Вся ваша ненависть - Энджи Томас

– Ха! – усмехается Сэвен.

– Что за мордобой вы тут развели? – спрашивает папа.

Он опускается на длинную секцию дивана и вытягивает ноги. Его счастливое место. Вскоре забегает Секани, садится у меня за спиной и кладет мне на плечи свои голые ноги. Я не возражаю. Они у него еще детские и невонючие.

– Я просто предложила Чав мороженого, – объясняет мама. – Любимый, ты как, будешь?

Папа усмехается.

– Фигушки. Ты же знаешь, что я не ем молочку во время матчей.

Видите? Все очень серьезно.

– И кстати, готовьтесь, – добавляет папа. – «Кливленд» надерет вам задницу. Если бы играл Коби[101], вас, конечно, уделали бы еще хлеще, но все равно будет несладко.

– Аминь! – восклицаю я, хотя насчет Коби с ним не согласна.

– Ой, мальчик мой, помалкивай, – говорит мама папе. – Ты всегда выбираешь слабые команды. Сначала «Лейкерс»…

– Эй, три победы подряд – это тебе не слабая команда. И я не всегда выбираю слабых, не надо тут мне. – Он усмехается. – Я же выбрал тебя, разве нет?

Мама закатывает глаза, однако улыбается в ответ. Как бы мне ни не хотелось в этом признаваться, но мои предки – иногда ужасные милашки.

– Ага, – говорит она, – единственный раз, когда ты сделал правильный выбор.

– Угу, – кивает папа. – Ваша мама играла за баскетбольную команду старшей школы Святой Марии против женской сборной старшей школы Садового Перевала, где учился я.

– И мы надрали им задницы, – вставляет мама, слизывая мороженое с ложки. – К слову, их девочки нам и в подметки не годились.

– Короче, пришел я в тот день на площадку пораньше – посмотреть на своих друзей, которые хотели поиграть после девчонок, – продолжает папа, глядя на маму. (Так мило – прямо кошмар какой-то!) – И заметил самую красивую девушку на свете, которая с мячом раздавала будь здоров.

– Расскажи им, что ты сделал, – просит мама, хотя мы уже в курсе.

– Эй, я просто хотел…

– Нетушки, давай, рассказывай.

– Я попытался привлечь твое внимание.

– Ага. – Поднявшись с дивана, мама отдает мне миску и встает перед телевизором. – Ты торчал за боковой вот с таким видом. – Она наклоняется набок, берется за промежность и облизывает губы.

Мы хохочем. Я так и вижу, как папа это делает.

– Прямо посреди игры! – фыркает мама. – Стоит как извращенец и пялится на меня.

– Но ты же меня заметила, – улыбается папа. – Ведь правда?

– Потому что ты выглядел как дурак! А потом в перерыве я сижу на лавочке, а он подходит сзади и говорит. – Она понижает голос: – «Эй! Эй, красотка. Как тебя зовут? Ты классно смотрелась на площадке. Номерком не поделишься?»

– Блин, па, ну ты вообще был лузером, – смеется Сэвен.

– Неправда! – возражает папа.

– А она дала тебе свой номер? – спрашивает Сэвен.

– Ну, я сделал первый шаг…

– Так дала или нет? – повторяет Сэвен.

– Не-а, – признается папа, и мы хихикаем, как гиены. – Да и пофиг. Можешь злорадствовать сколько душе угодно. В конце концов, я что-то да и сделал правильно.

– Да, – признает мама, запустив пальцы мне в волосы. – Так и есть.

Ко второй четверти матча «Кливленда» против «Чикаго» мы хором орем в телевизор. Когда Леброн перехватывает мяч, я подпрыгиваю, и – бам! Слэм-данк.

– Получили? – кричу я маме с Сэвеном. – Получили?!

Папа дает мне пять и хлопает в ладоши.

– Вот это я понимаю!

Мама с Сэвеном закатывают глаза.

Я сижу в своей «игровой позе»: колени подняты, правая рука лежит на голове и держится за левое ухо, а левый большой палец – во рту. Не занудствуйте, это работает. Сегодня «Кливленд» хорош и в защите, и в атаке.

– Вперед, «Кавалеры»!

Где-то в доме стекло разлетается вдребезги. А потом бах, бах, бах, бах. Выстрелы.

– Ложитесь! – кричит папа.

Я уже на полу. Секани падает рядом, а сверху нас накрывает мама и обнимает обеими руками. Папа несется в прихожую, и мы слышим скрип дверных петель и визг шин за окном.

– Ублюд… – Папин голос тонет в грохоте выстрелов.

Мое сердце замирает. На долю секунды я попадаю в мир, где папы нет, – ужасный бессмысленный мир.

Но он возвращается в зал.

– Вы целы?

Тяжесть у меня на спине исчезает. Мама говорит, что с ней все в порядке, Секани тоже, а за ними и Сэвен.

Папа сжимает свой пистолет.

– Пульнул в этих баранов, – говорит он, тяжело дыша. – Кажется, задел в шину. Ни разу не видел эту тачку.

– Они стреляли по дому? – уточняет мама.

– Ага, в окно гостиной, – кивает папа. – И забросили что-то внутрь.

Я бегу туда.

– Старр! Вернись! – кричит мама.

Но я слишком любопытна и упряма. Мамин любимый диван усыпан блестящими осколками. На полу посреди комнаты лежит кирпич.

Мама звонит дяде Карлосу, и через полчаса он уже стоит у нас на пороге.

Папа так и не перестал мерить шагами зал и не убрал свой пистолет. Сэвен увел Секани спать. Мама сидит рядом со мной на угловом диване, приобняв меня одной рукой так крепко, точно не собирается отпускать.

Нас заходили проведать соседи: миссис Перл, мисс Джонс и мистер Чарльз из соседнего дома, который прибежал с пистолетом в руке. Никто из них не видел нападавших.

Но какая разница, кто это сделал? Важно одно: это было послание, и оно предназначалось мне.

Меня мутит, как в детстве, когда, объевшись мороженого, слишком долго гуляешь по жаре. Мисс Розали говорила, что жара «кипятит» желудок и что следует выпить чего-нибудь холодного, чтобы его остудить. Но сейчас холодное мне не поможет.

– Полицию вызвали? – спрашивает дядя Карлос.

– Хрена с два! – фыркает папа. – Откуда мне знать, что стреляли не копы?

– Мэверик, ты все равно должен был позвонить, – вздыхает дядя Карлос. – Нападение нужно запротоколировать, к тому же сюда прислали бы кого-нибудь охранять дом.

– О, мой дом есть кому охранять, не беспокойся. Но вот кто точно не будет этого делать, так это продажные свиньи, которые наверняка сами всё и устроили!

– Это могли быть Короли! – возражает дядя Карлос. – Разве не ты говорил, что Кинг угрожал Старр из-за ее интервью?

– Я завтра никуда не пойду, – говорю я, но с тем же успехом можно шептать на концерте Дрейка.

– Знаешь, черт тебя дери, это не совпадение, что нас пытаются запугать накануне того дня, когда Старр предстоит давать показания, – рычит папа. – Твоим дружкам это больше всего на руку.

– Ты не представляешь, как много полицейских хотят одной лишь справедливости, – вздыхает дядя Карлос. – Но, конечно, ты не поверишь. Классический Мэверик. Всякий коп для тебя – плохой коп.

– Завтра я никуда не пойду, – повторяю я.

– Да