Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир - Deirdre Nansen McCloskey
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Научная проблема и причина, по которой большинство экономистов считают ресурсную теорию глупой, заключается в том, что с 1800 г. значение земли неуклонно падало. Доля земли в национальном доходе, включая стоимость нефтяных земель, в современной экономике сократилась настолько, что дары природы оказались экономически ничтожными - на уровне 2-3% национального дохода. Оттенки Харбергера. Мы убедились в неважности даже столь обсуждаемой нефтяной земли во время взлета цен на нефть в 2008 году. Цены на нефть, которые, по мнению неэкономистов, должны были предвещать конец западной цивилизации, в итоге имели скромные экономические последствия. Люди инстинктивно чувствуют, что нефть является "базовой", поскольку входит в состав очень многих продуктов. На это экономист отвечает, что все товары являются базовыми, т.е. все товары прямо или косвенно участвуют в производстве других товаров. Экономика представляет собой кругооборот. Поэтому понятие "базовый" практически лишено смысла. Карандаши, кастрюли и рамы для кроватей - такие же "базовые" продукты, как и нефть. Тот клочок смысла, который это слово сохраняет, связан с теорией стратегических бомбардировок шарикоподшипниками - разбомбите заводы по производству шарикоподшипников, и немецкая военная машина остановится. Эта теория особенно популярна среди американских военных стратегов, которым нравится идея спасти жизни американских мальчиков, посадив их на капиталоемкие станки с бомбами вместо пехотных батальонов с винтовками. Но на самом деле немцы (и северовьетнамцы, и другие, на ком эта теория была опробована) пошли другим путем, например, в подполье, или, в советском случае, с самими немцами в качестве экономических экспериментаторов, на восток от Урала. Ничто не имеет принципиального значения, говорят экономисты. Есть не один способ снять шкуру с кошки, и не один способ сделать шарикоподшипник. Стратегические бомбардировки, даже оправдывая сомнительную этику сжигания маленьких детей, чтобы добраться до заводов по производству шарикоподшипников, не работают, как выяснилось в ходе исследований союзных экономистов после Второй мировой войны. Для всего есть заменители - не идеальные, но достаточно хорошие, чтобы идеи о запорных пунктах, вытекающие из fixed-coefficient модели ("Германии нужны шарикоподшипники, которые производятся в легко разбомбленном Кельне"), не работали, а бомбардировки приводили к гораздо менее чем 100-процентным потерям разбомбленной промышленности. (Этот аргумент, и, кстати, вывод о его эмпирической значимости, является еще одним триумфом теории предельной производительности распределения).
В одном из вариантов ресурсная теория роста напоминает накопительную теорию роста. Считается, что вы получаете определенный доход от земли, или земли, или нефти, или угля, а затем реинвестируете его и богатеете. (Кстати, Рикардо подчеркивал неразрушимый характер [скажем] земли вблизи Лондона и указывал, что простая добыча плодородия или угля [а позднее и нефти] - это не использование земли, считающейся неразрушимой, а скорее использование капитала, считающегося запасом, который необходимо израсходовать. Деревья - это запас капитала, который расходуется медленно или быстро в зависимости от ставки процента, а не "первоначальный и неразрушимый характер" почвы, или местоположение, местоположение, местоположение). Теория ресурсов имеет тот же недостаток, что и теория накопления, - она не может объяснить гигантское обогащение среднего современного человека.
Вера в теорию ресурсов, например, на протяжении десятилетий искажала экономическую политику ЮАР. До белых южноафриканцев наконец-то дошло, что просто наличие запасов золота и алмазов в недрах земли не делает экономику современной, и особенно если инновации, зависящие от высокого человеческого капитала, не используются, потому что по политическим причинам вы намерены держать черных и цветных людей необразованными. Гонконг, Сингапур и Япония, не имея практически никаких природных ресурсов, и Дания, не имеющая ничего, кроме земли для коров, вырвались в современный мир, а большая часть населения ЮАР - нет. Жители Исландии, если брать совсем другой пример, почитают fish как источник своего богатства.
Однако именно исландское образование, пересекающееся с требованиями современного мира, а не широкий океан, сделало эту страну богатой и позволит ей довольно быстро оправиться от неудачного эксперимента с американскими ипотечными ценными бумагами и покупкой автомобилей Mercedes в кредит. Как пишет историк эколого-номических исследований Эрик Джонс, говоря о стране, якобы богатой "ресурсами", "более значимыми активами США были [не ресурсы, а] рынки и институты, способные энергично эксплуатировать эти ресурсы".
Глава 22.
Тем не менее, в последнее время четыре впечатляющих ученых настаивают на использовании угля: Энтони Ригли (1962, 1988), Кеннет Померанц (2000), Роберт Аллен (2006, и др., 2009) и Джон Харрис (1998). Исторический демограф Ригли долгое время утверждал, что промышленная революция произошла благодаря замене минерального топлива на древесину и энергию животных. В каком-то смысле он, безусловно, прав, поскольку древесина не могла легко обеспечить топливом паровые двигатели и доменные печи Англии - хотя обратите внимание, что вплоть до XIX века в Соединенных Штатах древесина использовалась для питания пароходов на Миссисипи, а древесный уголь - для выплавки чугуна в Пенсильвании. Тем не менее, залежи угля действительно коррелируют с ранней индустриализацией. Угольная полоса Европы от Мидлотиана до Рура положила начало промышленному росту. Английский уголь с самого начала играл важную роль в отоплении лондонских домов, чернении Черного Континента и, в конечном счете, в работе паровых машин Манчестера, хотя хлопчатобумажные фабрики Манчестера (Нью-Гэмпшир) продолжали использовать падающую воду. Трудно представить себе крупные электростанции, работающие на бревнах. В конце концов, гидроэлектростанции и особенно атомная энергетика смогли заменить уголь, и мы все надеемся, что ветровая, солнечная и геотермальная энергетика одержит верх. Но старый грязный уголь по-прежнему имеет большое значение.
Однако наличие угля не кажется, по крайней мере на статическом уровне, достаточно важным для шестнадцатикратного или даже удвоенного коэффициента 1780-1860 гг. Как заметил Эрик Джонс, способность использовать имеющиеся ресурсы может иметь большее значение. Очевидно, что уголь определял местоположение промышленности, но не следует путать местоположение с общим масштабом и национальным выигрышем. Доля земли в национальном доходе в XVIII веке была гораздо выше, чем сейчас (возможно, 20% тогда против 2-3% сейчас), но доля угольных земель в составе всех земель была невелика.2 Расчеты стоило бы провести, но они, вероятно, окажутся такими же, как и другие. Грегори Кларк и Дэвид Джекс недавно утверждали, что заменители угля означают, что верхняя граница потерь от отсутствия угля в Британии составила бы всего 2% национального дохода, в то время как объяснимым является 100-процентный рост до середины XIX века и гораздо больший рост после этого. Вспомните шарикоподшипники и бомбы союзников.
Тем более что уголь можно было перевозить, и он перевозился - шел
