Советские космонавты - Михаил Ребров

Так вот, стою я рядом с ним. Оба молчим. Но передается мне его потрясение, его какая-то детская невысказанность, обойденность отцовской лаской, отцовским словом.

— Отец у меня здесь лежит, — сказал, как выдохнул, — увидеть его не довелось.

И не удержался, смахнул слезу.

Узнала я в тот день, что зовут его Сашей, фамилия Иванченков, что он из подмосковного города Ивантеевка, что рос круглым сиротой с семи лет... На следующий год Саша приехал вместе со своей тетей — Клавдией Петровной Плужниковой. И они сразу пришли ко мне в школу. Помню, мы долго сидели втроем, пили чай, вспоминали о Сергее Петровиче, о Сашиной матери, которая умерла вскоре после войны.

Последний раз Саша приехал один. На дворе лето, но холодно было, дождливо, как в том августе сорок второго. Я ему дала пальто своего мужа, отогрелся он у пас. Одним словом, встретили как родного. Я его о работе никогда не расспрашивала, но, уезжая, он сказал мне, что теперь, наверное, долго не сможет приехать. Вскоре он прислал письмо и сделанные им самим фотографии памятника на могиле...

Детство... Каким оно было у Александра Иванченкова?

Много чудес на свете. И одно из них — белый след в небе. Он лучше всего виден в безоблачный день, ранним утром или на закате, когда солнце подсвечивает его снизу. Он появляется вдруг. Короткий, топкий. И тут же какая-то невидимая сила начинает его растягивать...

Следы в небе чертили реактивные самолеты. Саша мог наблюдать за этим чудом часами.

Странное чувство полного, почти торжественного спокойствия охватывало его. Он прислушивался к небу, а белый след напоминал ему звенящий полет стрелы.

Ивантеевка, где он родился и рос, — город текстильщиков, город садов и песен. Девичьи голоса так выводили задорные мелодии, что песня рвалась к самим звездам. Высоко-высоко! Сады благоухали весной, а осенью дразнили мальчишек краснобокими яблоками, искушая на ночные набеги.

В школе у Александра было две страсти: география — это любовь к путешествиям, в которых он открывал для себя новые страны, затерянные в океане острова, познавал быт и правы людей; и авиамоделизм — это когда бамбук, бумага, резина и дерево обретали форму самолета.

В юношеские годы Александр усвоил незыблемую истину: надо трудиться честно, упорно, чтобы добиться признания и сделать все, что задумано. Это не такая уж простая истина для шестнадцатилетнего человека.

Золотая медаль была наградой за то самое упорство, с которым он не заучивал, а познавал мудрость школьных учебников. Московский авиационный институт — выбор по призванию, верность мечте. Шагая в самостоятельную жизнь, Александр вынес еще одно твердое убеждение — в людей нужно верить, как и люди должны верить в тебя.

Школой такого общения с людьми стало конструкторское бюро, куда он получил назначение после защиты дипломного проекта. Здесь его приняли в партию, здесь он научился критически, без подсказки оценивать результаты своей работы, привык аккуратно, точно относиться к любому делу. Работать, как Александр Иванченков, — это надо уметь и желать этого. Не случайно в людях он ценит эрудицию, жесткость в оценках, скромность и не терпит невежества и грубости, ему больше всего претит стремление выдавать желаемое за действительное, односторонняя оценка результатов исследования.

В отряд космонавтов он пришел в 1970-м. Так значится в документах. Если же попытаться найти «фактическое начало», то поиск приведет в «апрель Гагарина». Тот самый апрель, который Александр запомнил на всю жизнь. Он учился тогда в МАИ. Свершившееся казалось настолько фантастическим, что не приходило в голову даже мечтать о космосе. Но так было лишь в самый первый момент. Мысль о возможности подняться к звездам, увидеть Землю со стороны, испытать технику будущего постепенно и властно овладевала им.

И вот тут нашелся человек (назовите это счастливым случаем или как угодно — суть не в этом), который помог ему и о котором он говорит:

— Для меня образцом является Сергей Николаевич Анохин. Это легендарный летчик-испытатель, коммунист, на редкость скромный и отзывчивый человек. Я и по сей день не перестаю удивляться его мужеству и отваге...

Анохин помог ему тем, что открыл еще одну истину: «Пропасть между мечтой и действительностью будет расти, угрожая обвалом, если эта мечта ненастоящая». Подтверждением правоты сказанного была летная биография Сергея Николаевича.

Еще одна история, которую он рассказывает с улыбкой. Она связана с отбором в отряд космонавтов, с медицинской комиссией.

— Я попросил направление на предварительные анализы. Первый же врач, обратив внимание на мою бледность, спросил: «Вам что, путевка в желудочно-кишечный санаторий нужна?» Меня это в первый момент несколько озадачило, а потом взбодрило, что ли. И я наперекор — правда, не знаю кому — решил пройти медицинский тест. Ну и как-то прошел с первого раза.

Сухощавый, роста повыше среднего, Саша только на вид «хрупковат». Здоровьем он крепок, и силенка есть. С детства он дружен со спортом: лыжи — обычные и горные, теннис, баскетбол... Когда готовился советско-американский полет и наши экипажи бывали в Хьюстоне, нередко устраивались баскетбольные состязания. В трудные для нашей команды минуты на площадку выходил Саша Иванченков и был самым результативным игроком. В гуще схваток, под кольцом и в поле, он изматывал противника и помогал вырвать победу.

Звездная арифметика — это не только часы и дни наземных Этапов подготовки, тренировки, прыжки с парашютом, занятия в классах и лабораториях. Сто сорок суток на орбите, десятки выполненных наблюдений, экспериментов, исследований — все это объединено одним понятием — «работа». И выполнял он эту работу самозабвенно и страстно, не щадя себя. Как и его отец-фронтовик, когда он поднимал бойцов в атаку.

ВЫСОТА

Владимир Афанасьевич Ляхов

Летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза полковник Владимир Афанасьевич Ляхов, Родился в 1941 году в городе Антрацит Ворошилов-градской области. Член КПСС. Совершил полет в космос в 1979 году.

— Здесь такая красота! Неимоверная красота! Вот за иллюминаторами — прекрасная Земля, восходы, заходы... И чувство высоты... Мы с собой взяли фотоаппараты, кинокамеры, чтобы потом показать всем, как интересно в космосе и как красива наша Земля...

Каждые сутки Центр управления выходил с ним на связь. Каждые сутки по несколько раз! О разном говорили «Заря» (это позывной Земли) и борт. О работе, о самочувствии, о ходе испытаний и исследований, о функционировании систем... Дополнительные задания, дополнительные вопросы, дискуссии, споры (и такое бывало)…

— Первое время, когда взлетели, был большой приток крови голове. Это самое неприятное... Теперь привыкли...

— Нагрузку не ослабляли... Велоэргометр, бегущая дорожка, эспандер... Это помогало...

— Разгружать «Прогресс», таскать вещи в невесомости не так-то просто...

— У нас был жесткий график, четкая и очень насыщенная программа...

— Земля встретила сурово... Навалилась тяжестью на все тело, болели все мышцы. Сидеть было трудно... Желудок отвык от веса пищи...

Выходя на какой-то рубеж в своих делах, человек подводит итог пройденному и прожитому. Так бывает всегда или почти всегда. Оглядываясь в прошлое, он рассматривает работу как главное дело своей жизни. И все, что сделано, что пережито, осмысливает и анализирует. В этом люди всегда пристрастны и никогда не бывают равнодушны. И прежде всего люди, влюбленные в свое дело. Люди с партийными билетами.

Биографию свою Владимир Ляхов делит на две части: школа и небо. А когда начинает рассказывать о том, что вместили в себя его неполные сорок лет, то получается, что школа — это небо, а небо — это школа.

Родился он в шахтерском городе Антрацит; в тот самый год и месяц, когда пожар войны уже вовсю полыхал на огромных просторах страны. Отца знает только по фотографиям. Потомственный рабочий-шахтер, Афанасий Иванович в первые дни ушел на фронт, а в 43-м пришла похоронка: «Погиб смертью храбрых на Курской дуге...»

Мать осталась главой семьи. Она тоже всю жизнь проработала в шахте. Была коноводом, потом перешла на другую работу, но там же, под землей. «Привыкла и не уйду», — отвечала, когда говорили, что трудно, что годы... Скрестив на столе кисти крепких, узловатых рук, она терпеливо выслушивала суждения о ее работе, но была тверда в своем решении.

Твердости она учила и сына. Твердости и доброте. «Доброе дело, добрую молву, память людскую — вот что человек должен оставить после себя». Так говорила мать. Без назидания, без навязчивости она не уставала повторять, что «лона» и доброта никогда не живут вместе», что «отступивший от правды не только трус, но и потерявший себя человек...». Вроде и простая мудрость, да только в ней истинное величие.

Мальчишкой он обожал смотреть фильмы про Чапаева и Котовского. Играл на саксофоне, трубе. Часами гонял в футбол... Мать хотела, чтобы он стал музыкантом. Владимир не возражал. Нет, не потому, что и сам так решил. Не хотел обижать ее.