Александр I - Сергей Эдуардович Цветков

руку одной из эрцгерцогинь. Наполеон, словно сказочный герой, все-таки добыл себе «царевну». В конце 1809 года французский император отправил в Петербург курьера передать, что он «предпочел австриячку», эрцгерцогиню Марию-Луизу. Русский посол в Париже перешел на вторые роли, уступив свое место австрийскому послу.

Клеменс Венцель Непомук Лотар, князь Меттерних-Виннебург происходил из древней и богатой дворянской семьи. Его отец, офицер-бонвиван, и мать, красавица-кокетка, снабдили его внешностью лощеного светского красавца (светлые волосы, голубые глаза и холодная улыбка), знатным именем и сильными страстями. Меттерних был человек увлекающийся. Им владели три страсти: к политике, к женщинам и к собственности. Политикой он начал заниматься по воле случая, так как в молодости, будучи студентом Страсбургского университета (где обучался и Талейран, его будущий союзник и единомышленник), отдавал предпочтение химии и медицине, однако с легкостью баловня фортуны оставил университетские занятия. Благодаря его страсти к политике, владеющей им на протяжении тридцати восьми лет, европейская дипломатия стала использовать понятия «политика союзов», «политика европейского равновесия», «политика европейской безопасности». Женщинами он занимался несколько дольше; он пережил трех жен и дал отставку множеству любовниц. Что касается собственности, то о ней Меттерних не забывал никогда.

Его превращение из приятного салонного молодого человека в одного из самых известных политиков Европы произошло под влиянием французской революции. В 1794 году, двадцатилетним юношей он издал брошюру «О необходимости вооружить весь народ вдоль французской границы» — это был единственный случай, когда Меттерних допустил мысль о вмешательстве народа в политическую борьбу.

Император Франц I, терпевший изо всех нововведений только новые оперы, обратил внимание на молодого человека, который во всеуслышание заявлял: «Я ненавижу все, что является неожиданным образом». Революция грозила превзойти в неприятности все прежние неожиданности, поэтому Меттерних ополчился против нее, нашив на свой плащ белый крест контрреволюционера. Впрочем, политические и нравственные принципы его мало беспокоили; единственным его пожизненным убеждением был последовательный легитимизм. Он вообще отлично проникал в людей, а не в принципы. Революция была непонятна ему, поскольку за нацией он не мог разглядеть людей. Однако именно эта невосприимчивость к новым идеям, как ни странно, и возвеличила его над современными ему политиками, которые то объявляли крестовый поход против французской республики, то заключали с ней договоры. «Все движется и меняется вокруг меня, — писал он, — но я остаюсь неподвижным. Я думаю, что моя душа имеет цену, потому что она неподвижна». Душевная неподвижность Меттерниха сделала его оплотом монархического порядка в Европе.

Величаво застыв перед всем светом и перед самим собою, Меттерних созерцал самого себя с редкой самовлюбленностью, которая заменяла ему и талант, и честолюбие. Политику всех современных (да и прошлых) государственных деятелей он считал «политикой эгоизма, своеволия, мелкого тщеславия, — политикой, которая ищет только выгоды и попирает самые основные законы справедливости, издеваясь над данной клятвой, одним словом, политикой, рассчитывающей на силу и на ловкость». О себе он говорил, что обладает чутьем будущего и полагал, что если бы ему не мешали, то все европейские и мировые вопросы были бы давно благополучно решены. До конца дней он пребывал в заблуждении, что «никогда заблуждение не касалось моего разума».

Но Меттерних был прав, по крайней мере, в одном: его политика, его контрреволюционность была совершенно бескорыстна; против революции протестовал не его разум, не его чувства, а все его существо — существо консерватора. «Я твердо решил бороться с революцией до последнего дыхания», — как-то заявил Меттерних и сдержал свое слово. Он видел революцию повсюду и во всем, даже в распространении библейских обществ и подозревал в революционности самих государей, в частности Александра и Фридриха-Вильгельма. На одном из конгрессов он долго не мог успокоиться после того, как французской делегации вздумалось угостить его печеньем с трехцветным кремом.

С презрением наблюдая колебания политики монархических государств и позорные капитуляции и сделки с Наполеоном, он замечал: «Мне известен сегодня лишь один человек, который знает, чего он хочет: это я сам». В 1805 году, несколькими месяцами позже Талейрана, он пришел к мысли, что Европе необходим мир на основе равновесия сил. Его миролюбие было основано исключительно на практических соображениях: он видел, что утомленным и растерявшимся монархиям необходим длительный покой.

В следующем году он получил назначение послом в Париж. Наполеон встретил его словами:

— Вы слишком молоды, чтобы быть представителем самой древней монархии.

На это Меттерних нагло ответил:

— Сир, я в том же возрасте, в котором вы были при Аустерлице.

Высокий, стройный, одетый в романтический плащ мальтийского рыцаря с красным верхом и черной подкладкой, он не оставил равнодушными парижских дам. Он обольстил Каролину Мюрат, сестру Наполеона, и в знак своей победы носил на пальце кольцо из ее волос. Одновременно у него был короткий, но бурный роман с актрисой Жорж Вайнер, любовницей императора. Несмотря на это, в беседах с Наполеоном Меттерних выступал в роли моралиста. По его словам, «Наполеон не отрицал добродетели и чести, но постоянно твердил, что руководствоваться ими в жизни могут только мечтатели… Я, — пишет Меттерних, — проводил целые часы в разговорах с ним, оспаривая это положение, идущее вразрез с моими взглядами, и старался доказать, насколько оно ложно. Однако мне никогда не удалось поколебать его убеждения».

Преуспев в салонах, Меттерних потерпел поражение в Тюильри. Накануне войны с Австрией Наполеон через министра полиции Фуше ловко дурачил красавчика-посла ложными сведениями о состоянии своих военных сил. Об уровне осведомленности Меттерниха говорит то, что в 1808 году он передал в Вену «абсолютно точную информацию», будто, согласно французским источникам, австрийская армия имеет некоторые преимущества перед французской.

В Эрфурте Меттерних и Талейран впервые протянули друг другу руки. «Я смотрю на ваши интересы, как на свои», — уверил австрийца его французский коллега. В доказательство своих слов Талейран, после бурной сцены с Наполеоном в Париже, предложил Меттерниху свои услуги. Франко-австрийский союз был скреплен ими за спинами их владык.

Разгром Австрии пошел Меттерниху на пользу — он стал министром иностранных дел. Самым крупным его (и Талейрана) дипломатическим успехом в эти годы было «разоружение» Наполеона перед Австрией — его брак с Марией-Луизой. Уверенный в себе, как никогда, Меттерних стал превращаться в спесивого политикана. Отныне он хотел стоять во главе событий. Наполеон отнесся к его притязаниям снисходительно: «Меттерних — почти государственный муж, ибо он отлично врет».

В июле 1810 года между Наполеоном и Меттернихом состоялся первый разговор на тему о совместных действиях против России. Меттерних прямо спросил императора: намерен ли он соблюдать эрфуртские соглашения, и не согласится ли он сделать совместное с Австрией заявление, чтобы спасти придунайские княжества от владычества России.