ему не удастся покорить полуостров со всеми силами своей империи».

Вместо того, чтобы использовать испанский контингент Великой армии для устрашения Австрии и Пруссии, Наполеону пришлось думать о новых подкреплениях для него. Испания поглотила 300 тысяч солдат — лучшую часть Великой армии. С этого времени Наполеон мог сражаться за Рейном только одной рукой.

Отъезд императора из Испании был вызван угрозой новой войны в Германии. Результаты Эрфуртского свидания усилили решимость Австрии поквитаться за разгром 1805 года, который ставил под вопрос ее дальнейшее существование в качестве великой державы. В беседах с австрийским послом в Париже князем Меттернихом Талейран выдал венскому двору тайну разногласий между Наполеоном и Александром, выразив убеждение, что «Александра уже не удастся вовлечь в войну против Австрии». Для выяснения позиции России в отношении предполагаемой войны в Петербург в конце января приехал австрийский посол князь Шварценберг[70]. Вначале он был обескуражен словами царя, сказанными ему при аудиенции: «Если вы двинетесь, я — тоже. Вы вызовете пожар во всей Европе и сами будете его жертвой». Но после разговора с Марией Федоровной австрийскому послу показалось, что он проник в истинные намерения русской политики. «Действие, рассчитанное с хладнокровием и благоразумием, — сказала ему императрица-мать, — но выполненное с быстротой и величайшей энергией во всех его частностях, произвело бы здесь в скором времени самое благоприятное влияние». В результате Шварценберг донес в Вену, что только страх удерживает царя от открытого выступления против Наполеона, и что Александр был бы рад избавиться от французской зависимости.

В Австрии начались лихорадочные приготовления к войне. Был выработан тайный договор с Англией о 100-миллионной субсидии, австрийские дипломаты плели сеть антифранцузских интриг по всей Европе, армия сосредотачивалась на границе с германскими землями. Императрица Мария Людовика Беатриса собственноручно вышивала ленты для знамен ландвера. Сразу после открытия военных действий ожидалось восстание Пруссии и других порабощенных немецких земель. К пятой антифранцузской коалиции присоединилась верховная хунта — временное правительство восставшей Испании. Таким образом, Австрия готовилась возглавить «войну народов» против деспотизма Наполеона.

В то же время французский император узнал об интриге, возникшей в самом Париже. Талейран, в сговоре с всемогущим министром полиции Фуше, готовил общественное мнение к замене императора другим лицом, распространяя слухи о возможной гибели Наполеона в Испании и указывая на пагубность для Франции политики бесконечных завоеваний. Их стараниями уже составилось закулисное правительство, готовое прийти на смену императору; даже бесшабашный Мюрат позволил заговорщикам привлечь себя к участию в предполагаемом перевороте.

Перехваченные письма Талейрана отчасти раскрыли Наполеону истину, не осведомив его, однако, о размахе заговора и связях заговорщиков с иностранными государствами. Тем не менее гнев императора был страшен. Примчавшись в Париж, он в бешенстве кричал на Талейрана:

— Вы — дерьмо в шелковых чулках! Вы заслужили, чтобы я разбил вас, как стекло. Почему я вас до сих пор не повесил на решетке Карусельской площади? Но у меня еще есть время это сделать!

Талейран выдержал грозу с невозмутимым спокойствием и, выходя из кабинета, обронил невольным свидетелям его позора:

— Как жаль, что такой великий человек так дурно воспитан!

На следующий