Эдера 2 - Операй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако потом воспитание и добрачные привычки дель Веспиньяни дали о себе знать: он все чаще и чаще приходил домой поздно, иногда — и вовсе не приходил, ссылаясь то на занятость, то на неожиданно встретившихся друзей, то на клубные заботы.
Сильвия сперва верила ему, однако потом начала что-то подозревать, вскоре оправдались ее самые худшие опасения — оказалось, что ее муж завел роман на стороне, с манекенщицей. Затем выяснилось, что у него есть еще один роман, затем...
Сильвия очень любила Отторино, и потому прощала ему все — к тому же что она могла сказать ему, она, девочка из небогатой семьи, родители которой имели маленькую консервную фабрику с десятью рабочими, а деды которой были батраками у богатых латифундистов?
Так или иначе, Сильвия вскоре начала пить — наверное, она посчитала, что для нее это — единственное спасение. И вот однажды, пять лет назад, в день тридцатипятилетия Отторино она, напившись, села за руль своего «феррари» и на огромной скорости врезалась в отвесную стеку.
Было ли это трагической случайностью, как думали все, или же Сильвия подобным образом решила свести с жизнью счеты — неизвестно, однако Отторино, будто бы выйдя из загульного оцепенения, в котором он находился все это время, резко поменял свой образ жизни и на полтора года отошел от света.
Он отправился в путешествия, думая, что это заставит его не думать о Сильвии, но безуспешно: погибшая приходила ему в сновидениях едва ли не каждый день. Вскоре он вернулся в Ливорно, в окрестностях которого находилось его роскошное палаццо, и вновь погрузился в пучину разгула.
Многие из тех, кто хорошо знал дель Веспиньяни, утверждали, что он хочет таким вот образом спастись от угрызений совести, хочет забыться — хотя бы на какое- то короткое время.
Желанными гостями у Отторино были артисты и артистки всех профессий, поэты, писатели, скульпторы, декораторы, визажисты, композиторы, художники, а также особая порода светских дилетантов, неистощимых на выдумки. Все хорошенькие женщины без стеснения показывались дома или на яхте цель Веспиньяни, потому что. по их утверждению, там было все очень мило я очень просто.
Отторино и сам был горазд на разного рода выдумки: по его распоряжению устраивались костюмированные пиры на античный манер — вроде тех, что так любили Калигула, Нерон и Веспасиан, великолепные, шутливые шествия с разноцветными фонариками в костюмах времен Лоренцо Великолепного и Бокаччо, воскрешались старинные грациозные пасторали, менуэты и гавоты в шикарных костюмах XVIII столетия, разыгрывались водевили на комические сюжеты, придуманные тут же, на яхте или в палаццо.
Ужинали, как правило, на отдельных столпах, по двое или по четверо, кто как хотел. Мужчины служили своим синьорам и сами себе.
Во всей Тоскане ходили всякие нелепые слухи об этих вечеринках, также, впрочем, как и о самом хозяине, графе дель Веспиньяни. Попасть к Отторино было весьма и весьма непросто, он сам фильтровал гостей, но, несмотря на безудержное, чисто южное веселье, несмотря на полное отсутствие натянутости, ужины эти носили приличный, изящный и даже целомудренный характер. И часто, очень часто спокойный и трезвый взгляд хозяина, направленный через весь зал, останавливал в самом начале рискованную выходку, слишком громкий смех или слишком резкий жест.
Но правы, правы были те, кто утверждал, будто бы Отторино в подобных вечеринках стремится забыться, стремится отвлечься от навязчивых воспоминаний: очень часто во время самого разгула веселья лицо его принимало мертвенно-пепельный оттенок и он неожиданно замолкал, долго глядя в какую-то только ему одному известную пространственную точку перед собой.
Была еще одна причина, по которой Отторино не мог ощущать себя счастливым: дель Веспиньяни обладал редкой природной проницательностью умением безошибочно разбираться в людях.
С сотнями, с тысячами людей, сталкивался за свою многогранную и долгую жизнь Отторино, но ни с одним человеком он не сошелся, ни с одним не стал близок душою.
Наверное, правы были те, кто утверждал, будто бы дель Веспиньяни иногда действительно умел читать мысли людей — наверное, это было дано ему частично и от природы, и в результате долгого житейского опыта. Для того, чтобы понять, что за человек перед ним, дель Веспиньяни надо было пристально и напряженно всмотреться я этого человека, сообразить внутри самого себя его жесты, его движения, голос, сделать втайне свое лицо как бы его лицом, и тотчас же, посте какого-то мгновенного, почти необъяснимого душевного усилия, похожего на стремление перевоплотиться,— перед графом раскрывались все мысли такого человека, все его явные, потаенные и даже скрываемые от самого себя желания и помыслы, все их чувства и оттенки.
Это состояние бывало похоже на то, будто бы он проникал сквозь непроницаемый черный колпак или футляр вовнутрь чрезвычайно сложного и запутанного механизма часов и мог наблюдать незаметную извне, одновременную запутанную работу всех его частей: пружин. колесиков, шестерней, валиков и рычагов, или, скорее — сам как бы делался на какое-то мгновение этим механизмом во всех его подробностях и в то же время оставался самим собой, холодно наблюдавшим мастером.
Такая способность углубляться но внешним признакам. по мельчайшим, едва уловимым изменениям лица в недра чужой души, не имеет в своей основе ничего таинственного.
Ею — такой способностью — обладают в большей или в меньшей степени старые, умудренные жизнью и профессиональным опытом судьи, опытные гадалки, художники-портретисты и прозорливые монастырские старцы...
Эта способность сделала графа несчастным до глубины души.
Часто, так часто перед ним разверзались бездны душевной грязи, в которых копошились ложь, обман, предательство, продажность, зависть, ненависть, мелочная жадность и трусость.
Почтенные старцы, дедушки с видом патриархов, невинные синьоры, безусые юнцы, безупречные многодетные матроны, добродушные толстые остряки, отцы города, передовые политические деятели, филантропы и благотворительницы, служители искусств и религии — все они в глубинах своей души были трусами, убийцами, клятвоотступниками, ворами, насильниками, грабителями, извращенцами и прелюбодеями. Их полуосознанные мгновенные, часто даже непроизвольные желания были похожи на свору кровожадных, трусливых и похотливых зверей, запертых на замок, ключ от которого находится в неведомой и мудрой руке.
И очень часто Отторино
