Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна - Том Бауэр

— Славица меня временами злит, но она всё равно отличная мать и порядочная женщина. Настоящая итальянская мамаша, которая не потерпит дома посудомоечной машины и прекрасно обходится без няни. Она всегда сама меняла подгузники.

В ответ на похвалу Славица саркастически бросила:

— Да, дорогой, я тебя тоже люблю. Хотя ты меня бесишь.

Она жаловалась, что муж не понимает, как она нуждается в эмоциональной поддержке и как мало её волнуют деньги. Ничего удивительного тут не было. По сравнению со среднестатистическим хорватом Экклстоун был человеком сдержанным, а вот в напускное равнодушие жены к побрякушкам он не верил. Яхта, отель в Гштаде, лошади, которых тренировал Джонни Хамфрис, и самолёты в основном простаивали без дела, однако его грела мысль, что они есть. Славица этого понять не могла. «Тяжело быть замужем за трудоголиком. Он совершенно не уделяет мне времени», — жаловалась она. Её злили миллиарды мужа, которые не несут ему никакой радости. Вечерами он просто ничего не делал — совсем как на её дне рождения, — и трудно было поверить, что это правда доставляет ему удовольствие.

Как заметил кто-то из друзей, слухи о постоянных ссорах вредят детям и имиджу «Формулы-1», поэтому они решили притворяться, будто живут в мире и согласии. В одном интервью Экклстоун утверждал: «Мы всегда вместе. По субботам ходим за продуктами в „Уэйтроуз“». Он рассказывал, как любит помогать дочкам делать домашнее задание, а вечерами смотрит их спортивные выступления. «Дочурки всегда со мной, — совершенно искренне говорил он, — я люблю их больше всего на свете».

Славица тоже хвалила дочек: «Они знают цену деньгам. Я приучила их к бережливости… Они не гонятся за лейблами, не требуют „Гуччи“ и „Прада“ — это же безумие какое-то». Она заявляла, что вечерами они обожают смотреть «Кто хочет стать миллионером?» и слушать «Битлз». Эта дочь пожарного умильно щебетала: «Однажды я вернусь в Хорватию, поселюсь на островке, стану ловить на лодке рыбёшку — вот оно, счастье. Ни за что не буду заниматься „Формулой-1“».

Для тех, кому эта семейная идиллия казалась несколько преувеличенной, Славица добавляла: «Мне нравится быть выше — так легче обнимать мужа. Он просто прелесть». Ранее везде писали, что её рост — метр восемьдесят пять, а у мужа — метр пятьдесят пять, теперь же, чтобы не портить гармонию, Славица привела другие цифры: метр семьдесят пять и метр шестьдесят. Экклстоун внёс свою лепту, пусть и чуть более приземлённым образом: «Я понял, что Славица не такая, как все, когда переспал с ней в третий раз».

Перемирие длилось недолго. Славица мучилась — она не могла понять, как устроено лондонское общество, чем занимается муж, почему он так боится стать кому-то обузой, когда состарится. Она словно с цепи сорвалась и была вечно недовольна.

Теперь Славица угрожала не уйти от него, а позвонить в полицию, и Экклстоун даже стал иногда звать на помощь Рона Шоу. Тот вместе со своей женой Ви мчался в Найтсбридж успокаивать Славицу.

«Она втянула его во что-то непонятное, постоянно над ним издевалась», — говорил один из приятелей Экклстоуна. Кое-кто из друзей считал, что эти мучительные ссоры велись из-за детей. Другие полагали, что Экклстоун не мыслил себе супружескую жизнь без оскорблений, и остались при своём мнении, даже когда он приехал на работу мрачный, испуганный и с подбитым глазом. Так Славица отомстила Экклстоуну в Монце, увидев, как муж шествует рядом с красавицей моделью.

— Она решила, что у нас всё серьёзно, хотя я просто дурачился, — объяснил Экклстоун.

В такие моменты он сочувствовал жене и понимал её гневные вспышки. С тех самых пор, как Момир Благоевич пытался шантажировать её статьёй в хорватской газете, у Славицы иногда случались депрессии и приступы панического страха. При содействии Экклстоуна газета «Санди миррор» опровергла клевету Благоевича, однако появлялись всё новые и новые неприятные подробности. Другой фотограф предложил немецкому таблоиду «Бильд» совершенно непристойные фото Славицы, и Экклстоуну пришлось выложить кругленькую сумму, чтобы они не увидели свет. Не радовали его и рассказы о том, чем она занималась в хорватских отелях ещё во времена коммунистов.

— Да, я не ангел и в юности вытворяла дикие вещи. Но проституткой я не была, — убеждала его жена.

По настоянию Славицы они подали в суд на Благоевича и газету. Поначалу это была просто катастрофа: частые поездки в Хорватию, проволочки и сплошное унижение. В конце концов Благоевичу пришлось извиниться, а газету закрыли. Однако бывший бойфренд всё равно звонил Славице. «Он просто сумасшедший, — говорила она. — Он на мне помешан. Настоящий лунатик».

В качестве лечения она стала давать газетам откровенные интервью о собственных проблемах и рассказывала о дружбе со звездой хорватского тенниса Гораном Иванишевичем, которому она помогала бороться с неудачами на корте. В конце концов Славица поняла: ни за какие богатства ей не купить того, в чём она правда нуждается. Точно так же и Экклстоун хотел, чтобы его снова считали циничным дельцом, которому всё нипочём. Когда Благоевич проиграл дело, Берни не отказал себе в удовольствии подойти к шантажисту прямо в зале суда, схватил его за грудки и пригрозил: «С нами, карликами, лучше не ссориться».

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Экклстоун купил через оффшорную фирму особняк на Кенсингтон-Пэлас-Гарденс — закрытой для прохода улице у западного края Гайд-парка. Два дома (номер 18 и 19), в которых раньше располагались посольства, были объединены в один по указанию иранского девелопера Давида Халили. Сообщалось, что он вложил в здание 84 миллиона фунтов. За 50 миллионов фирма Экклстоуна приобрела мраморный дворец с огромным залом, одиннадцатью спальнями и подземной парковкой на двадцать машин. Попав туда впервые, Славица переезжать отказалась. Ещё два визита её не переубедили. «Дом продавали дёшево, вот я и купил», — объяснил Экклстоун и продал его в 2004 году сталелитейному магнату из Индии Лакшми Митталу за 105 миллионов долларов.

Экклстоуну исполнился 71 год, однако Славица добрее не стала. Когда он явился на кухню полюбоваться праздничным тортом, она едко бросила:

— Ну что ты такой несчастный? Сегодня же праздник. Убирайся с кухни, езжай к себе в офис и поработай.

Он трудился не покладая рук и хотел одного — спокойствия. Они регулярно ссорились во время еды, после чего Экклстоун молча доедал и пил пиво, а Славица беседовала с дочками. Как-то раз он ушёл в расстроенных чувствах, а в комнате остались его семнадцатилетняя дочь Тамара и её жених Джон Кетерман, которому было 22 года. Кетерман сделал ей предложение уже на пятый день знакомства. Он был частым гостем в доме Экклстоунов и видел жуткие ссоры родителей невесты. Однажды они все вместе ехали в кино, и Кетерман вдруг услыхал с заднего сиденья вопль Славицы:

— Тормози! Что ты несёшься как сумасшедший?

Ей показалось, что муж не туда свернул. Славица вдруг схватила его за волосы и ударила головой о боковое стекло. Экклстоун остановился у обочины, а она выскочила из машины и разрыдалась. Наконец Славица успокоилась, и все вместе пошли в кино пешком.

До свадьбы дело так и не дошло, а Кетерман продал эту историю и ещё много эпизодов из жизни семейства Экклстоунов одной воскресной газете. В следующую субботу за традиционным кофе друзья Берни никак не могли обойти происшествие с избиением в машине.

— Послушайте, — заявил Экклстоун, — ведь есть люди, которые за это платят. А мне не приходится.

На следующее утро после дня рождения Славицы катер вёз его с яхты в паддок, и на лице Экклстоуна нельзя было прочесть ни намёка на размолвку с женой. Он устроился у себя в моторхоуме, и ранние посетители (в их числе его администратор Карлхайнц Циммерман) даже не догадывались, что владельца «Формулы-1» терзают сомнения по поводу собственного брака. Экклстоун никогда не показывал своих чувств. Даже в кругу верных соратников малейший намёк на семейные проблемы был бы проявлением слабости. Что бы ни вытворяла Славица, он не пожертвует браком — во многом именно потому, что уже привык жить в состоянии войны.

С помощью скрытых видеокамер Экклстоун на четырёх экранах следил за жизнью «Формулы-1» прямо из кожаного кресла в дальнем углу моторхоума. Флавио Бриаторе с уморительной важностью бродил у входа в паддок, надеясь побеседовать с теми, кто будет решать его судьбу. Экклстоун с интересом наблюдал, как тешит собственное тщеславие его друг, новая команда которого — «Рено» — застряла на четвёртом месте. Один из экранов был подключён к камере у входа в моторхоум, чтобы его владелец мог разглядывать посетителей. Кто-то приходил по делу, кто-то хотел воспользоваться его именем, кто-то — знакомством, а некоторые вообще рассчитывали втереться в доверие и стать ему «вместо сына». Заходили представители семи стран, желающих провести свой Гран-при в 2004 году вместо двух неназванных пока автодромов, которые Экклстоун собирался исключить из календаря. Кое-кто предлагал 40 миллионов долларов за гонку с ежегодной прибавкой 10%, тогда как старые европейские автодромы платили 10 миллионов. Как предсказывал проницательный Экклстоун, «через десять лет европейская экономика скатится до уровня стран третьего мира. Европа не сможет конкурировать с Китаем, Кореей и Индией».