Советские космонавты - Михаил Ребров

Есть такая хорошая песня — «Надежда». И есть хорошие слова в этой песне: «Надежда — мой компас земной». На Байконуре ее можно услышать всюду: и в гостинице «Космонавт», и в кафе «Луна», и на стартовой позиции, когда Земля передает на борт музыку. Не раз звучала она и в безмерном просторе космоса:

Надо быть спокойным и упрямым...

Спокойным и упрямым... Человек, лишенный этих качеств, вряд ли может стать настоящим космонавтом. И дело не только в том, что еще до полета он успевает во всей полноте ощутить, как там, на орбите, ему будет нелегко, и, делая выбор, не устрашится трудностей. Но и столкнувшись с ними лицом к лицу, упрямо перешагивает через все «сюрпризы космоса».

После того как «Союз-25» был возвращен на Землю, Рюмин не отступил. Он доказывал свое право на повторный полет и добился этого. Его определили бортинженером к Владимиру Ляхову, на «Союз-32». И вот лифт снова унес экипаж на вершину ракеты. Космонавты заняли свои места в корабле. Пусковые хронометры с точностью до долей секунды выверяют расчетное время старта. Земля и борт сверяют свои часы. «Протоны» (таков позывной экипажа) готовы. Они ждут.

Надо только выучиться ждать,

Надо быть спокойным и упрямым...

Слушая их голоса, чуть искаженные динамиком, наблюдая за ними на экране телевизора, я думал о том, что каждый из них прошел свой путь до кабины корабля. Но у обоих есть сходная черта — одержимость. При всей внешней сдержанности у них всегда горят глаза. Они всегда там, где кипение жизни. Они не идут, а несутся. Всегда ли они обедают в один час или что-то на ходу перехватывают в буфете? Спят ли когда-нибудь вдоволь? Регулярно используют отпуска? Забывают ли дома о работе? Не станем утверждать. Так или иначе, а космос стал делом всей их жизни.

Сто семьдесят пять суток пробыл экипаж над планетой людей. За время этого беспримерного полета «Протоны» выполнили широкую программу научно-технических и медико-биологических исследований, испытаний новых приборов и систем космических аппаратов. Космонавты осуществили большой объем ремонтно-профилактических мероприятий по восстановлению отдельных агрегатов станции «Салют-6», выходили в открытый космос...

В апреле 1980 года Валерий ушел еще в один космический рейс. Вместе с Леонидом Поповым они вели свой «Союз-35» к «Салюту-6». 185 суток длилась их вахта в космосе.

Экипаж космического корабля 'Союз-35': Л, И, Попов (слева) и В. В. Рюмин во время предполетных занятий. 1980 г.

Когда они вернулись, я спросил Валерия Рюмина: «Трудно было?» Он ответил неопределенно: «Все уже позади». «А если бы тебе предложили подобрать экипаж для полета на Марс, кого бы взял?» «Нормальных людей, — был ответ. — Нормальные люди ради общей цели всегда могут ужиться. Главный критерий — высокая профессиональная подготовка, спокойный характер, который позволил бы без конфликтов прожить три года, и желание работать».

ВЕРНОСТЬ ПРИНЦИПАМ

Юрий Викторович Романенко

Летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза полковник Юрий Викторович Романенко. Родился в 1944 году в поселке Колтубановский Оренбургской области. Член КПСС. Совершил два полета в космос: первый — в 1977 году, второй — в 1980 году.

Мокрый снег так и не перестал идти. Но космические рейсы не откладываются из-за погоды. На Байконуре готовились к очередному пуску космического корабля. Государственная комиссия приняла решение: старт «Союза-26» 10 декабря 1977 года.

На заседании госкомиссии он держался спокойно, на вопросы отвечал уверенно и емко: без лишних слов, без эмоций, по-деловому... Поблагодарил за доверие, заверил, что экипаж задание выполнит.

Когда его бортинженер Георгий Гречко сказал, что чувствует себя как перед атакой, как человек, который уже понюхал пороху, а рядом еще не обстрелянный, но надежный боец, он не смутился. Сказал: «Я разделяю это чувство. Пусть сравнение с атакой не покажется странным. Если в бою за первыми рванувшимися вперед поднимаются и остальные, то за нами стоят тысячи и тысячи людей, которые готовили этот эксперимент. Ответственность перед ними, перед их трудом и надеждами, перед важностью предстоящего рождает собранность...»

Перед посадкой в корабль их шутливо напутствовали: «Станция на высоте триста шестьдесят километров, ищите ее, догоняйте». Они пообещали: «Найдем и догоним».

Через сутки «Салют-6» стал обитаем.

— Здесь полный порядок, — доложил на Землю Юрий Романенко. — Начинаем работу...

Это уже потом, при близком знакомстве, узнаешь, что он за человек и что главное в его характере. А сначала была лишь папка с надписью «Личное дело Ю. В. Романенко» и подшитые в ней бумаги — анкеты, характеристики, служебные справки, копии документов и такие вот отзывы о нем.

«...Летать любит, летает уверенно, смело, в сложной обстановке решение принимает спокойно и грамотно. Техника пилотирования отличная...» (Из аттестации.)

«...В общественной работе активен, к партийным поручениям относится добросовестно. Самокритичен, честен, прям. Много работает над повышением идейно-теоретических знаний...» (Из партийной характеристики.)

«...Перегрузки, большие перепады давления, высотные и длительные полеты переносит хорошо». (Это уже заключение медиков.)

Служебные документы. Они лишены эмоций, выразительных оборотов, лирических отступлений. Даты, события, названия городов, учреждений — вот их строгое и скупое содержание. И только в личных беседах с ним удается как бы изнутри постигнуть то, что скрыто за этими фактами.

— Отец — военный моряк, капитан первого ранга; мать — военврач. Немало поездил с родителями по стране. Люблю рисовать (добавлю: и умеет). Что еще?..

...Кто из нас в детские годы не мечтал стать моряком, конструктором, спортивным чемпионом? Пуская по ручью кораблики, мы уже представляем себя на капитанском мостике; сочинив первое четверостишие, мним себя поэтами, а забив гол в ворота соседской дворовой команды, чувствуем себя никак не меньше чем Гавриловым или Блохиным...

Но вот позади школа, воображение начинает работать заново, и вдруг понимаешь, что мечта-то ненастоящая.

Так было и у него. В школьные годы занимался авиа- и судомоделизмом, ходил в стрелковый кружок. Потом новые увлечения: лыжи, бокс, подводная охота... В море его «звал» отец, хотел, чтобы сын пошел по его стопам, но Юрий предпочел иное.

Когда учился в девятом классе, судьба свела его с летчиком-истребителем Александром Александровичем Малиновским. В годы войны он прикрывал караваны судов в Баренцевом море, смело вступал в воздушные схватки с фашистскими асами, сбил семь «мессеров», несколько в лобовой атаке. Рассказы этого мужественного человека увлекли юношу. Частенько думая о небе, он задавал себе вопрос: «Что чувствует человек в полете, оставшись один на.один с бескрайним простором?»

Апрель 1961-го... Учился он тогда в десятом классе 23-й калининградской школы. Вдруг неожиданно во время уроков заработал школьный радиоузел. По всем классам разнесся голос Левитана: «Советский человек в космосе!» Радости мальчишек не было границ. Но в ту весну Юрий и думать не мог, что станет космонавтом.

Как-то вычитал в одной книжке, что косноязычный Демосфен стал лучшим оратором Греции. Поразил не сам факт, а объяснение, из которого следовало, что афинский политик этого хотел и добился. Уметь хотеть и добиваться — это тоже талант.

Талант... А, что это? Сверхспособность или сверхсмелость, умение переходить границы своих возможностей? Разобрался не сразу. Другие, как-то само собой закончив школу, без особых раздумий поступали в институты, избирая их порой лишь по соображениям низких проходных баллов. У него все было иначе. Имея аттестат с четверками и пятерками, он пошел работать. Сначала — бетонщиком, потом был слесарем. Год испытывал себя, прежде чем твердо решил: хочу в небо.

В 1962 году поступил в Черниговское высшее военное авиационное училище летчиков. В 1966-м окончил его с отличием, получил диплом летчика-инженера. Судьба разбросала сокурсников во все концы, его оставили инструктором. Трудно сказать, как он воспринял это назначение. Сам говорит: «Тогда никак». Он учил летать других, поднимал их в умении быть летчиками, а они, сами того не ведая, поднимали его. Существует такое понятие — обратная связь.

Сложная штука — жизнь. Жить — это значит дышать, думать, действовать. Дышать — просто. Все остальное — нет. Тут-то и опасно ошибиться. Опасно потому, что ошибка в оценке своих сил может стать трагедией даже тогда, когда эта самая трагедия в обычном летном понимании не происходит.

Он часто думал о своей профессии. Кто есть летчик-инструктор? Учитель, воспитатель, наставник? И отвечал себе: все вместе. И только вместе, если хороший летчик-инструктор. Настоящий! Если он — наставник. А не слишком ли это — наставник, когда твои подопечные всего на два-три года моложе тебя?