Вся ваша ненависть - Энджи Томас

я не говорю, что все копы плохие, но я и не дурачок, чтобы верить, что все они ангелы. Черт, они уложили меня лицом вниз на тротуар. И за что? Просто потому что подвернулась такая возможность!

Тут встревает мама.

– Это могли быть и те, и другие, – замечает она. – И гадать, кто именно, нет смысла. Главное – завтра убедиться, что Старр в безопасности…

– Я сказала, что никуда не пойду! – кричу я.

И лишь теперь они меня слышат. Желудок сжимается.

– Да, может, стреляли и Короли, но вдруг это копы? – Я смотрю на папу и вспоминаю инцидент возле магазина. – Мне кажется, они тогда хотели тебя убить, – хрипло говорю я. – И все из-за меня.

Папа опускается передо мной на колени, кладет пистолет на пол у моих ног, а потом приподнимает мое лицо за подбородок.

– Первый пункт программы «Пантер». Произнеси его.

Мы с братьями вызубрили «Программу десяти пунктов» «Черных пантер», как другие дети учат клятву верности флагу[102].

– Мы хотим свободы, – говорю я. – Мы хотим иметь право самостоятельно определять судьбу чернокожих и угнетенных общин.

– Повтори еще раз.

– Мы хотим свободы. Мы хотим иметь право самостоятельно определять судьбу чернокожих и угнетенных общин.

– Седьмой пункт.

– Мы требуем немедленно положить конец жестокости полицейских, – произношу я, – несправедливым убийствам чернокожих граждан, других национальных меньшинств и угнетенных.

– Еще раз.

– Мы требуем немедленно положить конец жестокости полицейских, несправедливым убийствам чернокожих граждан, других национальных меньшинств и угнетенных.

– А что Брат Малкольм называл нашей целью?

К тринадцати годам мы с Сэвеном выучили все цитаты Малкольма Икс. Секани до этого еще не дорос.

– Полную свободу, справедливость и равноправие, – говорю я, – достигнутые любыми средствами.

– Еще раз.

– Полную свободу, справедливость и равноправие, достигнутые любыми средствами.

– Так почему же ты решила молчать? – спрашивает папа.

Потому что «Программа десяти пунктов» «Пантерам» не помогла. Хьюи Ньютон умер наркоманом, а остальных правительство уничтожило по одному. Любые средства не уберегли Брата Малкольма от смерти (причем велика вероятность, что убили его свои же люди). На бумаге лозунги всегда выглядят лучше, чем в реальности. И реальность такова, что я могу просто не дожить до завтрашнего заседания.

Мы подскакиваем от двух громких ударов в дверь.

Папа встает, берет свой пистолет и идет открывать. Потом говорит кому-то «Здорово!», и мы слышим хлопки ладоней. Мужской голос отвечает:

– Большой Мэв, ты ведь знаешь, что мы тебя прикроем.

Папа возвращается в зал в компании высоких широкоплечих парней в сером и черном. Серый светлее того, который носит Кинг со своей бандой. Чтобы заметить это, нужно пожить с мое в нашем районе. Эти парни тоже Короли, только из другого района.

– Это Гун. – Папа указывает на низкого парня с хвостом на затылке. – Он и его парни будут охранять нас сегодня и завтра.

Дядя Карлос складывает руки на груди и сурово смотрит на вошедших.

– Ты просишь Королей защищать твой дом, несмотря на то что случившееся может быть их рук делом?

– Они не братаются с Кингом, – отрезает папа. – Это Короли Кедровой Рощи.

А значит, их с Кингом не связывает ничего, как тех же Послушников. В бандах все решают районы, а не цвета. У Королей Кедровой Рощи давно терки с шайкой Кинга, то есть Королями Садового Перевала.

– Хочешь, мы уедем, а, Большой Мэв? – уточняет Гун.

– Нет, о нем не беспокойтесь, – отмахивается папа. – Делайте то, зачем пришли.

– Без проблем, – кивает Гун и дает папе пять, после чего он и его парни уходят обратно на улицу.

– Ты что, серьезно? – кричит дядя Карлос. – Ты правда думаешь, что гангстеры могут обеспечить вам безопасность?

– Стволы у них есть, – пожимает плечами папа.

– Бред! – Дядя Карлос переводит взгляд на маму. – Слушай, я поеду с тобой завтра в суд, но только если их там не будет.

– Умник хренов, – фыркает папа. – Не можешь защитить племянницу, потому что боишься, как бы твои дружки-копы не подумали про тебя чего плохого?

– О, так вот как ты заговорил, да, Мэверик?

– Карлос, успокойся.

– Нет, Лиза. Я не ослышался? Он говорит про ту самую племянницу, о которой я заботился, пока он сидел за решеткой? А? Про ту племянницу, которую я сопровождал в первый день школы, потому что он взял на себя вину за своего так называемого дружбана? Про ту, которую я держал на руках, пока она плакала и звала папу? – Он так кричит, что мама встает перед ним, загораживая от него папу. – Обзывай меня как хочешь, Мэверик, но не смей говорить, что мне плевать на мою племянницу и племянников! Да, племянников! Я говорю и про Сэвена! Пока ты сидел…

– Карлос, – перебивает его мама.

– Нет, он должен это услышать. Пока ты сидел, я помогал Лизе каждый раз, когда мать твоего ребенка подбрасывала его к нам на месяцы. Я! Я одевал их, кормил и обеспечивал им крышу над головой. Как чертов дядя Том![103] Так что нет – я не хочу иметь дела с преступниками, но не смей говорить, что мне плевать на этих детей!

Папа стоит с каменным лицом. И молчит.

Дядя Карлос берет со столика свои ключи, дважды целует меня в лоб и уходит, хлопнув входной дверью.

Девятнадцать

Меня будят запах бекона и непривычное многоголосье.

Я моргаю от рези в глазах из-за неоново-синих стен и некоторое время просто валяюсь, прежде чем вспомнить, что сегодня мне предстоит давать показания перед коллегией присяжных.

Пришло время выяснить, подведу я Халиля или нет.

Я надеваю тапки и иду навстречу незнакомым голосам. Сэвен с Секани уже давно должны быть в школе, да и голоса у них не такие низкие. Не спи я в майке и баскетбольных шортах, наверное, распереживалась бы, что какие-то чуваки увидят меня в пижаме. Но наряд у меня вполне приличный.

Кухня набита до отказа. У стола собрались парни в слаксах, белых рубашках и при галстуках – и жадно едят. Их лица и руки покрыты татуировками. Кое-кто из них коротко мне кивает и с набитым ртом бормочет: «Здорово».

Короли Кедровой Рощи. Черт, а принарядились они на пять с плюсом.

Мама с тетей Пэм возятся у плиты, где шипят полные яиц и бекона сковородки, под которыми пляшут язычки синего пламени. Бабуля разливает сок и кофе и без умолку чешет языком. Мама бросает взгляд через плечо и говорит:

– Доброе утро, Чав. Твоя тарелка в микроволновке. И достань из духовки печенье, пожалуйста.

Они с тетей Пэм расступаются, освобождая мне место и продолжая