И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я хочу, чтобы ты сдох!»
– …алкоголь, наркотики – чисто. Ни следа. Доктор Роше? Вы меня слышите?
«Если однажды на стол перед тобой попадёт дорогой для тебя человек…»
Нет. Рене облизала пересохшие губы и вновь опустила взгляд на перепачканное кровью и грязью лицо. Аон похудел. Так сильно осунулся… Руки невольно дёрнулись к неестественно острым скулам, но Рене остановила себя. Бившийся в панике разум никак не мог включиться в работу и подмечал совершенно ненужные вещи. Отрицательный тест на наркотики? Но… Они уверены? Кажется, да. Кто-то только что говорил о чём-то похожем. Чёрт! Ей бы слушать, что кричал парамедик! Но она лишь смотрела на тень от длинных ресниц и считала бледные родинки. Неужелионсправился сам? Её совсем не герой…
«Я хочу, чтобы ты сдох!»
Господи, уж лучше бы сдохла она! Возможно, лет десять назад в том холодном подвале. Тогда ничего этого не было бы: ни встреч, ни проведённых вместе ночей, ни заснеженной трассы. Рене знала, почемуоноказался в этой дыре. Не имела на то ни одного доказательства, но всё равно не сомневалась. Сегодня ведь Рождество. Надо же! Прошёл целый год, а Рене и не заметила.
– …открытый перелом обеих ступней и диафиза левой большеберцовой… Задеты основные связки, сухожилия…
Если честно, Рене не разбирала ни слова из того, что бубнили ей наперебой парамедики. Она банально не слушала. Да и был ли в том смысл? Рене знала список травм наизусть. Сама же писала их в эпикризе для слушаний по делу бедняги Рэмтони, полгода смотрела на это во снах и вот теперь… Воспоминания окончательно вогнали в ступор, однако затем что-то или кто-то настойчиво потянул вперёд, и ничего не оставалось, как машинально двинуться следом.
«Если однажды на стол перед тобой попадёт дорогой для тебя человек…»
Зелёный коридор, мигавшая лампа, оставшаяся позади ужасная дверь… лифт. Рене не понимала, как они шли – быстро ли, медленно. Может, бежали? Или ползли, точно ленивые черепахи? Всё, что она ощущала – как трясёт бесконтрольное тело от страха… От самого настоящего ужаса, который обрушился слишком внезапно. Господи, она не готова! И никогда не будет. Она ведь совсем ничего не умеет!
«Я хочу, чтобы ты сдох!»
В ушах вдруг зазвенело, и пришлось вцепиться в край уносившейся прочь каталки, дабы не рухнуть прямо под ноги бригады из скорой. Она не сможет этого сделать. Нет. Не встанет за стол, потому что не объективна, напугана, на грани истерики. И потому что когда-то именно Рене желалаемусмерти. А значит – она не справится. Она попростуегоубьёт!
«Если однажды на стол перед тобой попадёт дорогой для тебя человек…»
– Сатурация критическая… Сочетанная травма… правосторонний пневмоторакс… травматический шок. Был уже в коме, когда нашли… – Донеслись до Рене факты. – Доктор Роше, задета печень, лёгкое и, похоже, что…
– Сердце.
Зачем ей всё это говорят? Она не слепая и прекрасно видит едва поднимающуюся от вздоха грудину, сухие губы с плёнкой красной слюны, синие вены и бледную кожу на шее, которая уже не блестела. В теле попросту не осталось ни капельки жидкости. Верно? О да. Вся она осталась на мёрзлой земле, перепачкала покрытие неотложки и теперь рисовала за собой длинный след от колёс. И всё же, хотя Рене едва осознавала реальность вокруг, выточенными в Монреале инстинктами она замечала, как зажимала дыру в животе ладонь второго из смены врача. Как одна хуже другой звучали команды для персонала. Как испуганно следили за единственным монитором медицинские сёстры, а линия пульса на нём учащалась и сглаживалась почти до прямой. Почти мёртв… Живой труп! Но больше всего… больше того, с чем она и без того никогда бы не справилась, Рене боялась взглянуть ниже и узнать, что…
«Я хочу, чтобы ты сдох!»
– …придётся ампутировать руки…
«Если однажды на стол перед тобой попадёт дорогой для тебя человек…»
Наверное, именно это стало тем самым толчком, который неожиданно вернул в лёгкие воздух, а под подошвы жёлтеньких «вишенок» ощущение твёрдого пола. Реальность прорвалась сквозь паникующий мозг и рухнула голосами, звуками, писком аппаратуры. Ампутировать?! Руки? Руки хирурга?! Они там свихнулись? Милосерднее просто добить!
От этой мысли внутри вдруг поднялась волна звериного бешенства, и Рене, словно очнувшись, вдруг резко остановилась и дёрнула на себя лязгнувшую по полу каталку. В бессильном страхе, что у неё сейчас отберут самое главное, она со всей силы вцепилась в железные поручни и впервые осознанно посмотрела на непонятно когда оказавшегося рядом Бюже. Проклятый шторм собрал в больнице едва ли не всё отделение, но прямо сейчас Рене было глубоко наплевать на ранги, звания и регалии. И потому взгляд, которым она уставилась на главу отделения, отдавал настолько чистым безумием, что старый хирург вдруг шарахнулся в сторону, а затем вовсе настороженно замер.
«Если однажды на стол перед тобой попадёт дорогой для тебя человек…»
– НЕТ!
Жёсткий приказ вырвался сам. Рене не сомневалась и не стеснялась. Кажется, она вообще впервые готовилась спорить до посиневшего языка, да только времени у них почти не осталось.«В моей работе споры часто заканчиваются слишком плачевно…»Рене бросила нервный взгляд на мониторы и вспотевшего парамедика, который по-прежнему ритмично сжимал кислородный мешок, но всё равно упрямо поджала бледные губы.
– Я не позволю.
– Роше. Кости раздроблены, вот-вот будет сепсис. У нас нет ни возможностей, ни персонала, чтобы проводить подобные операции. На споры времени тоже уже не осталось!
«В моей работе споры часто заканчиваются слишком плачевно…»Ну нет! Только не в этот раз!
– Значит, не спорьте и звоните в Монреаль…
– У него дыра в животе! – завизжал глава отделения и дёрнул на себя каталку, но Рене не позволила.
Господи, что за цирк? Они должны бежать и спасать, но вместо этого стоят и решают, а стоит ли вообще это делать.
– Ты ослепла? Наша цель – не дать ему помереть в этих стенах. Всё! Больше ничего, пока не прилетит вертолёт и не заберёт неудачника к Лангу.
Неожиданно Рене истерически захохотала. Заберёт? К
