Тост - Юзеф Хен

– Ну как? – услышал он голос Анны.

Она все еще была в своих брюках, хотя лагерная куртка исчезла. Вместо куртки на ней был шерстяной свитер с высоким воротником. В ее лице произошла какая-то неуловимая перемена.

– Что вы с собой сделали? – спросил он.

– Причесалась, – ответила она и слегка подергала волосы надо лбом. – Но не очень-то есть что причесывать.

– Посмотрите, – сказал он. – Ордена рода Штайнхагенов. Слава трех поколений, а может быть, и больше.

– Это не должно приводить нас в умиление.

– Да, нас наверняка. Но, может быть, они тоже поумнеют.

– Зачем вам их ум?

– Чтобы было с кем разговаривать.

Анна оглядела себя в зеркале, одернула свитер. Поправляя ворот, она поймала в зеркале его взгляд. Отвернулась. «Я неприлично пристально смотрел на нее», – подумал он со злостью.

– Вы неплохо выглядите, – сказал Хенрик. Анна спросила с иронией:

– Вы хотели что-то предложить? Он равнодушно бросил:

– Я хотел задать вопрос: не чувствуете ли вы угрызений совести?

– Угрызений совести? Из-за чего?

– Из-за этого свитера. И вообще. Эта квартира, по которой мы рыщем…

Она вышла в соседнюю комнату, он пошел за ней.

– Вы создаете проблемы, – сказала она, рассматривая хрустальные рюмки в буфете.

– Я сказал что думал. Она резко обернулась:

– Почему я должна чувствовать угрызения совести? Может быть, потому, что они сделали меня нищей? Может быть, потому, что они замучили моего мужа, а потом, полуживому, залили рот гипсом и расстреляли? А может быть, потому, что я теперь уже ничем не брезгую, ничто меня не смущает и не поражает? Потому что я вас всех ненавижу?

Раздался звон стекла. Осколки рюмок рассыпались по полу.

– Пусть оно пропадет пропадом, их добро! – закричала она. – Я сейчас все это перебью!

Хенрик схватил ее за руку, Анна вырывалась, но он крепко сжал ей руки.

– Смулка, – сказал он. – Типичный Смулка. Вы правы, но зачем рюмки бить? На станции ждут бедные люди, которые должны получить эти квартиры.

– Отпустите.

«Не отпущу», – подумал Хенрик. Отпустил и прошептал:

– Простите.

Хенрик увидел в глазах Анны слезы. Она повернулась и пошла к окну. Распахнула его.

– Это смешно, – сказала Анна, не поворачиваясь.

– Что?

– Всё. И то, что я разбила рюмки. И то, что вы меня схватили. И то, что через минуту я была вам благодарна.

– Тогда, пожалуйста, бейте еще.

– И эти угрызения совести. У нас – по отношению к ним. Смешно.

– Речь идет не о них, – сказал Хенрик. Анна повернулась к нему.

– Это интересно, – пробормотала она.

– Да, речь идет не о них, – повторил он. – Речь идет о нас. О нас самих.

Анна не понимала. «Ее от меня уже тошнит». Она смотрела в окно. По двору Чесек катил нагруженную детскую коляску.

– Речь идет о тех, кто берет, – пробовал он объяснить свою мысль, чтобы не показаться смешным. – Угрызения совести, мораль– все это смешно. Как изгнание из рая.

– Я никогда в нем не была, – ответила она язвительно. – В лагере вы тоже были таким чистым?

Хенрик молчал.

– Мы уже не в лагере, – сказал он наконец.

– Послушайте, вы дьявольски умны, но штаны, чтобы закрыть свои ягодицы, вы все же ищете.

Хенрик покрылся испариной. Потрогал рукой брюки, нет, не порваны, бабский злой язык.

– Конечно, ищу, чтобы не огорчать дам, – сказал он, кланяясь. – И советую вам взять свитер.

– Почему же для меня такое исключение?

– Я чувствую, что в этом нет ничего плохого.

– Ага, значит, вы просто эстет?

– Может быть.

Хенрик обвел глазами комнату.

– Я не вижу здесь штанов для себя, – сказал он. – Штайнхаген был небольшого роста.

Анна согласилась, что надо пойти искать в другом месте. Взяла из шкафа халат и несколько мохнатых полотенец и завернула в свою полосатую куртку. В дверях она вдруг передала сверток Хенрику:

– Подержите, пожалуйста.

– Что это такое?

– Туфли. Кажется, мой размер.

5

Внизу, возле лестницы, лежал человек. Анна вскрикнула. Человек шевелился и стонал.

– Подождите здесь, – сказал Хенрик, достал пистолет и начал спускаться.

– Он может выстрелить! – испуганно сказала Анна.

– Тише, – шепнул Хенрик. Женщина замолчала.

Хенрик наклонился над распростертым телом. Лица не было видно, в полумраке поблескивала клинообразная лысина. Худой и длинноногий. «Еще один верзила. Смешно, что я вынимал пистолет». Хенрик положил пистолет в карман.

– Он ранен? – спросила Анна.

– Сейчас погляжу.

Хенрик наклонился и перевернул человека навзничь, увидел продолговатое старое лицо. «Ему, наверно, лет шестьдесят с небольшим, эта твердая белая щетина, этот хрящеватый нос, морщины и борозды вокруг тонкогубого рта».

– Жив, – сказал Хенрик.

Послышались легкие, осторожные шаги Анны, потом удивленный голос:

– Посмотрите, в смокинге.

Действительно, на старике был смокинг, рубашка с накрахмаленной манишкой, хотя и очень грязной, бабочка и дорогие запонки.

– У него вид манекена с витрины, – сказала Анна. – Ну что, ранен?

– Следа крови не видно. Наверно, упал с лестницы, ударился головой.

– Может, его сбросили? – спросила она, беспокойно оглядываясь по сторонам. Лестница была мрачная, дверь в квартиру Штайнхагенов слегка пошатывалась. – Может, там кто-нибудь есть? Достаньте пистолет.

Хенрик наклонился над стариком. Из тонкогубого рта вырвался хрип и пахнуло кислятиной. Хенрик отпрянул.

– Агония? – спросила женщина.

– Он в дым пьян. Надо подождать, пока проспится. А сейчас можно обыскать.

Хенрик оттащил старика к стене и снял с него смокинг. Оружия у старика не было. Хенрик нашел паспорт на имя Шаффера, Курта Шаффера, пятьдесят семь лет. «Плохо выглядишь, Mensch, – подумал Хенрик. – На вид тебе больше, не помог тебе твой фюрер». Другой документ свидетельствовал, что резервист Курт Шаффер, проживающий в Грауштадте, парикмахер по профессии, признан временно невоеннообязанным по причине ревматизма в острой форме, а также хронического катара желудка.

– Не хотите примерить его смокинг? – спросила Анна, когда Хенрик стал одевать старика. – Вам неинтересно, как вы в нем выглядите?

– Этот немец нам пригодится.

– Когда мы сюда пришли, его здесь не было, – вспомнила Анна.

– Может быть, он пил где-нибудь поблизости. Услышал наши голоса и решил посмотреть, что происходит.

– И слетел с лестницы, – закончила она.

– У него такой вид, будто он возвращался с бала.

– Вы думаете, их больше? – с беспокойством спросила она.

– Не знаю. Шаффер нам все расскажет.

Хенрик прошел прихожую и толкнул дверь, выходящую во двор.

– Куда вы? – крикнула Анна.

– Присмотрите за ним. Там где-то должна быть тележка.

– Как вы догадались? – спросила она, когда он вернулся с тележкой.

– Опыт. Поляки все носят на себе. Немцы давно уже такой глупости не делают. Вы можете прочитать в «Пане Тадеуше», что происходило после битвы под Йеной и какую роль в эвакуации сыграли вагены. Я должен был стать учителем польского языка. Вот видите, знания, полученные из книг, тоже иногда могут пригодиться. Нужно согнуть ему ноги в коленях.

– Что вы хотите с ним сделать?

– Отвезти в «Тиволи».

Уложить пьяного на тележку было делом нелегким.

– Шаффер, – говорил Хенрик, – не сопротивляйся, будь человеком.

Парикмахер захрапел.

– Так, так, Шаффер, спрячь педали. Уфф, – с облегчением вздохнул Хенрик, наконец уложив немца. – Можно везти. – Вдруг его обдала горячая волна. Он отвернулся и сделал вид, что рассматривает трещины на стене.

– Что вы там ищете? – спросила Анна.

– Счета за свет.

– Я знаю что. Хенрик толкнул тележку.

– Подержите дверь, – приказал он. «Догадливая! Интересно, у нее тоже кровь ударила в голову, она тоже увидела трупы?»– У вас бывают обмороки? – спросил он.

– Никогда.

– У меня тоже.

– Нас этим не проймешь, – сказала она.

– Да, мы из обожженной глины. – Он выкатил тележку на улицу. Перед домом росли липы, и можно было вздохнуть полной грудью, – Я чувствую, что нарублю сегодня дров, – сказал Хенрик.

– Смулка хочет бить окна, – сказала она. Хенрик улыбнулся. Они тянули тележку вдвоем, – Шаффер не очень тяжелый, – сказал Хенрик. – Наверное, голодал. Ты голодал, Шаффер?

– Давайте называть его Курт.

– Да, теперь он наш. Ты голодал, Курт, или ты просто такой стройный? Смокинг сидит как влитой, жаль, что он его так заляпал.

Они катили тележку вдоль железной ограды парка.

– Не тарахти, Курт, – обратился Хенрик к пьяному, одна нога которого выпрямилась в колене и теперь билась пяткой о мостовую.

– По-моему, еще кого-то обнаружили, – сказала женщина, прислушиваясь. – Мешает стук колес. Остановитесь.

Хенрик остановился. Пьяница сладко всхрапнул.

– Это оттуда, – сказал Хенрик, показывая на решетку, за которой находился теннисный корт, посыпанный кирпичной крошкой.