Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир - Deirdre Nansen McCloskey
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На это можно ответить, что множество мелких эффектов, статических и динамических, могут привести к удвоению дохода на голову, которое необходимо объяснить: торговля, уголь, образование, каналы, мир, инвестиции, перераспределение. Покойный Чарльз Файнштейн подсказал мне это на конференции, посвященной "новой" экономической истории в Великобритании в 1980-х годах. Я уважаю стремление избежать односложных объяснений. Но, с другой стороны, цель науки - выявление причин. Если одна причина, например, гравитация, объясняет большую часть явления, например, ускорение падающего камня, то нельзя жаловаться на то, что "однопричинные объяснения всегда неверны в [физике или] истории". Иногда они оказываются верными, или достаточно верными для научных целей. Иногда сопротивление воздуха не имеет большого значения, и тогда простое одноаузальное правило Галилея справляется со своей задачей: a = g = 32 фута/сек/сек.
И еще одна проблема - историческая проблема, о которой говорилось ранее, - заключается в том, что многие из предложенных эффектов, будь то в первом или втором столетии современного экономического роста, были доступны для восприятия в более ранние века. Загадка современного экономического роста заключается в том, почему он такой современный. Если, скажем, каналы должны объяснить какую-то значительную часть роста доходов, то необходимо объяснить, почему технология, доступная с момента зарождения оседлого общества и все более изощренно используемая во многих из них, начиная с третьего тысячелетия до н.э., вдруг оказалась настолько полезной, что вызвала эпохальный рост производительности труда около 1800 г. н.э. Китайцы изобрели фунтовый замок в 984 г. н.э. (в Европу он попал в 1373 г.), а в 1327 г. был построен Большой канал протяженностью 1100 миль (канал дю Миди из Атлантического океана в Средиземное море, гордость французского рационализма, был построен только в 1681 г. и составил всего 149 миль). За много веков до этого Китай, как и древняя Месопотамия и цивилизация долины Инда, построил сложнейшие системы незапираемых транспортных каналов.19 Иранцы, как и жители Теотиуакана, прорыли длинные туннели в горах для полива своих равнин. Римляне проводили воду на десятки километров по аркам и туннелям. Что же такого особенного в Бриджуотерском канале (1776 г.), по которому уголь доставлялся в Манчестер?
Во всяком случае, суммирование материальных причин, предложенных для промышленной революции, тоже, похоже, не работает. Беда в том, что суммирование десятка эффектов, которые по отдельности составляют порядка 1-2%, все равно не позволяет приблизиться к 100-процентному росту доходов на душу населения в первом веке промышленной революции. (Повторюсь: накопление капитала, которое должно "объяснить" этот рост, не произошло бы, если бы не было инноваций; предельные продукты были бы быстро сведены к нулю). И еще более серьезная проблема заключается в том, что удвоения недостаточно, поскольку в короткие сроки результатом современного экономического роста стал рост не в два и даже не в три, а в шестнадцать раз - не на 100%, а на 1500%, причем значительно больший, если правильно учесть более высокое качество товаров и услуг, таких как освещение, здравоохранение и образование. И еще более глубокая проблема заключается в том, что необходимо объяснить, почему эти многочисленные причины сошлись в конце XVIII века. На этот вопрос у меня есть ответ. У историков, которые выдвигают гипотезу о счастливом стечении обычных экономических сил, его нет.
Классическая модель от Смита до Милля заключалась в достижении существующих стандартов эффективности и оборудования. Распределяйте вещи до тех пор, пока цена предложения не сравняется с ценой спроса, и получайте выигрыш в эффективности. Отлично. Это чистая теория добродетели благоразумия, то есть экономическая теория в стиле Джереми Бентама (1748-1832) и Пола Самуэльсона (1915-2009). В качестве объяснения современного экономического роста эта модель выглядела вполне правдоподобно вплоть до конца XIX века. Чтобы привязать ее к месту: в 1700 г. модель позволяла достичь богатства Голландии. И действительно, к 1870 году западноевропейские страны лишь догнали Голландию по уровню среднего дохода на душу населения. (К тому времени они подготовили техническую и организационную базу для гигантского роста, превосходящего прежнюю Голландию, а в самой Голландии началась серьезная индустриализация, но это уже другой, более поздний вопрос). Согласно расчетам Мэддисона, доход на душу населения в Нидерландах в 1700 г. составлял 2110 долл. (5,70 долл. в день в пересчете на доллары 1990 г.), что примерно соответствовало уровню, достигнутому в большинстве стран Западной Европы к 1870 г. (например, во Франции - 1876 долл. и в двенадцати самых богатых европейских странах - 2086 долл.20 Неудивительно, что классические экономисты представляли себе пределы, близкие к тем, которые они могли наблюдать в Голландии, и не подозревали, что 5,40 долл. в день (в ценах 1990 г.), которые зарабатывал средний западноевропеец в 1870 г. - опять же, чуть меньше, чем зарабатывал средний голландец 170 лет назад, - к концу ХХ в. вырастут до поразительных 50 долл. в день и выше.
Голландия была для XVIII века тем же, чем была Британия для конца XVIII и XIX, а Америка - для XX, эталоном богатства наций. "Провинция Голландия, - писал Адам Смит в 1776 году, говоря о западной провинции Соединенных провинций, главным портом которой был Амстердам, - пропорционально площади своей территории и численности населения является более богатой страной, чем Англия. Правительство там берет в долг под два процента, а частные лица с хорошим кредитом - под три. Заработная плата за труд, как говорят, в Голландии выше, чем в Англии, а голландцы ... торгуют с меньшим прибытком, чем любой народ в Европе". Акцент Смита на обычном прибытке на периферии характерен для классической школы. Классические экономисты рассматривали экономический рост как набор разумных инвестиций, которые, конечно же, будут снижаться по мере достижения предела. (Как я уже отмечал, опасения по поводу стагнации в 1940-х годах у таких экономистов, как Кейнс и Элвин Хансен, были схожими. Они считали, что возможности исчерпаны и что после войны Великая депрессия возобновится. В левых политических кругах Баран и Свэзи [1966] поддерживали аргументы в пользу стагнации еще несколько десятилетий после ее окончания).
Смит полагал, что Китай "пренебрегает или презирает иностранную
