Голос крови - Олег Юрьевич Рой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А из цыганских семей? – осторожно спросила Арина.
Но Брульянт даже и не подумал обидеться:
– Вы про тех, что у вокзалов «теть, дай на хлебушек» просят?
– Вроде того. Не обязательно именно цыганские, но такие, что ни в каком случае в полицию не пойдут.
– И потому, если там дети пропадали, их ни в каких сводках не будет, – подхватил мысль белозубый капитан. – Мысль разумная, но – вряд ли. В полицию такие, может, и не пойдут, но люди-то знали бы. Нет. Пацанва, конечно, бегает, как без этого, но так всегда было и всегда будет. И бегают те, что постарше. Этот мальчик из Пионерского парка вообще никак и никуда не вписывается. Для младенца – если кому-то для «мы сами не местные» своих не хватает – для младенца слишком велик, для самостоятельных рейдов слишком мал. Хотя, конечно, в жизни чего только не бывает… Вот только если…
Он вдруг замолчал. Но Арина поняла. И, сглотнув непрошенный комок, подхватила почти шепотом:
– Если это в самом деле торговцы живым товаром, мальчика там, скорее всего, уже нет.
– Вот именно.
Правда, в торговцев живым товаром верилось слабо. Слишком уж киношной выглядела эта версия. И впрямь примерно как НЛО на балконе и гипноизлучатели на здании областной администрации. А тут – нормальная приемная семья. Как ни ругай наши органы опеки, они все же работают. И за неблагополучными семьями приглядывают, а уж за приемными так вдвое. Если бы у семьи Савченко хоть что-то было не в порядке, давным-давно их «детский дом» прикрыли бы. А на них не нахвалятся. Детишки, хоть и загружены домашней работой, но вполне посильно. Это ж нормально, когда в семье у каждого свои обязанности: посуду помыть, за хлебом в лавку сбегать, корм скотине задать. В школе – и здесь, и в соседней области, где они раньше жили – никаких нареканий. Кто-то лучше учится, кто-то хуже, но и это нормально. И мальчишка тот говорил и про бассейн, и про секцию гимнастики. И переехали по вполне разумной причине: этот дом чуть не вдвое больше их тамошнего, а продавался за нормальную цену, ибо хоть и почти в городе, но пока-то – нет.
И зачем им чужой ребенок, когда своих «чужих» семеро по лавкам?
Мимо прокатил малолетний велосипедист на старой, небось, еще дедовской «машине». Звонок заливался так, словно где-то рядом раз за разом рушился высоченный стеллаж, битком набитый хрустальными бокалами. Арина вздрогнула, прикусила губу, помотала головой, взглянула искоса на своих спутников.
Вспыхнувшее и зазвеневшее в голове «зачем» было слишком страшным, чтобы с кем-то делиться. По крайней мере прямо сейчас. Арине приходилось видеть, как невозмутимые, через огонь и воду прошедшие опера превращались в невменяемых берсерков, если пострадавшими оказывались дети. Поэтому нет, не сейчас. Может быть, потом. Сейчас можно лишь надеяться, что она не угадала. Потому что страшно-то страшно, однако… не невозможно.
В переулок свернула старенькая «нива» на непропорционально больших колесах, затормозила – довольно лихо – в двух метрах от их компании Двери распахнулись одновременно, с водительской стороны выпрыгнула худенькая девушка с перекинутой на грудь неправдоподобно толстой русой косой, с другой – молоденький патрульный, который смутно запомнился Арине на месте происшествия. Выпрыгнул, развернулся, повозился внутри. Вымахнувшая на волю псина едва не сшибла его с ног.
– Туча! – укорила ее девушка. – Ты как себя ведешь?
Псина уселась возле переднего колеса с самым невинным видом.
– Сержант Ноздрева, можно просто Наташа, – девушка безошибочно повернулась к Арине.
Та протянула ей пакет с вещами маленького Лелика Семина:
– Тут запах.
– Ясно. Это Туча, – она кивнула на собаку, – а это Константин Носиков, он тоже со мной. Не возражаете?
– Пожалуйста, – согласилась Арина, вспомнив, что, кажется, именно Носиков обнаружил ту самую автозаправку с камерой наблюдения, то есть – первое изображение похитительницы, не считая снимков в Элином телефоне. – Ну что, – она обвела глазами свое «войско». – Двинулись?
– Теоретически еще представитель соцслужбы должен подъехать… – лениво заметил Мишкин.
– Должен или это так, негласный договор? – сердито оборвала его Арина. – Мы вроде несовершеннолетних допрашивать не собираемся. Когда в Николинском интернате притон накрыли, обошлись без органов опеки, да и после пришлось представителей из других подразделений вызывать, потому что там непонятно было, кто чист, а кто по самую маковку. А когда та же опека даже без полиции врывается и детей из вполне нормальных семей изымает по надуманным предлогам? Тоже мне, государство в государстве! Не хочу ничего плохого сказать про местные соцслужбы, но оснований на них оглядываться не вижу.
– Ладно, семеро одного не ждут.
Справа от калитки шушукались две местных жительницы, приведенные Алмазовым в качестве понятых. На Арину дамы глядели враждебно, на капитана – почти влюбленно. С этими кумушками, подумала вдруг Арина, как раз семеро. Не считая собаки.
* * *
– Не имеете права врываться! – Мария Викторовна, растопырив руки, встала поперек чистенькой дорожки с явным намерением никого не пускать на «территорию».
– Вообще-то имеем, – сухо парировала Арина, предъявляя пахомовское распоряжение.
– И нечего мне вашими бумажками в нос тыкать! Будут тут всякие ломиться! Леся, звони Сан Дмитричу!
Та, в джинсовом сарафанчике, появившаяся в глубине двора, когда пестрая их компания начала «ломиться» (вполне вежливо, кстати) в калитку, скрылась за углом дома. То ли повинуясь распоряжению, чтоб шум не мешал звонить – кому, кстати? что за Сан Дмитрич еще? куратор из соцслужбы? – то ли по каким-то иным соображениям. Например, чтобы срочно ликвидировать… что? Арина покосилась на стоявшего с каменным лицом Мишкина. Его белозубого приятеля рядом не было. Куда он делся? И когда? Возле калитки они все еще были вместе, она еще подумала – как раз семеро. А теперь? Наташа стоит сразу за Мишкиным, касаясь пальцами головы пристроившейся у ее ноги Тучи. Непонятный ее сопровождающий чуть прислонился к забору и не отрывая глаз пожирает взглядом Мишкина. Дамы-понятые стоят прямо за Арининой спиной, с явным удовольствием (она мельком оглянулась) наблюдая за разворачивающимся перед ними спектаклем. И перешептываются:
– Чего Робертыч-то сказал, чего искать станут?
– Не сказал, – в шепоте слышалось явное сожаление. – Небось, наркоту проклятую, ты ж его знаешь. Вон и собачку привезли, зачем бы еще? А такие вроде люди приличные…
Такие приличные люди,
