История помнит - Михаил Докучаев

Всем известно, что Горький смолоду болел туберкулезом в очень тяжелой форме. Он жил ряд лет до революции и после нее с 1921 года в Италии. Он стосковался о Союзе и хотел вернуться на родину. Но болезнь не позволяла этого сделать ... и он приезжал в Москву на летние месяцы ... а зимой возвращался в Италию. Я был прикреплен к нему постоянно. Во время приездов в Москву я бывал у него чрезвычайно часто. Он жил под Москвой, и я оставался у него на ночь. В этом доме также часто бывал Ягода. Там мы часто встречались. Установились отношения ... знакомых людей. Я стал также часто посещать Ягоду на дому или на даче, ибо около 1930 года стала часто хворать его жена — Авербах.

Ягода относился ко мне очень хорошо. Это мне льстило. Он присылал мне цветы, французские вина и сделал ценный подарок: предоставил мне в собственность дачу в Подмосковье, где я проживал в течение 5-6 лет со своей семьей, а также содействовал в проезде через границу без таможенного досмотра ... Конечно, это было необычное явление, но это был и необычный пациент” (СО. С.454-456).

“Я должен признаться, что такое внимание, оно даже мне льстило. Это было внимание со стороны руководителя такого органа, как ОГПУ. Я видел в этом определенное признание и доверие ко мне со стороны руководителя такого учреждения. Мне никогда не могло прийти в голову то, о чем я теперь узнал” (СО. С.457).

“В 1933 году, — продолжил доктор Левин, — Алексей Максимович решил совсем переехать в Москву со своей семьей. В начале 1933 года зимой, во время прогулки с Ягодой у него на даче, он начал со мной разговор ... о сыне Алексея Максимовича — Максиме Алексеевиче Пешкове. Он говорил, что он недоволен его образом жизни, его поведением ... ничем не занимается, злоупотребляет спиртными напитками. Это соответствовало действительности. М.А.Пешков, отец двоих детей, не имел определенных занятий, просто жил в доме отца.

Во время одной такой беседы Ягода сказал мне: “Макс ... не только никчемный человек, но и оказывает на отца вредное влияние. Отец его любит, а он пользуется этим, создает нежелательное и вредное окружение в доме у Алексея Максимовича. Его необходимо убрать. Нужно сделать так, чтобы он погиб”.

Вышинский. То есть?

Левин. Добиться его смерти.

Вышинский. Значит, его убить?

Левин. Конечно.

Вышинский. И Ягода, значит, предложил вам осуществить это дело?

Левин. Он сказал: “Вы должны нам в этом помочь”. Мне не нужно здесь передавать психологического ощущения, насколько мне было страшно это слушать ... Он далее сказал, что “вы знаете, кто с вами говорит, руководитель какого учреждения с вами говорит? Вы знаете, что я ответствен за политику партии и за жизнь крупных руководителей партии и правительства, а значит, за жизнь и деятельность Алексея Максимовича, а поэтому, раз это нужно в интересах Алексея Максимовича — устранить его сына, поэтому вы не должны останавливаться перед этой жертвой”. Учтите, не повиноваться мне вы не можете, вы от меня не уйдете. Раз я оказал вам в этом доверие ... — вы это и должны ценить, и вы должны это выполнить. Вы никому не сможете об этом рассказать. Вам никто не поверит. Вы в этом не сомневайтесь, вы это сделайте. Вы обдумайте, как можно сделать, кого можно привлечь к этому. Через несколько дней я вызову вас”. В заключение он сказал, что “невыполнение этого грозит гибелью и мне и моей семье” (СО. С.458).

Я считал, что у меня нет другого выхода, я должен ему покориться ... Конечно, очень трудно было отвертеться от его угроз, от приказов его.

Вышинский. А вы пробовали?

Левин. Я пробовал в душе отвертеться.

Вышинский. В душе, а отпора у вас не было?

Левин. Не было.

Вышинский. Пробовали протестовать, сказать кому-нибудь об этом, сообщить?

Левин. Нет, я этого не сделал, не пытался отвертеться. Я никому не сказал и принял решение ... приехал к нему. Ягода сказал мне: “Вам одному, вероятно, это будет трудно сделать. Кого вы думаете привлечь к этому делу?” Я ему ответил, что трудно ввести нового врача в дом Алексея Максимовича, там этого не любили. Но есть один врач. который бывал у Алексея Максимовича во время одного из моих отпусков, это — доктор Виноградов А.И. из санчасти ОГПУ. Его хорошо знал Крючков (он был постоянным секретарем Горького) ... В качестве консультанта я предложил профессора Д.Д.Плетнева, который бывал в этом доме. (СО. С.439.)

Так шел 1933 год. Ягода меня торопил. В это время у него возник новый замысел. При встрече Ягода часто спрашивал о состоянии здоровья В.Р.Менжинского, тогдашнего Председателя ОГПУ. Он был моим постоянным пациентом с первых лет после революции. В 1926 году у него был тяжелейший приступ грудной жабы. С тех пор он стал болеть.

Одно время его лечил профессор Шварцман из Одессы, а затем, разочаровавшись в нем, он обратился к новой рекламе, вокруг которой начался тогда большой шум, Игнатию Николаевичу Казакову. С 1932 года Менжинский был постоянным пациентом Казакова, славу которого он потом поддержал на специальном заседании Совнаркома, посвященном методу лечения Казакова.

... В октябре или ноябре он опять спросил меня о состоянии здоровья Менжинского. Я сказал, что, по моим сведениям, очень плохое. И тогда он сказал: “Зачем же тянуть? Он обреченный человек” (СО. С.459).

Вышинский. ...Не сказали ли вы Ягоде, что Менжинский может бороться еще определенный период времени?

Левин. Да, конечно.

Вышинский. А что Ягода сказал в ответ на это?

Левин. А он сказал, что “у меня есть сведения, что он живой труп”.

Вышинский. Не говорил ли вам Ягода, что необходимо убить Менжинского?

Левин. Говорил.

Вышинский. И вы тогда сказали, кого для этого нужно привлечь?

Левин. Доктора Казакова.

Вышинский. Вы вызывали Казакова, для чего? Для лечения или умерщвления?

Левин. Для второго.

Вышинский. Почему именно Казакова?

Левин. Он лечил лизатами, а их Казаков приготовлял у себя в лаборатории.

Вышинский. Значит, он мог приготовить все, что угодно?

Левин. Приготовить такие лизаты, которые бы не помогали, а вредили.

Вышинский. Это равносильно яду.

Левин. Совершенно верно.

Вышинский. Обвиняемый Казаков, вы подтверждаете показания Левина?

Казаков. В основном подтверждаю.

В одной из бесед Левин сказал Казакову: “Имейте в виду, что с вами будет разговаривать Ягода”. 6 ноября 1933 года Казакову позвонили, вскоре за ним пришла машина от Ягоды, и его доставили к первому подъезду ОГПУ.

“Ягода меня встретил и спросил, — сказал Казаков, — как вы находите здоровье Менжинского? Я ответил, что Менжинский сейчас, после перенесенных припадков бронхиальной астмы, находится в тяжелом состоянии. Дальше он меня спросил: “А говорили вы с Левиным?” Я ответил: “Да, говорил”. “Так чего же вы умничаете, заявил Ягода, почему вы не действуете?” (СО. С.466).

Я спросил, что от меня нужно? Он повторил, что я должен повидаться с Левиным и выработать метод, который помог бы ускорить наступление смерти Менжинского. Я совершенно растерялся. Из страха я подчинился”.

Затем Левин рассказал, что Ягода имел разговор с Крючковым, в связи с чем последний показал, что Ягода ему прямо сказал, что “необходимо устранить Максима Пешкова. Убить Максима. Дело не в Максиме, а главным образом в Горьком. Надо уменьшить активность Горького, она мешает некоторым людям” (СО. С.468).

Крючков тогда спросил Ягоду: “Что же мне делать?” — и получил ответ: “Вы знаете, что Алексей Максимович любит Макса. Смерть Макса будет большим ударом по Горькому и превратит его в безобидного старика. Вы должны убить Макса”. При этом Ягода добавил несколько угрожающих фраз. “Я принял предложение. Ягода тогда сказал мне: вы раньше пили с Максом, теперь начнете его спаивать” (СО. С.468).

Левин далее показал, что в результате совместных вредительских действий 10 мая 1934 года умер Менжинский, а на следующий день, Максим Пешков.

Через несколько дней после похорон его снова вызвал Ягода и сказал: “Ну вот, теперь вы совершили эти преступления, вы всецело в моих руках, и вы должны идти на то, что я вам сейчас предложу, гораздо более серьезное”. “Затем он обрисовал мне политическое положение в стране, заявил, что смена власти неизбежна, что во главе движения стоят Рыков, Бухарин, Енукидзе. “А для того, чтобы это произошло скорее ... нам нужно устранить с политической арены некоторых членов Политбюро, а также Алексея Максимовича Горького. Это историческая необходимость” (СО. С.469-470).

Раньше Ягода говорил мне подумать о том, какую другую кандидатуру я бы мог взять на себя. На этой встрече я назвал Валериана Владимировича Куйбышева, и что к этому можно привлечь профессора Д.Д.Плетнева и секретарей: Горького — Крючкова и Куйбышева — Максимова”.

Вышинский. Подсудимый Ягода, вы подтверждаете показания Левина?

Ягода. Да, подтверждаю.

Вышинский. Вы такое поручение давали?