Немёртвый камень (СИ) - Кисель Елена Владимировна

— Окстись! — воззвал голос «второго я». — Какое прошлое, разве она — это прошлое? Разве Целестия не стала для тебя…

— Она стала для меня жутчайшей головной болью с первого момента, как я в ней очутился. До того, что я бы согласился на стирание памяти, только бы не помнить эту страну…

— Ой ли? — усомнился тип в бронежилете. — Головной болью — и только? Так с чего ты не ушёл раньше? Почему не попросил стереть тебе память? И я скажу тебе больше — ты бы глотку перегрыз любому, кто попытался бы заставить тебя забыть встречу с ней. Или поцелуй в саду. Помнишь его? Ты же его помнишь?

— Да. Я помню. Она целовала своего суженого. Которого ждала столетиями. Пророчество во плоти. Оплота Одонара, черт знает кого — но не меня. Ты сам-то помнишь ее выражение лица, когда я сказал ей, что я самозванец?!

— А эти дети? Конечно, они тебя раздражали, но ты же не можешь отрицать, что привязался к ним. Не ради них разве ты пошёл на арену?

— И меня вообще-то убили. Не очень-то приятные ощущения, а?

— Стоило потерпеть ради того, чтобы тебя воскресила Лори.

Он смеет называть ее неполным именем? Что-то вроде ревности шевельнулось внутри, но Макс тут же отбросил глупое чувство. Ревновать к себе же — верх сумасшествия… ведь он же — это я? Или все-таки не я?

— Нет уж, ты нас не равняй, — обиженно ответил тот, с деревянным мечом. — Я, знаешь ли, серьёзно усовершенствованная за счет Целестии версия…

— И когда успел усовершенствоваться? — разозлился Макс. — Пока таскался с этими детьми за артефактами? Пока сидел в артефактории и обучал учеников бюрократии? Пока иглец протыкал тебя насквозь — то одним шипом, то другим? Пока ты совершал самую большую глупость в своей жизни?

— Это ты про иглеца или про свой уход? — вздохнул в ответ двойник, и тон у него был похож на тон Мечтателя. — Потому что самой большой глупостью в твоей жизни была попытка играть не по своим правилам, а по их кодексам. Благородный герой, который уходит в закат, уступая путь сопернику и повторяя: «О да, будь счастлива» — ну-ну. Можешь полюбоваться, к чему это привело: дети могут погибнуть, в стране кавардак… — его голос зазвучал устало. — Да знаю я, что тебе наплевать, не повторяй. И ты знаешь, что я скажу: в Целестии ты впервые оказался на своем месте. Но ведь это же для тебя больше ничего не значит, так? Как не значат эти дети, Экстер, Фелла и эта… которая в хрусталь из-за тебя превращается… как же ее…

— Лорелея… — ответил Макс.

Тип отсалютовал мечом и исчез. Кажется, перед этим посмотрел брезгливо. Макс заморгал: совсем забыл, что стоит в собственной комнате. Но он там и стоял, и на столе перед ним по-прежнему лежали нацарапанная на квитанции записка, подвеска-портал на цепочке и прядь золотых с красноватым отливом волос. Осколки кольца Макс сразу же брезгливо смахнул на ковер: мешали думать.

Но думать уже было не о чем. Он с его подсознанием высказали друг другу в лицо все аргументы, подсознание отошло в сторонку, Макс, как всегда, остался принимать решение в одиночестве.

Он поднял со стола золотой локон и бережно уложил в нагрудный карман. Холод больше не беспокоил, вместо него в груди появилось и нарастало чувство невыносимой, раздирающей и обжигающей боли, так болят замерзшие, но не отмороженные руки или ноги, когда ты входишь в натопленное помещение с морозной улицы. Боль парализовывала, мешала думать и действовать, ее так и хотелось придушить недавним холодом…

Макс поднял листок с запиской Дары и тоже сунул в нагрудный карман. Потом взялся за сборы. В основном он обращал внимание на оружие, документы и деньги. Того, другого и третьего в его жилище было вполне достаточно. Последним в сборную сумку отправился запасной бронежилет.

Боль достигла уровня белой раскаленной, при которой нормальные люди скручиваются в клубок и тихо стонут.

— Стало быть, жив, — процедил Макс, проходя с сумкой мимо стола. Портал Экстера Мечтателя он прихватил с собой.

* * *

Спешить, конечно, ни в коем случае не стоило. Макс Ковальски, которому в скором времени предстояло стать то ли покойным, то ли просто очень спокойным, вколачивал в них все время совместной работы:

— Я понимаю, что магия из вас брызжет через край, но не могли бы вы придержать эти брызги для более серьезных случаев? Вдохните глубоко, молодые люди, и попытайтесь активировать мозг. Эту ситуацию можно разрулить простейшим способом, без жертв, стрельбы и траты магии…

Кристо еще каждый раз шутя ему возражал: «А какой тогда смысл?»

Вот им бы подождать да подумать, когда артефакт Дары отследил, где обосновался Ягамото (кстати, удачно оказалось — всего-то часик пути от логова Макса). План разработать. Стратегию. Чтобы даже если и с жертвами, то не с их стороны…

Но Дара повернула голову к Кристо и приглушенно, виновато сказала:

— Не могу. В мозгу пусто. Я только подумаю, что он там, а эта дрянь сжирает его изнутри… в голову ничего не идет.

— А мне по жизни не так уж много чего в голову идет, — отозвался Кристо и взлохматил волосы. — Да и ты ж сама говорила: часики тикают. Придется не по-февральски, а по-целестийски!

Дара кивнула и сделала шаг ко входу, формируя узлы первого артефакта…

И вышло по-целестийски: пленниками они стали с удалью и размахом. Первая волна одалисок укатилась в неизведанные дали, а одновременно со второй волной в лоб Кристо прилетел искусно вырезанный из камня скарабей. Мало того, что набил шишку, так еще и магию отнял!

Его братец, жучок поменьше, так и не долетел до Дары, но спутал узлы в ее артефактах. Девушка сперва определила класс зачарованных предметов мгновенно: «усыпители магии». Да еще просыпающиеся только от прикосновения к магу. В мирах такая мерзость водилась сотнями, а отследить ее Перечнем не было почти никакой возможности, пока она не начинала действовать. И даже тогда Перечень считал ее мелочью: много ли вреда может принести такая штука, усыпляет магию на полчаса, да и при сноровке можно раньше освободиться…

Всё это Дара сообщила ему, пока их, связанных, тащили в обитель Ягамото. Одалиски косились подозрительно, не понимали целестийской речи и время от времени пинали под ребра. Кирпичные стены вокруг, которые недавно помпезно разрисовали иероглифами, казалось, излучали собой злорадство.

И теперь им только и осталось, что играть роли смиренных узников.

Пока получалось плохо.

— Да почему пачка-то?

— Кристо…других проблем нет?

— Другие проблемы мы сейчас решить не можем… почему пачка?

— Какого дохлого нечта ты у меня это спрашиваешь? Спроси у него. У одалисок вон спроси…

— Ну, ты ж у нас умная и сразу не прибьешь. В отличие от некоторых. Но мне просто интересно, почему именно пачка?!

— Кристо!..

Остальные проблемы на секунду отвлеклись от своих дел и посмотрели на них. Потом помещение, которое Ягамото выбрал под свою мини-базу в Гайане, опять начало оживать. Юные наемницы волокли какие-то ящики и расставляли по столам вазочки — осторожно расставляли и с испуганными лицами. Кто-то волок стул, кто-то водил точильным бруском по катане…

С виду казалось — обычная деловая суета при переезде. Подумаешь — вазочки там расставляют, салфеточки раскладывают. Вот только Дара настолько напряжённо пялилась на некоторых одалисок и на предметы у них в руках, что становилось ясно: в комнате многовато артефактов. Ягамото, наверное, настолько спятил, что и впрямь таскает с собой любимую часть коллекции.

Да, и ещё посреди всей этой суеты с блаженным видом порхала главная проблема боевого звена Одонара. В балетной, как уже было сказано, пачке.

— Почему?!

— Может, штаны у него постирались, откуда мне знать-то…

— Так ведь он в джинсах.

— Кристо, по-хорошему прошу…

Действительно, пониже балетной пачки виднелись кривые ноги Ягамото, облаченные в дизайнерские джинсы. Повыше пачки располагались: скрюченное тулово, облаченное в растянутый джемпер, плоская и косоглазая физиономия (сразу, без шеи). Физиономия заканчивалась плешкой с очень редкими и седыми волосами. Коллекционер редкостей заметно постарел с их последней встречи. А ещё растерял где-то своих любимых «дефотек», раньше их было побольше. Оно и понятно, с таким-то поведением…