Офис-дзен (сборник) - Даниэль Орлов

Один мой приятель после окончания института холодильной промышленности отправился за добавкой на психологический факультет. После семестра обучения купил сто нарциссов и раздал по одному всем встретившимся на пути девушкам. Мы улыбнулись. После второго семестра учинил скандал на футбольном матче. Был бит и отправлен в травму. Мы насторожились. К диплому он трижды женился, трижды развёлся, переругался со всеми друзьями детства и побрился налысо. Сейчас работает конфликтологом в консалтинговой фирме. Звонит раз в год сообщить, что помнит про долг и вернёт в скором времени. Я благосклонно соглашаюсь. Тем паче, что он ничего у меня не занимал. Я бы ему и не дал.

Интересно, наш покупал цветы? Может быть, у них там это вроде лабораторной работы. Тайное общество. Герметичное знание. Уровни посвящения. Кто выжил, – уже не человек. При встрече с себе подобными делают пассы руками. Не поднимают глаза выше уровня губ. Они тайный орден. Они соль глины из которой лепят людей. Высшая каста. Если они соберутся вместе, то всем наступит полный пиздец. Существуют пророчества, по которым они однажды соберутся. Слышал, что компания намеревается брать второго такого же. Может быть, это уже началось? Может быть, мне уже пора?

Сидит передо мной в кресле для посетителей. Поза открытая: руки в стороны, ноги в стороны, глаза в кучку. Вещает.

– Я военный человек. Я кандидат наук. У меня трое детей. Мне тридцать семь, моей жене двадцать восемь.

Это ничего. Это нормально. Если человек так говорит о себе, значит, имеет право. Если он хочет говорить об этом, я не против. Утешу, как смогу. Психолог. Бывший военный. Фамилия Кутузов. Клиническая картина налицо. Лечить практически бесполезно. Нужно изолировать и наблюдать, пока он ещё прикомандирован к отделу персонала. Это вполне безопасно. Там у него есть стол, стул и шкаф с папками. Девочкам он нравится. Женщины его избегают. Мужчины брезгуют.

Галочки в тесте рисую как попало. Стохастический эксперимент. Предвкушаю реакцию. Не без людоедства, конечно. Реакция классическая: яркая, как реакция Вассермана. Разговаривает со мной сорок минут. На двадцатой дарит собственный автореферат с дарственной. В ответ раскрываю ему секретную методику расчёта по тесту Кеттелла. Бедолага плачет и долго трясёт руку. Прописал ему Андрюхину секретаршу и отвар петрушки натощак. Сам не верю, что поможет.

Они изволят учиться

Они изволят учиться. Вчетвером. Они учатся вчетвером с ещё двадцатью такими же, но в галстуках другой расцветки. Это очень дорогой тренинг. Здесь истина только для парней в пиджаках с большими зарплатами. За счёт конторы, естественно. Истина, полученная на тренинге для парней в пиджаках, автоматически конвертируется в денежные знаки на счетах лавки. Метафизика чистой воды. Герметичное знание. Тайный орден. Ещё один тайный орден.

Они слетаются со всего города на мётлах. Рано утром, пока ещё не рассвело, и не прокричал петух на Серафимовском кладбище. Низко-низко, над самыми троллейбусными проводами, чтобы не засекли радары, чтобы не проснулись любовницы, не скисло молоко, не заплесневел хлеб. Шабаш до рассвета. В пустынном отеле в центре города. При закрытых ставнях, опущенных тяжелых шторах с двумя кофе-брейками и одним обедом. Телефоны отключены. Секретарши отпущены.

Когда они учатся, остальным хорошо. Когда они учатся, – всем спокойно, осознанно, адекватно. Расцветает сто цветов. Сто пахарей ведут свои борозды за горизонт. Сто сеятелей кидают в те борозды зерна, отделенные от плевел. Есть время отделить от плевел. Есть время собрать плевела, нанизать их на длинную нитку и в виде бус повесить на шею языческому божеству из бухгалтерии. Я поклоняюсь этому божеству. Я не понимаю, как, но оно творит чудеса. Оно творит чудеса с окружающим его миром. Но об этом потом. Лучше всего на ночь, подоткнув одеяло, дав напиться горячего молока, включив ночник и раскрыв толстую книжку в потёртом супере: «Мифы и легенды бухгалтерии».

А сейчас о тренингах. Это шао-линь. Нормальный такой северо-западный, болотный шао-линь. Раскрепощают, разбирают, очищают, смазывают, собирают, закрепощают, но уже иначе. Их видела Элизабет. Она относила на подпись то, что нужно подписывать срочно и видела. Она пришла со стоящим дыбом пухом на кофте и побелевшим кончиком носа. Она не могла говорить пять минут. Она выпила сто пятьдесят коньяку одним длинным и обреченным глотком. Она видела… Они были без пиджаков. Они стояли, взявшись за руки. Они… улыбались. Возможно, Элизабет излишне впечатлительна.

Пока они учатся, стоят договора. Пока они учатся, стоят проплаты. Проплаты стоят в стороне от договоров, у самой двери и как-то стыдливо. Я прихожу с пачкой счетов в руках, открываю дверь и вижу стоящие проплаты. Они стесняются смотреть мне в глаза. Они курят в кулак. Они ковыряют в носу и смотрят в потолок. Им не подвезли раствор, не сгрузили арматуру. Вынужденный простой. Рады бы, а никак. Хотели бы, а вот ведь. И это говорит о том, что пора курить фимиам и бить в барабаны из шкур подрядчиков. Бус из плевел уже недостаточно. Божество требует жертв. Оно требует жертв кровавых, массовых. Жертв, похожих на геноцид. Так чтобы целому отделу оторвали головы или лучше целому департаменту. Кровища по лестницам, кровища по кабинетам. Скальпы на ниточках, как грибы на сушку. И тогда нажмут педаль. Тогда милостиво откроют форточку. И божество кажет своё прекрасное лицо и своё прекрасное тело. И даже Шуркафан, которому всё равно уже кого и как, потеряет тонус. Он посмотрит на это тело и на это лицо и потеряет тонус. Он неделю вечерами будет сидеть дома и слушать, как жена щебечет по телефону. И на ночь он подоткнёт одеяло дочке и расскажет ей детскую сказку про божество из бухгалтерии. И в этой сказке не будет никакого эротического подтекста.

А они учатся. Они постигают знание. Их дисциплины сродни дисциплинам масонской ложи. Вольные девелоперы. Они изучают счастье, «счастье от деятельности». Их учат получать счастье от своей деятельности. Их учат получать удовлетворение не только от мастурбации. Их учат смотреть на мир так, как мир того заслуживает. И контора платит за это деньги. Контора готова платить за это столько, сколько нужно для того, чтобы на месяц снять плавучий бордель в устье Кронверка, загрузить его псковскими блядями, водкой, шампанским и дать, наконец, людям расслабиться. И будет им счастье. И будет им нормальное мужское счастье даже без триппера. И мир они полюбят. И мир полюбит их. Как любит этот мир меня.

Окружённый любовью этого мира, я вхожу в кабинет к Андрюхе. Я вхожу в кабинет к другу и вижу пентаграмму счастья, на которую тот пялится. Пентаграмма счастья. Охуеть! Через свои английские очки за четыреста фунтов иностранных стерлингов он смотрит на пентаграмму счастья. Я зашёл за подписью. Мне нужна подпись моего друга на документе, который не нужен ни мне, ни моему другу. Этот документ нужен конторе. Он нужен конторе абстрактно. Контора питается такими документами. Она рожает их тысячами и сама же и пожирает. Замкнутый круг. Часть биоценоза. Ничего экстраординарного.

Абсолютно нейтральное начало. Лёгкая музыка кантри. Я вхожу. Я открываю дверь. Я опять вхожу. Я подхожу к двери, я стучусь. Это типа такой операторский приём. Музыка уже другая. Это уже такое «тум-тум» почти тревожное. Я открываю дверь, и вхожу. И вижу, как мой друг смотрит на пентаграмму счастья. Да-да! Раннее осеннее утро. Музыка начинает ускоряться до там-тум-тум, и скрипочки. Кислый свет рассветных сумерек сквозь жалюзи. Лампочка с белым светом. Отблеск от монитора на пентаграмме счастья. Пиздец, какой саспенс. Хичкок рыдает от зависти. Вот, Андрюха пытается понять, в какой части этой пентаграммы сейчас я со своим документом. С этим своим дополнительным соглашением на сто тысяч денег с учётом НДС, которые нам должны заплатить, если мы переведём им двести в оффшор после того, как они нам отгрузят на триста бартером. И он не видит меня на пентаграмме! Музыка переходить в «тара-рам-пам-бум». Он поднимает голову. В его очках отражается дверь, в которую я вошёл. Отражается секретарша с прекрасным третьим размером, с чашкой кофе наизготовку, а я не отражаюсь. И он видит, что меня нет! Есть соглашение, есть двести без НДС, а меня нет… Стоп! Снято! Кино! COMING SOON! «Счастье от деятельности». Три тысячи копий в прокат. Самый дешёвый билет – тясяча. Народ в последнем ряду поперхнётся попкорном, а в первом просто обосрётся от ужаса. Деньги пополам: мне семьдесят процентов, Андрюхе тридцать. Ещё десять Шуркафану на лекарство от импотенции. Десять – это не много. Десяти не жаль.

Хорошо быть водопроводчиком

Хорошо быть водопроводчиком. Хорошо утром надеть зеленый в ржавых пятнах комбинезон, тяжёлые китайские башмаки на рифлёной подошве и старую куртку из телячьей кожи с нашивкой «US AIRFORCE». Хорошо выйти из дома в семь часов утра и направиться на планёрку, где сидеть в прокуренной комнате с розовыми обоями. С обоями, протёртыми там, где локоть, там, где спина, там, где голова и там, где мысли о премии. Это в районе карниза. Слева от жёлтого пятна. Снизу от трещины. Выше календаря за 1997 год со скотч-терьером. Туда смотрят все, когда говорят о планах на квартал. Туда смотрят, когда нужно сказать «идите вы все!» И туда же смотрят, когда нужно молчать и делать вид, что понимаешь, как ты ничтожен и незаменим. Но до этого момента хорошо выйти из дома и идти по улице. По улице, через которую ты ходил в школу. Вдоль которой ты гулял со своей первой женой, со своей второй женой и со своей третьей женой. Мимо садика, в котором ты курил, пока собака первой жены нюхала деревья. Мимо магазина «цветы», в котором ты покупал цветы для этих своих жён.