Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны - Алексей Архипович Леонов

Алексей Леонов

Трагедия «Аполлона-1» широко освещалась в Советском Союзе, и наше правительство послало соболезнования членам семей погибших. Участники советского отряда космонавтов тоже выражали сочувствие, посылая родным астронавтов письма с соболезнованиями. Хотя мы лично не знали никого из погибших, но ощущали с ними определенное родство.

Авария «Аполлона» заставила нас тщательно проанализировать наши собственные системы. Мишин издал прямой приказ обеспечить пожаробезопасность во всех частях нашего космического корабля. В результате, например, открытую проводку дополнительно изолировали, а слишком сильно нагревающиеся телевизионные лампы заменили другими.

Мы часто между собой обсуждали случившееся на «Аполлоне-1». С профессиональной точки зрения я смотрел на смерть троих американских астронавтов как на жертву, принесенную во имя будущего спасения жизни других. Но еще я очень злился на упрямство американских инженеров, которые продолжали использовать чистый кислород как атмосферу в кабинах кораблей. Я не мог понять, что им мешало перейти на систему, которую мы приняли после гибели Валентина Бондаренко, – регенерацию кислорода в полете.

Американцы должны были знать о трагедии, которая постигла Бондаренко в среде чистого кислорода. Валентину устроили торжественные похороны, и, если американская разведка не проинформировала NASA о том, что у нас случилось, значит, она плохо делала свою работу.

Мы следили за спорами в американской прессе о том, надо ли прекращать космическую программу после пожара на «Аполлоне-1». Но мне не верилось, что есть шанс на такой исход. Америка уже вложила в космос огромные деньги, а деньги в этой стране считать умели. Кроме того, они очень хорошо знали, что мы вкладываем в космонавтику все силы. Перспектива того, что первый человек на Луне окажется советским, должно быть, маячила перед Соединенными Штатами как красная тряпка перед разозленным быком.

И тут нас самих постигла трагедия.

Дэвид Скотт

Президент Джонсон приказал NASA провести внутреннее расследование причин пожара. Вновь и вновь комиссия слушала запись последних секунд с борта командного модуля «Аполлона» вскоре после 18 часов 30 минут по местному времени того страшного вечера 27 января.

Звучал голос Роджера Чаффи. Именно в его обязанность входило поддерживать контакт с диспетчерами Центра управления на мысе Кеннеди в случае аварии. Вначале его голос звучал четко и отрывисто:

– Пожар!

Через несколько секунд, гораздо тревожнее:

– В кабине корабля пожар!

Последние слова Чаффи мы разбирали уже с большим трудом:

– У нас сильный пожар… Мы горим!

Когда спасателям наконец удалось выломать люк в сгоревший командный модуль, они обнаружили, что все трое мужчин задохнулись ядовитыми газами. Комиссия заключила, что искра, возникшая, вероятно, в поврежденной электропроводке в отсеке оборудования, подожгла обшивку интерьера. В среде чистого кислорода с давлением выше стандартного вспышка мгновенно превратилась в адский огонь. При чрезвычайно высокой температуре люк стало невозможно открыть, особенно при растущем в кабине давлении.

По следам трагедии совет по расследованию аварии в NASA учредил несколько технических комиссий, которым предстояло пересмотреть различные аспекты проекта «Аполлон», разобраться, что привело к аварии и как улучшить космический корабль. Всех астронавтов, отстранив от основной работы, включили в одну или несколько из этих комиссий. Я попал в команду, которой требовалось перепроектировать систему стыковки и создать новый люк – открывающийся наружу. Еще я помогал проектировать прибор системы контроля входа в атмосферу, который позволит астронавту вручную пилотировать «Аполлон» во время возвращения на Землю.

После пожара все фигуры с шахматной доски «Аполлона» оказались сброшены. Музыка смолкла. Пришло время собирать новый оркестр.

Сменилось и руководство, как и полагается после таких происшествий. Это было в порядке вещей. Новое назначение получил Джо Ши, а высшее руководство предприятий в Дауни или сместили на другие посты, или уволили. Инженеры восприняли новости с тяжелым сердцем. Они понимали, что катастрофа случилась по их вине. Нелегко принять такое. Но на место старой пришла новая, успешная команда.

Одной из ключевых фигур в руководстве NASA, игравшей важную роль и до пожара, чьей неоценимой заслугой стало то, что после этого события все инструменты в новом оркестре «Аполлона» заиграли в совершенной гармонии, был Билл Тиндолл. Думаю, Тиндолл – незаслуженно забытый герой национальной космонавтики США. Важным его достижением стало внедрение блистательно успешного форума, где свободно обменивались информацией и идеями все те, кто работал над различными аспектами проекта: астронавты, инженеры, менеджеры, техники… Такие «совещания о приоритете задач и данных» проводились почти каждую пятницу в большой лекционной аудитории Центра пилотируемых полетов. Я никогда не пропускал их, если мог внести свой вклад.

Уникальная способность Тиндолла помочь всем участникам открыто говорить и взаимодействовать друг с другом оказалась очень важной в объединении аппаратуры и программного обеспечения в один комплекс. Его совещания всегда отличались живостью дискуссий, безотлагательным принятием решений и тем, как решительно все брали на себя обязательства и выполняли их. Краткие и по существу резюме, которые делал Билл Тиндолл по итогам этих встреч, вошли в предания – его записки стали называть тиндоллграммами. Они всегда были ясными, информативными и краткими, но часто Биллу удавалось делать их непринужденными и забавными.

Часто под конец тиндоллграммы встречались фразы наподобие «по крайней мере, так вижу я» или «давайте проголосуем», что смягчало тех, кто придерживался противоположного мнения, или позволяло дополнить итоги тем, что забыли упомянуть. Еще Тиндолл не боялся разряжать атмосферу деликатными шутками.

Как-то он, приглашая частного подрядчика в области систем торможения и входа в атмосферу для «Аполлона» приехать в Хьюстон, завершил письмо так: «Надеюсь, у вас найдется возможность проанализировать все и заглянуть к нам на пикник. Пожалуйста, прихватите собственных муравьев». Или, завершая совещание о проблемах с компьютерными программами для «Аполлона», Тиндолл признал: «…не могу недооценивать всей серьезности ситуации. Мы с вами в глубоком и серьезном замесе!» В другой раз, когда обсуждали работы по лунному модулю, Билл заметил: «Очеь бы хотелось увидеть, как эта птичка взлетит до того, как спихнет нас в пропасть».

Но как бы легкомысленно ни звучали фразы Тиндолла, которыми он подытоживал встречи, суть его посланий оставалась предельно серьезной. Пожар на стартовой площадке заставил нас полностью пересмотреть всю систему. И без пожара мы бы не исправили многие изъяны «Аполлона» за то время, что оставалось до назначенного Кеннеди срока. И очень может быть, что мы бы потеряли экипаж в реальном полете на «Аполлоне».

Алексей Леонов

К апрелю 1967 года мы были готовы запустить первый «Союз» с космонавтом на борту. Пилотировать его назначили Владимира Комарова, который, таким образом, становился первым космонавтом, которому предстояло совершить второй полет на орбиту. Я знал Владимира очень хорошо. Он