История помнит - Михаил Докучаев

После этого в 1932 году состоялось совещание трех плюс Угланов, на котором была апробирована эта платформа. В нее вошли: “дворцовый переворот”, террор, курс на прямую смычку с троцкистами. Идея “дворцового переворота” исходила от Енукидзе, возглавлявшего тогда охрану Кремля. Следовательно, в то время намечался план и подбирались силы для осуществления “дворцового переворота”. По этому поводу велись переговоры между Пятаковым, Томским, Рыковым, Каменевым, Зиновьевым. Пятаков рассказал тогда о встрече с Седовым и об установке Троцкого на террор. Томский ориентировался на переворот, другие — на повстанческое движение.

К этому времени относится создание заговора в Красной Армии. “Об этом я слышал от Томского. Томский и Енукидзе говорили мне, что в верхушке Красной Армии произошло в это время объединение правых, зиновьевцев и троцкистов. Мне были названы имена; Тухачевского, Примакова, Путна. Связь с правым центром шла по линии: военная группа, Енукидзе, Томский и остальные” (СО. С.250-351).

“К началу 1933 года образовался так называемый контактный центр, куда вошли различные антипартийные, контрреволюционные течения, в том числе и правые. Центральной его идеей был государственный переворот, свержение Советского правительства насильственным путем с помощью военной группы Тухачевского, Примакова, группы Енукидзе и других. Ставился вопрос о том, чтобы спровоцировать несколько кулацких восстаний под моим руководством, — сказал Бухарин.

В 1933-34 годах кулачество было разгромлено, повстанческое движение перестало существовать, центральной идеей сделался контрреволюционный заговорщический переворот. Силы заговора — это силы Енукидзе, который завербовал бывшего коменданта Кремля Петерсона, который был в свое время комендантом поезда Троцкого, и силы Ягоды, его организация в НКВД, затем — военная организация заговорщиков: Тухачевский, Корк и другие” (СО. С.873).

В ходе судебного допроса Бухарин встал на путь отрицания фактов того, что Карахан вел переговоры с немцами о территориальных уступках с санкции “правотроцкистского блока”, об установке блока на террор и то, о чем он давал показания на следствии. В этой связи неоднократно завязывался острый разговор с ним Вышинского, в результате чего он заявил, что будет вынужден прекратить допрос, потому что Бухарин придерживается определенной тактики и не хочет говорить правду, прикрываясь потоком слов, крючкотворствуя, отступая в область политики, философии, теории и т.п., в то время как он обвиняется в шпионаже и является, по данным следствия, шпионом одной из разведок.

Несмотря на такое поведение, Вышинский своими вопросами буквально загонял Бухарина в угол и путем допроса других подсудимых добивался признаний Бухарина и корректного поведения с его стороны.

Бухарин в конце показаний признал, что давал поручение Семенову об организации террористические групп, за что несет полную ответственность, и что стремился через него и Чернова наладить связь с эсерами как внутри страны, так и за границей. Сам он во время своей поездки в 1936 году за границу установил связь с меньшевиком Николаевским, от которого узнал, что меньшевики, и в частности Маслов, были в курсе сделки между правыми, зиновьевцами, каменевцами и троцкистами.

Однако на этом допрос Бухарина на процессе не закончился. Впереди был не менее важный вопрос его обвинения, по которому должны были дать свидетельские показания его коллеги по 1918 году, бывшие члены ЦК “левых коммунистов” и их союзники из числа левых эсеров.

Первой давала показания Варвара Николаевна Яковлева, которая сказала, что идейным руководителем “левых коммунистов” в 1918 году был Н.И.Бухарин. Кроме него идеологию “левых коммунистов” формулировали Преображенский, Радек, Осинский. Бухарин и вся его группа была против заключения Брестского мира. Это проявилось в выступлениях в печати и партийных кругах, в нелегальной деятельности группы. Узким кругом этой группы был фракционный центр, на заседании которого в феврале 1918 года обсуждался вопрос о заключении мира с немцами. На нем член бюро Стуков по указанию Бухарина внес проект резолюции, в которой говорилось, что “в политической борьбе по вопросу о войне и мире не следует останавливаться не только перед сменой руководства в партии и правительстве, но даже не следует останавливаться и перед арестом руководящей, наиболее решительной части пролетариата в лице Ленина, Сталина, Свердлова, а в случае дальнейшего обострения борьбы не следует останавливаться даже перед их физическим уничтожением”. Он добавил, что “в политической борьбе не следует останавливаться ... и перед утратой Советской власти, которая, в случае заключения мира с немцами, становится чисто формальной” (СО. С.392-393).

Этот документ, наряду с другими, по указанию Бухарина, Яковлева и Манцев изъяли в мае 1918 года и уничтожили, чтобы избежать в будущем компрометации.

Вышинский (к Бухарину). Разговор об аресте Ленина с Карелиным и Камковым был?

Бухарин. Подтверждаю, был ... И об аресте этой тройки, о которой говорила Яковлева ...

Вышинский. А как арестовать, для чего?

Бухарин. Для того, чтобы составить новое правительство. (СО. С.397-398.).

Вышинский. И кто был инициатором такого намерения, ареста Ленина, Сталина и Свердлова?

Бухарин. Инициатором его был Троцкий.

Вышинский. Вы с этим согласились, это поддерживали?

Бухарин. Да, фактически поддержал. (СО. С.418-419.)

Показания Яковлевой подтвердили Манцев, Осинский, Камков. При этом Манцев прямо заявил, что речь тогда шла о физическом уничтожении вождей партии, а Камков указал на то, что предложение об аресте Ленина было сделано Бухариным и что он был также в курсе июльского мятежа и убийства Мирбаха.

Свидетель Карелин, бывший член ЦК левых эсеров, который опознал Бухарина, хотя Бухарин вначале не признавал его, рассказал: “Блок левых эсеров с “левыми коммунистами” сложился уже к декабрю 1917 года. Переговоры тогда велись не только с Бухариным, но и с Пятаковым и Радеком. Главным вопросом определялось свержение Советского правительства и создание коалиционного правительства из левых эсеров и “левых коммунистов”.

По показаниям Прошьяна, который тогда ведал боевыми делами организации левых эсеров, со стороны Бухарина в то время усилилась настойчивость по вопросу террористического акта в отношении Владимира Ильича Ленина.

Вышинский. На предварительном следствии вы говорили, что 20 лет скрывался от советского народа тот факт, что вы совместно с правыми эсерами, по настоянию Бухарина, пытались убить Ленина. Вы это подтверждаете?

Карелин. Я подтверждаю ... (СО. С.448.)

В ходе допросов свидетелей Бухарин дерзко отвечал прокурору, по нескольку раз не хотел отвечать на один и тот же вопрос или отвечал уклончиво и настаивал на своем. Он задавал свидетелям, своим бывшим коллегам и сподвижникам по борьбе против Ленина и партии множество вопросов, не имевших отношения к делу. Признавая общее руководство по тому или иному вопросу, Бухарин отрицал частности и тем самым стремился уйти от ответственности за свои действия, решения и слова, которые он совершал, принимал и говорил в то тревожное для Советской страны время.

В те мартовские дни 1938 года чем дальше продвигался процесс, тем больше он сталкивался со страшными сообщениями, исходившими из показаний подсудимых. Вслед за вестью о том, что в грозный и тревожный 1918 года некоторые подсудимые вынашивали планы ареста и убийства вождей революции. Председателя Совета Народных Комиссаров В.И.Ленина, на процессе выявились не менее тяжкие преступления, связанные с умерщвлением А.М.Горького, В.В.Куйбышева, В.Р.Менжинского, М.А.Пешкова, злодейским убийством С.М.Кирова. По этим фактам были вызваны и давали свои показания кроме обвиняемых свидетели, авторитетные эксперты.

Главными действующими лицами по этому обвинению, несомненно, являлись: Г.Г.Ягода (Гершель) и стоявшие за ним руководители — заговорщики во главе с Троцким, исполнители этих злодейских актов — врачи-убийцы и их сподручные,

Нужно сказать, что на сей раз Вышинский весьма четко вновь определил главное звено в лице доктора Левина, допрос которого позволил вскрыть всю преступную деятельность участников этих злодеяний и их идейных вдохновителей. Поэтому допрос подсудимого Левина начался с вопроса о том, когда, при каких обстоятельствах он познакомился с Ягодой и каковы были результаты его близости с ним?

“С Ягодой я познакомился, — рассказал доктор Левин, — еще в 20-е годы. Я лечил покойного Дзержинского, а затем Менжинского. Встречался от поры до времени с Ягодой и оказывал ему медицинскую помощь. Более частые встречи с ним стали устанавливаться примерно с 1928 года, в связи с приездом в Москву А.М.Горького.

Всем известно, что Горький смолоду болел туберкулезом в очень тяжелой форме. Он жил ряд лет до революции и после нее с 1921 года в Италии. Он стосковался о Союзе и хотел вернуться на родину. Но болезнь не позволяла этого сделать ... и он приезжал в Москву на летние месяцы ... а зимой возвращался в Италию. Я был прикреплен к нему постоянно. Во время приездов в Москву я бывал у него чрезвычайно часто. Он жил под Москвой, и я оставался у него на ночь. В этом доме также часто бывал Ягода. Там мы часто встречались. Установились отношения ... знакомых людей. Я стал также часто посещать Ягоду на дому или на даче, ибо около 1930 года стала часто хворать его жена — Авербах.