Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков

Ему на голову набросили мешок и повалили. Напрасно. Вне себя от ярости, казак мог только разобрать, что нападавших было несколько человек. Они связали его по рукам и по ногам, еще крепче замотали вокруг головы мешок, да так что он не мог ни видеть, ни слышать, ни кричать; слышалось только его глухое мычание.

Невидимые нападавшие взвалили связанного Никифора на его коня и быстрой рысью помчались в лес. Вскоре его сняли с коня и понесли куда-то дальше. Наконец он почувствовал, что его посадили на землю и обвязали ноги. Потом кто-то сдернул мешок, и он увидел перед собой крепкого мужчину с хмурым лицом.

Щуря глаза, Никифор осторожно осмотрелся. Он лежал на траве среди высоких деревьев. Возле него стояли около десятка молодцов разбойного вида; один молодой худощавый, с курчавой бородкой, а другой – тот самый огромный, со свирепым лицом. Это, очевидно, и были все те, что его схватили. Казак застонал:

– Пошто напали на мя, сволочи? Думате, есть у мя што-то, што возможно было б отнять?

– Замолчь, собака! – крикнул молодой и так хватил Никифора по голове, что потекла кровь.

Связанный казак пришел в бешеную ярость. Как безумный, вскочил он на ноги, но в то же мгновение молодой толкнул его дулом пистолета в грудь, и казак, заскрежетав зубами, свалился на землю.

– Што, словилась пташка? – угрюмо ухмыльнулся огромный разбойник.

– А куды б он делся! – засмеялся молодой, показывая стволом на Никифора и оборачиваясь к поддержавшим его смех соратникам. – Энтот бугаек отбивался как черт, кады его волокут в святую воду.

– Цыц, Егорка. – Разбойник присел на корточки и, обращаясь к казаку, спросил: – Беглый?

– Нет, – угрюмо буркнул Никифор.

– Из кулугур? – кивнул куда-то в сторону разбойник и плотоядно улыбнулся, отчего его лицо сделалось еще свирепее.

– Нет, – нахмурился казак.

– А хто ты тады? – удивился разбойник. – Ужо не ис тех ли, што ниже по реке селятся?

– Из Яицка я, казак, – ответил Никифор, всматриваясь в заросшее лицо собеседника, черты которого показались ему смутно знакомыми.

– Не противься, касатик, – встрял в разговор Егорка, как только в воздухе повисла пауза, – а радуйся, дурень. Эх, и знатный же воин из тя выйдет. Антип, слышь? А мож, зачислим ево в войско наше?

Никифор тяжело дышал.

– Не вякай, злыдень! – огрызнулся он наконец. – Иш што удумал – в ваше войско разбойное идтить.

– Што, брезгуешь?

– Цыц, Егорка, язви те в душу. – Огромный разбойник сузил глаза, нахмурил брови и внимательно посмотрел на казака. – Сдается мне, што я тя знаю.

– Тож эвон никак не вспомню, хде зрить тя довелось. – Никифор напрягся, но, так и не вспомнив, разочарованно вздохнул: – В поход зараз совместно на кыргызов хаживали.

Антип усмехнулся:

– Никифором тя кличут, чертяка. Теперя вота узнаю тя, рубаку славного!

20

Оставив далеко позади скачущее во весь опор войско, Танбал не щадил своего коня. Сопровождаемый десятком воинов из личной охраны, он яростно вонзал ему шпоры в бока. Не обращая ни на что внимания, промчался султан по дикой степи, и лицо его прояснилось, когда вдали на фоне утреннего неба показалась зеленая полоса прибрежного леса.

Резко натянув поводья и пригнувшись к шее коня, он еще прибавил ходу, да так, что сопровождавшие воины едва поспевали за своим повелителем и с удивлением смотрели на его спину. Сломя голову промчал султан расстояние, отделявшее его от леса, и остановился на холме, мирно соседствующем с поселением кулугуров.

Сняв с головы шлем, Танбал внимательно всмотрелся в благоухающий зеленью лес и стремительную реку, искрящуюся на солнце. Зависшее в зените солнце начинало склоняться к западу, что говорило о наступлении полудня. Воздух кристально чист, а по голубому небу неслись легкие розовые облака.

Обернувшись, султан разглядел плотные клубы пыли, поднимаемые копытами коней приближающегося войска. А рядом с ним у реки одиноко стоит гора, и на вершине ее вырисовывается обнесенное частоколом поселение кулугуров.

Усилившийся гул подсказал, что войско приближается к холму. Вдалеке в солнечном свете блестели шлемы воинов, наконечники их пик, и уже довольно явственно слышались короткие приказания начальников. Войско быстро заняло пространство между двумя холмами. Со стороны поселения раздались несколько выстрелов, послышались крики. Пять конных отрядов выстроились напротив частокола, и еще два окружили его с двух сторон до берега реки. Позади готовых к первому штурму отрядов сидел на коне мрачный Исмаил-бек, а рядом с ним – воины из его охраны.

Подняв руки, старик сочным басом читал подходящие случаю суры из Корана. Грустная напевность чтения, стихи святой книги, мерно льющиеся, как воды реки, укрепили в молодом султане веру в предстоящих победах. После того как чтение кончилось и воины провели ладонями по сосредоточенным лицам со словами «аминь», Танбал привстал на стременах и, обращаясь к Исмаил-беку, крикнул:

– Учитель, да пошлет Аллах тебе победу!

– О, я тоже желаю тебе того, повелитель, – поспешил ответить привычной придворной лестью Исмаил-бек, потянув за уздечку и разворачивая коня.

– Два дня даю тебе для уничтожения неверных.

Танбал взмахнул рукой и пришпорил коня. Несколько минут спустя он скакал во весь опор в низовья реки, как всегда, намного опережая свое войско. Наслаждаясь бешеной скачкой, султан не думал о предстоящей победе, которую он привык считать неизбежной и само собой разумеющейся. Он думал про Исмаил-бека, осмелившегося надеяться выдать за него свою дочь-дурнушку. «Возгордился Исмаил. Ну что ж, пусть тешит свое тщеславие несбыточной надеждой, пусть мечтает о зяте-султане, пусть живет этим». Танбал был уверен, что, как только поселения будут уничтожены, а заслуженная слава прочно закрепится за ним, он подыщет способ избавиться от назойливого старика.

Султан не собирался дожидаться ночи, как того советовал осторожный Исмаил-бек. Он хотел побыстрее добраться до казаков и во что бы то ни стало ускорить сражение. Танбал понимал, что ночной натиск сильно воздействует на сознание людей. Сотни всадников с факелами скачут вокруг укреплений, топот копыт, дикие крики сотрясают землю, горящие стрелы впиваются в частокол, и маленькие язычки огня сольются в мощный пожар.

Но не того ожидал от предстоящей победы честолюбивый султан. Ему не терпелось разбить казаков с наскоку, затем вернуться к осторожному Исмаилу и опозорить старика, отобрав командование над войском. Об укреплении кулугуров Танбал уже не думал. Он даже и не сомневался в его предстоящем падении. Пусть не этим днем, но с наступлением утра непременно.

Пущенная кем-то стрела чиркнула наконечником по козырьку шлема: выстрел был точен, но металл, к счастью, оказался крепче. Вовремя увидев вторую стрелу, летящую в него из леса, султан успел прикрыться щитом: стрела ударилась в стальную пластину и отскочила.