Империя проклятых - Джей Кристофф

Он взял второй бокал, наполненный до краев. Медленно поднявшись на ноги, маркиз протянул его существу на другом берегу реки.

– Так и будете молчать, мадемуазель?

Последняя лиат зашипела, и в горле у нее клокотали и ненависть, и страдание, и голод. Жан-Франсуа поднял предложенный бокал, изучая игру света в багровом сиянии.

– Как угодно.

И со вздохом выплеснул бокал в воду.

Падая, бокал ударился о край, разбился вдребезги, капли крови засверкали на камне темными рубинами. Чудовище упало на колени и с криком бросилось к воде, вытянув руку, скрючившись, царапая камень когтями. Но река вполне могла быть стеной пламени, и когда бокал исчез в потоке, лиат опустила голову, и с ее губ сорвался вибрирующий, душераздирающий стон.

– О Боже…

– У моей госпожи есть время, мадемуазель, – солгал историк. – В избытке. Я вернусь завтра, возможно, послезавтра, а вы пока попытайтесь взвесить свои страдания и свою честность. Кричать можете так громко, как требует первое и позволяет второе. Мы похоронили вас очень глубоко, боюсь, что и ваш Вседержитель не услышит.

Историк поднял фолиант. И, оставив бутылку открытой, чтобы она источала аромат в темноте, направился к дверям.

– Подожди…

Он остановился. Рубиновые губы изогнулись в улыбке.

– Великий Спаситель, п-подожди…

Жан-Франсуа обернулся. Чудовище все еще стояло на коленях у кромки воды, низко опустив голову и царапая ногтями камень. Несмотря на всю украденную силу, текущую в ее венах, и все ужасы, которые она творила, Селин Кастия на мгновение показалась той, кем она когда-то была. Девчонкой из нордлундских провинций. Сестрой. Дочерью.

Девушкой.

– Отдай нам б-бутылку, – взмолилась она. – И мы дадим тебе то, что ты х-хочешь.

Жан-Франсуа сердито вздернул подбородок.

– Если это какая-то уловка…

– Это не уловка. Боже, помоги нам.

Что-то среднее между рычанием и рыданием вырвалось у нее из горла, и историк понял, что чудовище плачет, вот только в ней не осталось достаточно крови для слез.

– Дай нам б-бутылку, грешник. И мы поговорим.

Жан-Франсуа медленно вернулся к столу, переступая с пятки на носок, и к тому времени, когда он достиг кромки воды, Селин дрожала так сильно, что, казалось, вот-вот развалится на части. Историк однажды провел четыре ночи, не утоляя жажды, и мог представить, какие муки она испытывала сейчас. Но все же, когда он увидел ее – этот ужас, эту легенду – такой униженной, это наполнило его чем-то близким к презрению.

И это существо я боялся?

Он швырнул бутылку через воду на пятьдесят футов, стекло блеснуло на свету. Лиат схватила ее в спешке, чуть не уронив, и кровь пролилась из открытого горлышка ей на руки. В отчаянии чудовище прижало горлышко к своей серебряной маске и перевернуло, выливая содержимое в жаждущий рот. Она пила без остановки, умирая от голода, совершенно несчастная. Быстро осушила бутылку и застонала, когда на язык попал осадок. И хотя рот у нее был заключен в клетку из чистейшего серебра, она все равно слизывала кровь с прутьев, со своих рук. Язык и пальцы шипели от соприкосновения с металлом, в воздух поднимались струйки черного дыма.

Жан-Франсуа сел на место, бросив взгляд на свой бокал, стоявший на столе рядом.

Историк достал из-за пазухи деревянную шкатулку с вырезанными на ней двумя волками и двумя лунами. Вынул длинное перо, черное, как взгляд наблюдавшего за ним существа, и поставил маленькую бутылочку на подлокотник кресла. Обмакнув перо в чернила, Жан-Франсуа встретился взглядом с темными выжидающими глазами.

Селин глубоко вздохнула, вдыхая запах крови и серебра.

– Начинай, – сказал вампир.

Книга третья. Неистовые

Багряная поляна. Одно только упоминание ее названия разжигает огонь в моем старом сердце. Угодники-среброносцы и бессмертные демоны, благословенные воины и бездумные трупы. Так много крови. Говорят, даже спустя тридцать лет снег все еще окрашен красным. И среди всего этого, с татуировками, горящими так ярко, что, казалось, все огни небес сияют у него на коже, стоял он, торжествуя, держа в руке обнаженный и залитый кровью клинок короля курганья.

Я был там, друг мой. И по сей день я вижу это во сне. Я танцевал во многих местах, пил нектар, сочащийся меж бедер фей Баанр Аобда, прошел бесконечный путь к Концу Всего Сущего, и я говорю вам сейчас, что ни ужас, ни удивление не проникали в меня так глубоко, как в тот день, когда Габриэль де Леон выиграл войну в Оссвее.

В тот день, когда пал ужасный Толев.

Даннэл а Риаган, бард. «Последняя песня», воспоминание, 674 год н. э.

I. Маленькая гора

– С чего начнем? – спросила Селин, проводя острым ногтем по камню. – Поговорим о моем детстве в Лорсоне? О тех солнечных годах, пока еще не наступил мертводень и мы с братом не научились ненавидеть друг друга? Стоит ли притворяться, что все это имеет значение?

– Чтобы различить узор нитей, нужно изучить гобелен целиком. – Жан-Франсуа изобразил самую очаровательную улыбку из своего арсенала. – И, как я уже говорил вашему брату, исходя из моего немалого опыта, историю лучше всего начинать с самого начала.

– Для таких существ, как ты и он. Но между тобой и мной – океан, грешник.

– Вы произносите это слово так, будто намереваетесь оскорбить, – задумчиво произнес историк. – А ведь, если подумать, то вы за свои недолгие годы в этом облике сотворили гораздо больше злодейств, чем кто-либо из известных мне древних. Не зря же говорят: если живешь в стеклянном доме, не стоит бросаться камнями.

– В сердце, наполненном огнем Божьим, нет места греху.

Жан-Франсуа нахмурился, услышав незнакомую цитату.

– Книга Обетов?

– Нет.

Историк постучал пером по губам.

– Я так понимаю, вы все еще пребываете в заблуждении, что дело Отступников было праведным? Как это объяснить, учитывая масштаб вашего провала? Если вы были избраны Богом, как утверждали безумные бредни вашего Приора, то как получилось, что Иллия и все ее последователи теперь гниют в заслуженном аду?

– Не все, – ответила Селин.

– Верно. Вы гниете в погребе моей императрицы.

– Я там, где Господь желает меня видеть.

Маркиз усмехнулся.

– У меня сложилось впечатление, мадемуазель, что так у нас у всех.

– Ты представился историком. И все же называешь нас Отступниками. Это название – ложь. Если бы ты был достоин должности, на которую претендуешь, ты бы это знал.

– Я знаю, что историю пишут победители. А Эсани были далеки от победы.

– Эта война еще не окончена.

– Простите меня, – улыбнулся Жан-Франсуа, указывая на голые скалы вокруг. – Мир, должно