Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна - Том Бауэр

В Лондоне любой пришёл бы в бешенство от таких обвинений и немедленно подал в суд за клевету, однако Экклстоун оставался равнодушен к критике. Он отмахнулся от требований обеспечить «прозрачность и механизмы контроля», упрямо заявляя: «У меня есть своё мнение, которое я считаю правильным и буду защищать. Без боя я не уступлю». Он знал, что от него рано или поздно отстанут.

Последним сдался Вольфганг Айзеле. Вернуть полмиллиона долларов так и не удалось, но немец больше не представлял серьёзной угрозы, и Экклстоун проявил великодушие. Он послал тому билет на Гран-при Германии и пригласил его вместе пообедать. «И ещё краснокожий повержен в прах», — напевал Экклстоун, подражая группе Queen{23}. Он, как никто, умел обратить поражение в победу: затягивал время, ссорил противников между собой или вдруг просто выныривал из гибельной трясины с выгодной сделкой в зубах. Именно такую возможность он усмотрел в ходе битвы за Гран-при в Сильверстоуне.

Новый президент Союза автогонщиков Джеки Стюарт был полон решимости не дать Экклстоуну перенести в 2002 году Гран-при Великобритании в Брандс-Хэтч. Желая сохранить гонку в Сильверстоуне, бывший чемпион мира заручился поддержкой Джона Прескотта, отвечавшего в правительстве за вопросы транспорта и охраны окружающей среды. К радости Стюарта, 8 сентября 2000 года правительство отозвало выданное властями графства Кент разрешение на реконструкцию Брандс-Хэтч.

Основатель и глава купившего автодром «Октагона» Фрэнк Лоу был в ужасе. Уловка Стюарта грозила его компании колоссальными потерями, ведь она уже взяла на себя обязательства по проведению гонок сроком на десять лет. Хотя «Октагон» был британской компанией, даже банкротство не спасло бы Лоу от краха, поскольку Экклстоун и Фулстон предусмотрительно потребовали от учредителя «Октагона» — американского рекламного холдинга «Интерпаблик» — гарантию, что все долги их дочерней компании будут покрыты. У Лоу оставалась одна надежда: если отменить Гран-при Великобритании, то усилия Стюарта пойдут прахом. Экклстоун решил идти до конца. Они со Стюартом опять сцепились из-за разрухи в Сильверстоуне и снобизма его руководителей.

— Берни, — начал Стюарт, — за одно выступление мне платят сто тысяч долларов, но, бывает, я прошу и меньше. Тебе тоже стоит умерить аппетиты. Англии-то можно дать скидку. Подумай о национальных интересах, о благе для промышленности, о том, как всех разозлит отмена Гран-при.

— Чушь, — возразил ему Экклстоун. — Я плачу налоги здесь, а ты двадцать лет прятался от них в Швейцарии. Ничего я Англии не должен. Мне плевать на Гран-при Великобритании и на прессу тоже плевать.

Стюарт полагал, что такая откровенность дорого обойдётся Экклстоуну. По меньшей мере не видать ему теперь наград и званий. Во многих странах его осыпали почестями, тогда как родное правительство молчало. Не то чтобы это его совсем не трогало — просто Экклстоун всегда старался выгадать там, где другие даже не пытались.

Сэр Томми Сопвич со своей командой потомственных аристократов только распалял в нём злобу. «Вечно шлют ко мне всяких задавак из частных школ. Не желаю я иметь с ними дело», — говорил он. Ненависть к снобам, к чванству элиты пылала в нём ярким пламенем. Он так и не забыл все издевательства, что терпел шестьдесят лет назад на школьном дворе в Дартфорде, все безнадёжные попытки преодолеть барьеры высшего общества. Сколько бы Экклстоун ни зарабатывал, ему приходилось по-прежнему страдать от предрассудков — в первую очередь связанных с малым ростом и скромным происхождением. Сыграл свою роль и Сопвич. Позднее он говорил: «Я бы не стал недооценивать этого коротышку. Мне кажется, Берни хочет одного: больше денег. Сомневаюсь, что денег бывает больше, чем у Берни, но сам он считает иначе». Вторил ему и секретарь Союза автогонщиков: «Похоже, в попытках сохранить за собой место в безумной свистопляске „Формулы-1“ СБА полностью исчерпал свои ресурсы».

Фрэнк Лоу ничего не понимал в автогонках и правительственных наградах. Его заботило шаткое положение собственной компании. Экклстоун нашёл выход, однако не хотел вызывать подозрений. В октябре 2000 года он пригласил к себе в офис Рона Денниса и устроил так, что именно он изложил план Лоу и Мартину Брандлу — бывшему гонщику и комментатору «Ай-ти-ви», который теперь должен был стать председателем СБА.

Отношения с Брандлом у Экклстоуна не сложились. Тот гонялся вместе с Михаэлем Шумахером и Айртоном Сенной и не оставил сколь-нибудь заметного следа в автоспорте. Однако большинство его ровесников были уже мертвы, и Брандл пользовался немалым авторитетом — в том числе потому, что работал на телевидении. Работу эту он получил при содействии Экклстоуна и время от времени обращался к тому за помощью, когда надо было позвать в свою программу какую-нибудь знаменитость. Известность Брандла принесла ему пост в руководстве СБА, однако Экклстоун сомневался, будет ли тот держать свои обещания.

Экклстоун предложил Лоу оставить в покое Брандс-Хэтч и купить права на проведение гонок в Сильверстоуне сроком на пятнадцать лет. В свою очередь, СБА придётся потратить 100 миллионов долларов на модернизацию автодрома. Сам Экклстоун обязался вносить на нужды модернизации по 7 миллионов долларов в год, а также сохранить этап «Формулы-1» в Сильверстоуне на десять лет начиная с 2001 года за один миллион плюс 10% в каждом следующем году. В качестве компенсации Лоу по-прежнему будет платить ему 10 миллионов долларов каждый год. Ещё 14 миллионов долларов он станет ежегодно перечислять СБА на реконструкцию автодрома. В общей сложности на Сильверстоун должен был пролиться золотой дождь: 21 миллион долларов в год. Прежде чем согласиться, Лоу отвёл Экклстоуна в сторонку:

— Берни, я ничего не понимаю в автоспорте. Это стоящая сделка? Ты считаешь, что мы сможем на ней заработать? Мне соглашаться?

— Да, — ответил Экклстоун.

Когда все формальности были улажены, Экклстоун уже говорил, что контракт «смешной и невыгодный» и что он советовал Лоу не соглашаться. О сделке было объявлено 2 декабря 2000 года. Брандл был рад нежданно свалившемуся на Сильверстоун богатству, но всё равно критиковал Экклстоуна: «Любой вам подтвердит: трудности Гран-при Великобритании, Сильверстоуна и СБА связаны с Берни».

«Опять они ничего не поняли», — отозвался Экклстоун.

9.

Революция

В субботу 26 мая 2001 года Экклстоун устроил в Монако вечеринку в честь дня рождения Славицы — ей исполнялось 43. Обычно он вёл весьма скромный образ жизни: возвращался домой сразу после шести и съедал на кухне приготовленный женой ужин, — но в этот раз одолжил у американского бизнесмена Джона Макколла свеженькую яхту «Ле гран бле» с пятью десятками человек команды.

— Вот только палубу жалко — она у тебя аж блестит, — предупредил владельца самой большой в мире частной яхты Экклстоун.

— Ничего, — успокоил его тот.

На следующее утро Экклстоун встал рано и обнаружил, что новёхонькие деревянные панели все в отметинах от дамских каблуков, да ещё и залиты красным вином. Пока Славица спала, он велел команде всё убрать. На суету не обратил внимания никто, кроме жены. Славица даже во сне ощущала дотошность мужа, которая её здорово раздражала.

Сама вечеринка Экклстоуну, конечно же, не понравилась. Поприветствовав гостей, он ускользнул куда-то в дальний угол, а потом направился в свою каюту. Оставшись одна, Славица безраздельно завладела вниманием публики. Все знали, насколько взрывоопасна эта пара. Упрямая, ревнивая и неуступчивая, Славица по любому поводу накидывалась на мужа и никогда не избегала ссоры. Экклстоун всегда молча выслушивал хвастовство жены, будто бы он обязан своим успехом исключительно её популярности. Он не раз замечал: алкоголь распаляет в ней дерзость и твёрдую убеждённость в изменах мужа. В интервью одной из газет он признавался: «Славица часто кричит, а временами швыряется посудой. Тогда я прячусь в другой комнате, потому что ей просто нравится надо мной измываться». Однажды он даже в шутку повесил на дверь кухни табличку: «К чёрту собаку. Осторожно, злая жена».

Славица понимала, как раздражает многих её нахальство, однако Экклстоуну такая вульгарность только нравилась.

— Со Славицей всегда весело, — заявлял Экклстоун, отлично зная, что она даже не разговаривала со многими гостями (большей частью из мира «Формулы-1»), Славица окружала себя знаменитостями, а из общих друзей признавала всего нескольких — в их числе Мосли и Флавио Бриаторе.

— Бросай свою «Формулу», — орала она на Экклстоуна, — или я ухожу!

Экклстоун никогда не понимал, серьёзно она говорит или нет. Его завораживал постоянный огонь, которого не хватало в жизни с родителями и двумя предыдущими жёнами. Он обожал вспоминать тот вечер в Риме — как раз незадолго до её дня рождения, — когда они встречались с одним важным немецким дельцом. За ужином Славица с немцем мило болтали. После полуночи, по дороге в отель «Хасслер», тот стал клеиться к симпатичной женщине-полицейскому и следующие четыре часа провёл за решёткой, пока Экклстоун договаривался, чтобы его выпустили. Вспоминая эти весёлые приключения, он забывал про недовольство.