Их было 999. В первом поезде в Аушвиц - Хэзер Дьюи Макадэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«[Мать] сообщила мне, что ты там вместе со многими нашими родными, – писал Ленке ее брат Герман. – Будь другом, напиши, виделась ли ты с Алиской, Ренкой, Маркусом Б. и с другими.
Чем они занимаются? Здоровы ли? Йозеф Эрди тоже там был, но, скорее всего, уже уехал – так написал Роберт, который работает в столярной мастерской. Еще он пишет, что с ним все в порядке, и хочет узнать, где сейчас его жена… Расскажи Магдушке, что Марк уже женился. Люблю и целую.
Герман Герцка»Под словами кузена Роберта о том, что Йозеф Эрди «уже уехал», подразумевалось, возможно, что его отправили на газ. Впрочем, если Роберт был в лагере новичком и не успел еще разобраться в реальной ситуации, он мог и в самом деле верить, что Йозефа Эрди куда-то перевели. Тот факт, что Роберт справляется о жене, может указывать на то, что ему еще ничего не известно.
В письме Германа упоминается Марк, парень, по которому, похоже, вздыхала Магдушка и у которого теперь уже есть жена. В Аушвице у нее не было надежды даже на поцелуй, не говоря уже о будущей любви. Поделись с ней Ленка новостью о Марке, она, наверное, разбила бы ей сердце, но Ленка, судя по всему, своих кузин в лагере пока не встречала. Ни в одной из первых открыток Ленки о них ничего не говорится. Они определенно не работали вместе с ней в штабе.
Гартманы недоумевали. Магдушка и Нюси уехали «работать» в Аушвиц на несколько месяцев раньше старшей кузины. Неужели они действительно так заняты, что у них нет времени даже черкнуть пару строчек своей семье?
1 января 1943 г.
«Дорогая Ленка!
Я получила твои поздравительные открытки, огромное тебе спасибо! Мы положили много всего в ботинки Милана [аналог традиции с рождественским носком. – Прим. авт.]. На этот раз я снова пишу от лица всех нас. Ты уже наверняка получила нашу открытку из Рожкован. Девочкам [Магдушке и Нюси] хорошо бы взять с тебя пример. Помоги им с этим. Еще мы послали денег Магдушке. Всех любим и нежно обнимаем.
Мама»На своей безопасной, уединенной ферме рядом с деревенькой Рожковани Гартманы, видимо, жили – до поры до времени – в состоянии полунаивности. Они не могли не знать об отправляющихся из Прешова эшелонах с семьями, но отдаленность сельской глубинки оградила их от жутких сцен, происходивших на глазах у горожан. Они наверняка слышали об облавах – ведь многие члены их собственной семьи вынужденно покинули Прешов и жили теперь с ними, помогая на ферме. Гартманы считались важными поставщиками продовольствия для словацкого народа и для армии, но на работу они по-прежнему могли нанимать только евреев. Помощь родственников пришлась очень кстати, а те взамен получали накрытый стол. Братья Гартман не скупились и посылали овечий сыр и прочие непортящиеся продукты из своих запасов Магдушке с Нюси и их подругам Элли и Корнелии Мандель, которых увезли вместе с ними в первом транспорте.
Все прекрасно знали, что из блока 25 можно выбраться только в виде трупа на носилках или в тележке, откуда твое тело закинут в грузовик, отправляющийся в сторону газовых камер и крематориев. Из узников свободный доступ туда имели только лагерный писарь и члены «трупной команды». Для контроля доступа им выдавали специальные нарукавные повязки.
Манци Швалбова вместе с другими врачами занималась тем, что заменяла в карточках номера больных девушек из блока 25, имевших шансы выздороветь, «номерами женщин, которые уже умерли в своих блоках, поскольку только номера и должны были совпадать». Элла (№ 1950) не вдается в подробности этих манипуляций, но, как писарь, она явно могла принадлежать к числу тех немногих женщин, кто мог ей помогать с подменой номеров. Элле сейчас 95 лет, ее организм уже очень слаб, но ясность мысли в ней порой просыпается. «Да, я спасла некоторых», – признает она, отвечая на этот вопрос. Одной из «некоторых» была Ирена Фейн (№ 1564).
Ирена отморозила пальцы ног, и из-за хромоты ее отправили в блок 25. Дабы меньше контактировать с заразными больными и умирающими, она стояла во дворе, стараясь придумать, как оттуда выбраться, и тут в блок со своим ежедневным рейдом пришла «трупная команда», включая Марги и Берту. Марги вспомнила Ирену по Гуменне и поняла, в какую беду та попала. Элла тоже узнала Ирену, поскольку – по словам Ирены – была у нее блоковой в Аушвице I. Между девушками с первого транспорта существовала особая связь. Они бы все равно не смогли спасти Ирену, будь та тяжело больна, однако Ирена была здорова. Просто слегка прихрамывала. Заносить номера вновь поступивших в журнал блока 25 входило в обязанности Эллы, а, значит, она могла их и не заносить.
У Эллы «имелась [лишняя] покойница, – рассказывает Ирена, – поэтому ее они внесли, а меня вытащили».
«Поколдовав» с регистрационными карточками, Элла заменила номер Ирены на номер мертвой девушки. Теперь предстояло Ирену вытащить. Когда они вывозили одно из мертвых тел, Ирена взялась за ручку каталки и пошла рядом.
«Никто из остальных, разумеется, не сказал ни слова», – вспоминает Берта. А эсэсовцы не заметили, что возле каталки на одну девушку больше.
Ирена помогла погрузить тело в кузов, но теперь ей предстояло решать новую задачу. Ей требовалось время на поправку, но так, чтобы не попасться на глаза эсэсовцам и чтобы о ней не доложили. Элла поместила ее в свой блок – тот, где должность секретаря занимала ее сестра Эди (№ 1949), в чьи обязанности входило пересчитывать жительниц блока и сообщать, сколько из них ушло на работу и сколько осталось. «Моя обязанность – подавать рапорт, но этим все и ограничивалось», – объясняет Эди. В Аушвице не бывало простых решений, но Эди, по крайней мере, могла хоть что-то сделать для девушек, если хотела. Теперь у Ирены было укромное место, чтобы спрятаться, пока она не сможет нормально ходить. Но тут возникла еще одна проблема. Мизинцы на ногах почернели от гангрены.
Чресплюсневая ампутация – операция несложная, но откуда Ирена узнала, что именно нужно делать? Может, ее проинструктировал кто-то из врачей? Маловероятно, поскольку она не пользовалась никакими хирургическими инструментами. После отбоя она под покровом ночи выскользнула из блока в поисках осколка стекла достаточных размеров, чтобы его можно было крепко держать. Найдя наконец такой осколок, она закусила зубами тряпку, чтобы не заорать от боли, и вырезала омертвевшие части пораженных гангреной пальцев. После этого обернула раны
