Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны - Алексей Архипович Леонов

– Зачем мы вообще связались с этой Луной? – задавались вопросом многие. – Те же самые деньги можно было бы потратить куда лучше. Почему мы тратим их на то, чтобы угробить этих парней? Да и зачем вообще лететь на Луну? Просто потому, что так сказал Кеннеди? Ну так его больше нет.

Слушания о причинах трагедии проходили и в Палате представителей, и в Сенате на Капитолийском холме. Чтобы представлять астронавтов, в Вашингтон поехал Фрэнк Борман, и он отлично выразил то, что мы чувствовали.

– Мы уверены в нашем руководстве и в наших инженерах так же, как в самих себе, – говорил Борман, обращаясь к комитету Конгресса. – Думаю, настоящий вопрос в том, уверены ли вы в нас.

После долгих дебатов Конгресс ему ответил: да, уверены. Бюджетные оковы, наложенные на космическую программу, ослабили. Теперь лучше понимали риски и угрозы, как и цену, которую надо платить за противодействие рискам и решение проблем, с которыми столкнулась программа. После пожара гораздо больше внимания стали уделять мнению астронавтов о технических вопросах.

Но требовалось сделать еще многое, чтобы укрепить нашу пошатнувшуюся силу духа. Те, кто проводил основное время в Дауни, заряжались игрой в бейсбол. И Пит Конрад, и Дик Гордон любили играть: Дик когда-то участвовал в полупрофессиональных играх как подающий, а Пит неплохо действовал в роли ловца. Они двое по-настоящему сдружились. Как-то вечером за кружкой пива Гордону пришла идея сыграть со сборной компании North American. Он решил стать капитаном команды астронавтов, а капитаном команды North American вызвался выступить один из новых талантливых руководителей NASA, Джо Каццополли.

В бейсбольной команде должны выходить на поле девять игроков, и Каццополли мог выбирать кандидатов из 30 000 работников компании в Дауни, причем среди них были и бывшие профессиональные игроки в бейсбол. А нас, астронавтов, готовящихся тогда в Дауни к «Аполлону-9», насчитывалось как раз девять человек. Расклад был не совсем в нашу пользу.

Но дух соревнования всех захватил. В обеденный перерыв заводские выходили на поле практиковаться. Черт возьми, да я играл в жизни – раз-два и обчелся. И играл я в софтбол, а не в бейсбол. Так что я тоже тренировался.

Игра состоялась теплым весенним вечером. Некоторые секретарши собрали команду чирлидеров и надели маленькие платьица. Команда North American нас разгромила. Просто порвала на части. Но все получили огромное удовольствие, и после игры собрались на большой вечеринке. Это помогло сделать атмосферу в Дауни более легкой в такое нелегкое время. Несколько недель все обсуждали не проблемы в программе и смерти, а ту самую игру. Такие поднимающие моральный дух события сыграли очень важную роль в нашем окончательном успехе. Путь к исцелению лежал отчасти через более здоровое отношение к жизни.

Это были первые шаги вверх по склону ямы, в которую мы скатились. Они уводили нас прочь из Депрессии-Сити, где под серым небом стояли здания с серыми стенами и где, казалось, не имело смысла ждать чего-либо хорошего. Дауни пребывал до того дня на самом дне такой ямы. Все там считали себя лично виноватыми в гибели астронавтов. Но той игрой мы ясно сказали: нечего зацикливаться на трагедии слишком долгое время. Следует отдать погибшим дань уважения, оставить чувство потери позади и двигаться дальше.

Алексей Леонов

В начале мая 1967 года правительство Франции пригласило меня в Париж на три недели. Это случилось вскоре после того, как президент Шарль де Голль вывел страну из-под объединенного командования НАТО. Предыдущим летом он лично посещал Советский Союз. Отношения между двумя странами потеплели, и, отделившись от НАТО, Франция искала новых союзников.

Остановился я роскошном номере отеля «Георг V», в котором, казалось, на любом углу поджидал услужливый персонал, готовый прикурить тебе сигарету. Расписание моего визита во французскую столицу оказалось крайне плотным. Я должен был ежедневно четыре-пять раз рассказывать о развитии советской космической программы, а после этого мне предстоял тур на юг Франции, в Марсель, а еще в Бордо, Тулузу и Реймс.

В парижских кинотеатрах тогда показывали фильм по великолепному роману Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Книга все еще оставалась запрещена в Советском Союзе, но мне понравился фильм (в особенности музыка), посвященный трагедии русской интеллигенции. Меня пригласили почетным гостем на вечер после кинопоказа, организованный французским журналом Paris Match. Когда мы заходили в кинозал, стоял теплый весенний вечер. Но на выходе нас встретил снегопад.

Все поразились. Сначала мы решили, что погода сошла с ума. Потом я, выставив руку из-под зонтика, понял, что над входом рассыпают искусственный снег. Кинотеатр необычайно украсили снаружи и внутри. У входа стояли сани на маленьких колесиках с запряженной лошадью, а в санях сидели актеры в шубах. Вечер получился очень душевным.

Кроме того, в городе шло широкое празднование, посвященное работам Жюля Верна. Один из самых больших залов столицы оформили декорациями, воссоздающими сцены из знаменитых романов писателя. На фестиваль собралось много народу. Допускалась лишь молодежь от 16 до 24 лет, но меня пригласили почетным гостем. В центре зала стояла модель громадной пушки, которую, как представлял Жюль Верн, можно применить, чтобы послать человека на Луну. Меня попросили произнести речь о советских планах на лунные экспедиции. Молодые люди задавали мне бесконечные вопросы. Все так и кипели энтузиазмом по поводу космических путешествий. Всех интересовала эта новая и волнующая тема.

Вскоре после моего возвращения в Москву, в начале лета 1967 года, в Звездном Городке закончилось строительство двух многоквартирных домов для космонавтов и их семей. Каждый космонавт вел «свой собственный» проект, связанный с различными сооружениями Звездного. Юрий Гагарин курировал строительство плавательного бассейна. Я шефствовал над стройкой нового тренировочного центра с гидролабораторией и планетарием.

Еще мы сотрудничали со строителями и проектировщиками жилых домов. Наконец попав в свои новые дома, мы поразились, какие в них чудесные квартиры. Общая площадь нашей была целых 86 «квадратов». Это довольно скромно по многим меркам, но мы были в восторге: еще никогда мы не жили в такой роскоши.

Новоселье отмечали широко. Мы с Валентиной Терешковой в белых парадных мундирах стояли встречали подъезжающих гостей хлебом и солью по русскому обычаю.

На каждом из 11 этажей новых домов было по четыре квартиры. И на каждом этаже мы поставили по столу с хлебом, солью и вином. Жены космонавтов оделись в самые лучшие платья, встречая гостей. Моя жена Светлана приготовила замечательный обед с изысканным французским вином, которое я привез из Парижа.

15 июня того же года наша вторая дочь Оксана стала первым ребенком, родившимся