Александр I - Сергей Эдуардович Цветков

отдавшее Испанию в руки Наполеона. Страна уже была наводнена французскими войсками, введенными под предлогом посылки подкреплений для португальского корпуса Жюно. В это время разлад в королевской семье дошел до того, что принц Фердинанд заставил отца подписать отречение от престола. Маршал Мюрат сразу понял выгоду, которую могла извлечь Франция из такого положения дел. Введя 80-тысячную французскую армию в Мадрид, он посоветовал Карлу IV заявить протест против своего отречения и обратиться к заступничеству Наполеона, который находился тогда в Байонне. Затем он уговорил отправиться туда же Фердинанда, чтобы оправдаться перед могущественным императором французов.

Наполеон сначала даже не мог поверить такому ослеплению.

— Неужели он здесь? — воскликнул император, когда ему доложили о приезде Фердинанда. Это была необыкновенная удача: вся королевская семья сама отдавалась в его руки! Приговор Фердинанду был подписан немедленно. «Принц Астурийский, — писал Наполеон, — очень глуп, очень зол и очень враждебен Франции».

Между тем в Мадриде вспыхнуло народное возмущение против французов. Уличные бои велись с невероятным ожесточением. Мюрат потопил город в крови и, желая вселить ужас в сердца испанцев, расстрелял уже после водворения спокойствия несколько сотен пленных. Мадридский мятеж дал повод Наполеону призвать к себе членов королевской семьи, чтобы объявить свою волю. Возложив на Фердинанда вину за начало кровопролития, император потребовал его отречения, а когда оно было получено, добился от Карла IV передачи в свои руки всех прав распоряжаться испанским престолом. Оставшиеся не у дел испанские Бурбоны были высланы во Францию.

6 июня Наполеон издал декрет о возведении своего брата, Жозефа Бонапарта, на испанский престол. Ему казалось, что давнее соперничество двух государств закончилось — Пиренеев больше не существует.

С формальной стороны приличия были соблюдены: одна французская династия уступила место другой; при этом Франция не взяла себе «ни одной деревушки». Но гордая Испания ответила на издевательский спектакль в Байонне народной войной. «Грех ли убить француза? — проповедовали священники в испанских церквях. — Нет, небесное блаженство — награда тому, кто убивает этих собак-еретиков». Жозеф Бонапарт въехал в страну, охваченной поголовной ненавистью к французам. Регулярные испанские войска отказывались ему повиноваться и присоединялись к повстанцам, открывшим партизанскую войну. Не успел Наполеон доехать из Байонны в Париж, как его догнало известие об окружении и разгроме близ Кордовы, в Байленском ущелье, корпуса генерала Дюпона. Случилось неслыханное: 18 тысяч солдат Великой армии со всеми своими знаменами и орудиями капитулировали перед необученными «бандами» андалузских крестьян.

Гнев и горе императора не имели пределов. Докладывая в Государственном Совете о Байлене, он со слезами на глазах сравнивал происшедшее с грязным пятном на своем мундире.

Последствия байленской капитуляции были громадные. Ореол непобедимости, окружавший французскую армию, поблек. Французы разом потеряли Испанию и Португалию, где высадился английский десант; в Германии и особенно в Пруссии множились тайные общества, призвавшие немцев к восстанию; австрийский император Франц I издал указ о всеобщей мобилизации; в самой Франции обнаружилось глухое возмущение против наглой политики, уже не оправдываемой даже успехом. Таким образом, Наполеон, только что готовившийся к широкой наступательной кампании, видел себя теперь вынужденным повсеместно перейти к обороне.

Тем не менее ум его деятельно работал, отбрасывая и меняя прежние планы. Для того чтобы привести Испанию к покорности, он должен был перебросить за Пиренеи значительную часть своей германской армии. Это делало необходимым заручиться поддержкой России, которая одна могла удержать Австрию от враждебных выступлений против Франции. Принуждаемый обстоятельствами, Наполеон решил, наконец, вывести войска из Пруссии, но обратить этот шаг в бескорыстное одолжение Александру и тем самым крепче привязать его к себе. О своем решении он сообщил царю в письме, помеченным задним числом, чтобы царь подумал, будто оно написано до байленской катастрофы. Основным камнем преткновения в отношениях с Россией по-прежнему оставался Константинополь. Коленкур писал Наполеону: «Ваше Величество, присоедините Италию, даже Испанию, меняйте династии, создавайте королевства, требуйте содействия черноморского флота и сухопутной армии для завоевания Египта; просите, каких хотите, гарантий, обменивайтесь с Австрией, чем вам будет угодно, — одним словом, хотя бы весь свет перевернулся вверх дном, но если Россия получит Константинополь и Дарданеллы, ее, по моему мнению, можно будет заставить на все смотреть спокойно».

Однако Наполеон твердо намеревался держать константинопольский козырь про запас. Он убеждал царя, что при личном свидании они легко столкуются, их дружба совершит это чудо. Наконец Александр поддался на эти уговоры и согласился на свидание без предварительных условий. Встреча была назначена на сентябрь, в Эрфурте — бывшем прусском городке, находившемся в распоряжении французского императора.

Союз с Россией оставался по-прежнему основой всех планов Наполеона, но теперь этот союз из орудия наступления превращался в средство обороны и сдерживания.

***

Отправляясь на новое свидание с Александром, Наполеон больше не рассчитывал на одно только личное обаяние, которое, как он справедливо опасался, могло померкнуть в глазах русского царя после целого года ожидания исполнения тильзитских обещаний. Новый политический спектакль он намеревался разыграть в пышных декорациях Империи, для чего захватил с собою в Эрфурт знаменитого актера Тальма, весь женский персонал театра Французской комедии, гвардию и двор. Эта живая сокровищница Франции должна была поразить и ослепить русского союзника.

Отъезд Александра из Петербурга состоялся 2 сентября 1808 года. Императрица-мать Мария Федоровна со слезами отговаривала сына от этой поездки: в ее кругу были уверены, что в Эрфурте повторятся недавние байоннские события, и царь будет захвачен, подобно испанским Бурбонам. Выразителем этих настроений был князь Чарторийский, подавший царю конфиденциальную записку, в которой предупреждал: «Я думаю, что ваши теперешние отношения с французским правительством окончатся самым печальным образом для Вашего Величества». Далее он рисовал мрачную картину последствий нового военного столкновения с Наполеоном: «И тогда, вторгнувшись в Россию, к тому же разоренную блокадой, он потребует польских провинций, восстановит Польшу, объявит свободу крестьянам, раздробит империю на отдельные королевства. Что тогда станет с Россией? Какова будет участь Вашего Величества и всей вашей семьи? Вспомните, что произошло в Испании!»

Начало путешествия было невеселым. В Кенигсберге царю пришлось выслушать долгие жалобы прусского министра Штейна[66] на ненасытное властолюбие Наполеона.

— Поверьте, я сделаю все, что смогу, — заверил его Александр.

За Вислой царя встречали уже одни французские войска. В Фридберге его приветствовал маршал Ланн, который донес императору: «Нет таких приятных вещей, которых он не сказал бы мне, имея в виду Ваше Величество. Он повторял мне часто и от души: я очень люблю императора Наполеона и дам ему доказательства этого при каких угодно обстоятельствах».

15 сентября Александр прибыл в Эрфурт. Наполеон со свитой встретил его за городскими воротами. Подъехав на лошади к царскому экипажу, французский император спешился и