Александр I - Сергей Эдуардович Цветков

день он как ни в чем не бывало занял свое место за креслом императора, который упорно избегал смотреть на него. Наполеон не решился объявить войну заговорщикам в столь критический для себя момент.

Готовясь к войне с Австрией, Наполеон не оставлял надежды сохранить мир с помощью России. В существующих обстоятельствах Александру достаточно было ясно и определенно высказаться в пользу Франции, чтобы Австрия немедленно сложила оружие. И Наполеон судорожно хватался за мысль сдержать Вену окриком из Петербурга.

Но царь упорно отказывался говорить с Австрией повышенным тоном. И дело было не в том, что он желал новой войны в Германии. Напротив, Александр искренне хотел бы обеспечить европейский мир; но, не доверяя больше своему союзнику, он в глубине души считал опасения австрийцев законными. Кроме того, Россия в это время все еще воевала со Швецией и Турцией, из-за чего сама нуждалась в благожелательном нейтралитете Австрии.

29 марта австрийская армия под командованием эрцгерцога Карла вторглась без объявления войны в союзную с Францией Баварию и открыла военные действия.

Письма Наполеона Коленкуру в Петербург превратились в один горячий призыв о помощи: «Неужели император (Александр) захочет, чтобы его союз оказался бессильным и бесполезным для общего дела?.. Я вправе ожидать, что Россия для блага союза и спокойствия мира будет действовать решительно». Не скупясь на обещания, он заклинал царя отозвать своего посла из Вены и двинуть русские войска в Галицию. Дальше — свидание под стенами Вены, раздел Австрийской империи на три части и начало эпохи всеобщего европейского благоденствия: «Когда это государство будет таким образом разделено, мы сможем уменьшить численность наших войск; заменить эти всеобщие наборы, ставящие под ружье чуть не женщин, небольшим числом регулярных войск… Казармы превратятся в дома призрения, и рекруты останутся у сохи… Если желательно будет и после победы гарантировать неприкосновенность австрийской монархии, я дам согласие на это, лишь бы только она была вполне разоружена».

Александр пропустил эти предложения мимо ушей. Австрия была нужна ему как буфер между Россией и Французской империей. Свою задачу он видел в том, чтобы выполнить взятое на себя в Эрфурте обязательство по оказанию помощи Наполеону в случае нападения Австрии, но при этом свести эту помощь к чистой фикции.

Спустя несколько дней после начала военных действий в Германии, Царь призвал к себе Коленкура и заявил ему, что вечером будет отдан приказ о введении русских войск в Галицию.

— Я сделал все, чтобы избежать войны, — сказал Александр, — но если австрийцы вызвали и начали ее, император найдет во мне союзника, который будет действовать открыто. Я ничего не буду делать наполовину.

Но Шварценберг, сменивший французского посла в кабинете царя, услышал вовсе не упреки и не грозные предупреждения. «В знак своего полного доверия император сказал мне, — сообщал Шварценберг в Вену, — что в пределах человеческой возможности будут приняты все меры с целью избегнуть враждебных действий против нас. Он прибавил, что находится в странном положении, так как не может не желать нам успеха, хотя мы и являемся его противниками».

Русским войскам, стянутым к Галиции, было приказано избегать столкновений с австрийцами, и само выступление их в поход откладывалось со дня на день. В ответ на недоуменные запросы Коленкура Александр ссылался на нехватку денег, на затяжной характер войны со шведами и турками, на дурное состояние дорог и огромную протяженность расстояний.

В кампании 1809 года военное счастье вновь сопутствовало Наполеону. Несмотря на то, что австрийские войска опередили его на несколько дней, и война застала французскую армию в момент формирования и концентрации, эрцгерцог Карл упустил свое преимущество во времени. Наполеон воспользовался этой ошибкой. Закончив сосредоточение сил, он обрушился на австрийские корпуса. Пятидневная кампания в Баварии слилась как бы в одно грандиозное сражение, — удар следовал за ударом, каждый новый день приносил новую победу. Австрийская армия, потерявшая 50 тысяч человек, была разрезана на две части, дорога на Вену открыта.

При осаде Регенсбурга (Ратисбонна) Наполеон получил легкое ранение в ногу[71]. Ему наскоро сделали перевязку прямо на поле боя, и он тотчас велел посадить себя на лошадь. От армии это происшествие было скрыто, чтобы не смутить солдат. Въезжая во взятый город, император приветливо улыбался и отдавал честь салютующим полкам.

На пути к Вене Наполеон настиг отступавшего эрцгерцога Карла в Эберсберге (3 мая). Австрийцы вновь были разбиты, а город сожжен, причем в огне погибла едва ли не половина его жителей. Генерал Савари вспоминал, что французская кавалерия, проходя по улицам города, увязала в «месиве из жареного человеческого мяса».

Спустя десять дней бургомистр Вены поднес императору ключи от австрийской столицы.

Однако в битве при Эсслинге эрцгерцог Карл восстановил положение, вынудив отступить корпуса маршалов Ланна и Массена, переправившихся через Дунай и потерявших связь с остальной французской армией из-за разрушенных австрийцами понтонных мостов. Французы понесли большие потери, маршал Ланн получил смертельную рану — ядро оторвало ему обе ноги. Отступление совершилось на глазах Наполеона, который стоял на другом берегу со своей гвардией, но не смог переломить ход сражения.

При европейских дворах битва при Эсслинге была расценена как свидетельство заката военного гения французского императора. Из Рима раздался голос папы Пия VII, возвестившего, что Эсслингское сражение — это кара Божия всемирному угнетателю, тирану и притеснителю Церкви. Бежавший из Вены Франц I готовился к возвращению в столицу.

Неудача, постигшая Наполеона при Эсслинге, была несколько скрашена утешительными вестями с востока: Александр, наконец, двинул в Галицию 40 тысяч человек под командованием генерала князя С.Ф. Голицына. Правда, это решение царя было вызвано причинами, не зависящими от хода австрийской кампании. Дело было в том, что австрийская армия эрцгерцога Фердинанда вторглась в Польшу и вступила в Варшаву. Генерал Понятовский[72], командующий вооруженными силами Варшавского герцогства, отступил в Галицию и поднял там восстание против австрийцев. Смута грозила перекинуться на польские земли, принадлежавшие России, что и заставило Александра оккупировать австрийскую Галицию. Впрочем, союзники-поляки, постоянно задиравшие русских, доставляли Голицыну больше хлопот, чем враги-австрийцы. «Я больше боюсь моих союзников, чем моих врагов», — писал русский главнокомандующий в Петербург. Впрочем, поляки смотрели на русских тем же подозрительным глазом. Понятовский писал Наполеону: «Мне неприятно обвинять русских генералов в коварстве, но я не могу скрыть от Вашего Величества, что они действуют в полном согласии с нашим врагом». Война с австрийцами и правда была почти бескровной. При приближении русских войск австрийцы умышленно отступали. Единственная стычка с ними при Подгурже произошла ночью, по ошибке, и стоила русским двух казаков убитыми и двух офицеров ранеными. Вскоре эрцгерцог Фердинанд