Александр I - Сергей Эдуардович Цветков

предложить бедному семинаристу! В дневнике «студента философии Михаила Сперанского» содержится скрупулезная запись его копеечных расходов на «бочку первую полпива», «аршин черной тафты» и т. п. Чтение уносило его мысли далеко от этих низменных забот.

Лет девятнадцати Михаил Михайлович был отправлен в Петербург, как наиболее способный студент, для продолжения обучения в Главной семинарии за казенный счет. Здесь он с особым рвением набросился на математику, видя ее превосходство над гуманитарными науками в точности, ясности и «бесспорности». В то же время его ум охотно парил и в философских эмпиреях. Это было тем более удивительно, что атмосфера в столичной семинарии была далеко не богословская: пьяный учитель проповедовал студентам Вольтера и Дидро, а по вечерам семинаристы предавались кутежу. Из всех предлагаемых ему на выбор пороков Михаил Михайлович приобрел лишь один — приверженность к нюханию табаку, о чем впоследствии горько сожалел, но избавиться от него уже не мог. Другое семинарское увлечение — игру в карты на выкрашенные бумажки — он резко оборвал, как только почувствовал, что она грозит превратиться в страсть. (Позже, лет в тридцать, он отказался и от шахмат, найдя, что поражение пробуждает в нем сильное неудовольствие против противника.)

При всем том Сперанский умел ладить как с начальством, так и с товарищами — явление необычное в учебных заведениях. Мы не ошибемся, отнеся Михаила Михайловича к политичным людям.

По окончании курса он был оставлен в семинарии с окладом двести рублей в год. Через несколько лет он добился венца карьеры здесь: звания учителя философии с окладом 275 рублей в год, что обеспечивало его обеденный стол ежедневной похлебкой из говядины и киселем, а досуг — местом в театре по праздникам за двадцать пять копеек медью.

Эта жизнь исторгала у учителя философии сентенции, вроде следующей: «Облетев мыслью все в свете удовольствия, всегда надобно кончить тем, чтоб вздохнуть, усмехнуться и — быть добродетельным». Бог весть, какие удовольствия облетала мысль Михаила Михайловича, но верно то, что и позднее, став всемогущим, он больше «усмехался», чем наслаждался благами жизни. Он никогда не знал сильных, всеохватывающих страстей. При желании подобных людей можно назвать или бесчувственными сухарями или — натурами с чрезвычайно устойчивой нервной системой.

Многие люди, оказавшись на месте Михаила Михайловича, сочли бы выполненным свой жизненный подвиг и посвятили бы остаток дней прозябанию в классе и откладыванию денег на новую шинель. Не то было со Сперанским. Вечерние часы он отдавал штудиям Декарта, Лейбница и Ньютона, сочинению семейного романа и составлению «Правил высшего красноречия». Любопытно, что последний труд написан не карамзинским языком, считавшимся тогда образцовым, а своеобразным, не лишенным изящества слогом, получившем, правда, дальнейшее развитие совсем в другой сфере.

Эти занятия не пропали даром — кто-то порекомендовал Сперанского князю Куракину в секретари по переписке на русском языке (с оставлением в должности преподавателя семинарии). Доходы Михаила Михайловича поднялись до четырехсот рублей, но, несмотря на приглашение Куракина бывать к обеденному столу, он продолжал скромные обеды в обществе княжеской прислуги, стремясь избежать «лишних забобонов».

После смерти императрицы Екатерины Сперанский подал прошение ректору семинарии о переходе на «статскую службу»: его патрон при Павле стал одним из первых лиц империи. Спустя год Михаил Михайлович делается титулярным, а затем коллежским и статским советником с жалованьем две тысячи рублей в год. Его канцелярские способности настолько необходимы министрам Павла, что Сперанский безнаказанно щеголяет во французском кафтане, жабо, манжетах и башмаках. Генерал-прокурор Обольянинов испрашивает для него две тысячи десятин в Саратовской губернии, должность секретаря и Андреевскую ленту.

Почувствовав себя обеспеченным человеком, Михаил Михайлович женился на шестнадцатилетней Елизавете Стивенс, дочери вдовствующей англичанки, приехавшей в Россию на хлеба. Это была любовь с первого взгляда, которая не обманула влюбленных: их короткая семейная жизнь была счастлива. Но после одиннадцати месяцев супружества, г-жа Сперанская скончалась от чахотки, разрешившись перед тем в преждевременных родах девочкой, которая осталась жить. Безутешный Михаил Михайлович на три недели исчез из дома. Кажется, одно время его преследовала мысль о самоубийстве. После смерти жены он, по его собственному выражению, остался привязан к жизни через дочь. В то же время семейная трагедия усилила его трудоспособность, как форму отречения и забвения жизненных неурядиц, и пробудила его честолюбие. В это время он записал для себя: «Я никогда не хотел быть в толпе и, конечно, не буду».

Однако размах его деятельности не удовлетворял его — «живу в хлопотах и скуке». Сперанский являл собой тип воспламеняющегося, одухотворенного, творческого бюрократа и потому обстановка первых лет александровского царствования пришлась ему как нельзя более по вкусу. Когда в 1801 году сенатору Трощинскому, автору манифеста о вступлении Александра на престол, понадобился секретарь, его выбор остановился на Сперанском. 19 марта он был зачислен начальником канцелярии и статс-секретарем при Государственной комиссии, что приравнивалось к чину генерала с окладом в две тысячи рублей и такой же пожизненной пенсией. Затем его привлек к себе Кочубей, у которого даже возникла своеобразная драка за способного статс-секретаря: Кочубей обратился к самому Александру, и по личному указанию царя Сперанский перекочевал в министерство внутренних дел.

Все проекты нововведений первых лет царствования были написаны Михаилом Михайловичем и написаны так, как никто не писал до него. Благодаря его слогу отчеты министра внутренних дел государю впервые стали предаваться гласности и печататься в газетах и бюллетенях. Сперанский явился создателем образцового русского бюрократического языка, как Пушкин и Жуковский — литературного.

В 1806 году Михаил Михайлович впервые близко сошелся с Александром, когда Кочубей, заболев, стал присылать его вместо себя с докладом государю. Царь был поражен точностью и дельностью мыслей и замечаний Сперанского и с тех пор стал доверять ему личные поручения. После отставки Кочубея в 1807 году, Александр взял статс-секретаря к себе с отставлением от прочих должностей.

Это обещало очень многое в будущем. Но пока внешние дела все еще мешали Александру призреть на внутреннее состояние отечества.

***

Никогда еще звезда Наполеона не светила так ярко, как после Тильзита. Он поверг в прах одних своих врагов и сделал друзьями других. Обеспечив себя союзом с Россией от образования новых коалиций, он уже считал, что для него не существует невозможного. Именно этот избыток счастья и погубил его. «Близким наблюдателям видимо было падение Наполеона уже с 1805 года», — вспоминал Стендаль.

Французский император был уверен, что ему в самом деле удастся осуществить грандиозную блокаду Англии, хотя для того, чтобы приостановить экономическую жизнь более ста миллионов европейцев требовалась система постоянных войн, разбойничьих захватов и всеобщего угнетения. Положение стран, непосредственно зависящих от Французской империи, было поистине ужасно. Голландия, где