Рассказ предка. Путешествие к заре жизни. - Ричард Докинз

Если мы посмотрим на млекопитающих в целом, можем сделать обобщение. Половой диморфизм – означающий большое различие между самцами и самками – имеет тенденцию больше всего проявляться у полигинных видов, особенно у сообществ с гаремной моделью. Как мы видели, для этого есть веские теоретические причины, и мы также видели, что тюлени и морские львы зашли дальше всех на этой особой шкале. 

Отношение между половым диморфизмом и размером гарема. Каждая точка представляет вид морского льва или тюленя. Адаптировано от Alexander [5].

График взят из исследования, сделанного выдающимся зоологом Ричардом Д. Александером (Richard D. Alexander) из мичиганского университета и его коллегами. Каждый кружок на графике представляет один вид тюленя или морского льва, и Вы можете увидеть, что есть четкая зависимость между половым диморфизмом и размером гарема. В крайних случаях, например у южных морских слонов и северных морских котиков, которые представлены двумя кружками в верхней части графика, вес самцов может более чем в шесть раз превышать вес самок. И можно быть достаточно уверенным, что в этих видах у успешных самцов – мягко говоря, меньшинства – есть огромные гаремы. Два крайних вида не могут быть использованы, чтобы сделать общие выводы. Но статистический анализ известных данных для тюленей и морских львов подтверждает, что тенденция, которую мы, похоже, наблюдаем, существует (вероятность того, что этот эффект не был случайным, больше чем 5 000 к 1). Есть более слабые аргументы той же направленности от копытных животных и от обезьян.

Стоит повторить эволюционное объяснение этому факту: у самцов есть много шансов выиграть и также много шансов проиграть в борьбе с другими самцами. Большинство рожденных особей любого пола происходит от длинной линии предков мужского пола, которые преуспели в том, чтобы завоевать гаремы, и множества предков по женской линии, которые были их членами. Поэтому большинство особей, самцов или самок, продолжают ли они побеждать или проигрывают, наследуют генетический багаж для того, чтобы помочь мужским телам завоевывать гаремы, и женским телам, чтобы присоединиться к ним. Размер в большом почете, и успешные самцы могут быть действительно очень большими. Самки, в отличие от них, извлекли бы не много от борьбы с другими самками, и они всего лишь такого размера, какой им нужен для того, чтобы выжить и быть хорошими матерями. Особи обоих полов наследуют гены, которые заставляют самок избегать борьбы и концентрироваться на воспитании детей. Особи обоих полов наследуют гены, которые заставляют бороться самцов против других самцов, даже за счет времени, которое, возможно, могло быть использовано для помощи в воспитании детей. Если бы только самцы могли бы договориться улаживать свои споры, бросая монету, они, по-видимому, уменьшились бы за эволюционное время до размера самок или меньше, приобретя кругом большую экономическую выгоду, и могли бы посвятить свое время заботе о детях. Их избыточная масса, которая в крайних случаях должна стоить им много пищи для их роста и содержания, является ценой, которую они платят, чтобы быть конкурентоспособными по отношению к другим самцам.

Размер в большом почете

Самец и самка южного морского слона (Mirounga leonina). [Иллюстрация добавлена переводчиком.] 

Конечно, не все виды похожи на тюленей. Многие моногамны, и у них оба пола намного более подобны. Виды, у которых оба пола одинакового размера, склонны, с некоторыми исключениями, такими как лошади, не иметь гаремов. Виды, в которых самцы заметно больше самок, склонны иметь гаремы или заниматься какой-либо иной формой многоженства. Большинство видов либо полигамны, либо моногамны, по-видимому, в зависимости от различных экономических условий. Многомужие (самки спариваются с больше чем одним самцом) редко. Среди наших близких родственников у горилл существует основанная на гаремах полигинная система размножения, а гиббоны истинно моногамны. Мы, возможно, предполагаем это, исходя из их полового диморфизма или его отсутствия. Большой самец гориллы весит вдвое больше, чем типичная самка, в то время как самцы гиббона приблизительно равны по размеру с самками. Шимпанзе более разнородны.

Может ли «Рассказ Тюленя» сказать нам что-либо о нашей собственной естественной системе размножения, прежде чем цивилизация и обычаи стерли ее следы? Наш половой диморфизм умеренный, но бесспорный. Многие женщины выше, чем многие мужчины, но самые высокие мужчины выше, чем самые высокие женщины. Многие женщины могут бегать быстрее, поднимать большие тяжести, дальше метать копья, лучшие играть в теннис, чем многие мужчины. Но у людей, в отличие от скаковых лошадей, лежащий в основе половой диморфизм исключает не разделенные по половому признаку соревнования на высоком уровне в почти любом виде спорта, который Вы могли бы назвать. В большинстве физических спортивных состязаний любая лучшая сотня мужчин в мире победила бы любую лучшую сотню женщин.

Даже в этом случае по стандартам тюленей и многих других животных мы являемся лишь немного диморфными. Менее диморфными, чем гориллы, но более, чем гиббоны. Возможно, наш небольшой диморфизм означает, что наши предки-женщины жили иногда моногамно, а иногда в маленьких гаремах. Современные общества отличаются настолько, что Вы можете найти примеры, которые подтверждают почти любое предвзятое мнение. Этнографический атлас Мердока (G. P. Murdock), изданный в 1967 году, является смелой подборкой информации. Он описывает подробные сведения о 849 человеческих сообществах, собранные по всему миру. В нем мы могли бы надеяться подсчитать количество сообществ, дозволяющих гаремы, по отношению к количеству тех, которые навязывают единобрачие. Проблема с подсчетом сообществ состоит в том, что редко очевидно, где между ними прочертить линию или какие из них считать обособленными. Это делает трудным составление надлежащей статистики. Однако атлас прилагает все усилия. Из этих 849 обществ 137 (приблизительно 16 процентов) моногамны, четыре (меньше чем один процент) полиандричны, и внушительные 83 процента являются полигинными (у мужчин может быть больше одной жены). 708 полигинных сообществ разделены почти поровну на те, где многоженство разрешено по правилам общества, но является редким практически, и те, где это – норма. Если быть жестоко точным, то, разумеется, «норма» приписывает женщинам быть членами гарема, а мужчинам – стремиться к гарему. По определению, учитывая равное число мужчин и женщин, большинство мужчин остаются не у дел. Гаремы некоторых китайских императоров и оттоманских султанов побили самые высокие рекорды котиков и морских слонов. Все же наш физический диморфизм невелик по сравнению с тюленями, и также вероятно – хотя эти свидетельства оспариваются – по сравнению с австралопитеками. Могло ли это означать, что у лидеров австралопитеков были гаремы еще большие, чем у китайских императоров?

Нет. Мы не должны применять теорию невежественным способом. Корреляция между половым диморфизмом и размером гарема нестрогая. И физический размер – только один из индикаторов конкурентоспособности. Для самцов морских слонов размер важен, по-видимому, потому, что они завоевывают свои гаремы, физически борясь с другими самцами, кусая их или одолевая с помощью огромного веса подкожного жира. Размер, вероятно, имеет немалое значение и для гоминид. Но любой вид характерной власти, позволяющей некоторым самцам управлять непропорциональным количеством самок, может занять место физического размера. Во многих обществах эту роль играет политическое влияние. Положение друга руководителя – или, лучше, самого руководителя – повышает возможности человека: позволяет ему запугать конкурентов таким же способом, который эквивалентен физическому запугиванию большим самцом тюленя меньшего самца. Или огромное неравенство может проявляться в экономическом состоянии. Вы не боретесь за жен, Вы покупаете их. Или Вы платите солдатам, чтобы бороться за них от Вашего имени. Султан или император могут быть физическим слабыми, но, несмотря на это, они могут все еще обеспечить гарем, больший, чем у любого самца тюленя. Я выдвигаю аргумент, что даже если представители рода австралопитеков были намного более диморфными в размерах, чем мы, все же мы в своей эволюции, пожалуй, не далеко ушли от многоженства. Это, возможно, была только смена оружия, используемого в соревновании мужчин: от огромного размера и грубой силы к экономической власти и политическому запугиванию. Или, разумеется, мы также могли измениться в направлении более подлинного равенства полов.

Для тех из нас, кто с отвращением относится к половому неравенству, это – утешение надеждой, что от культурного многоженства, в отличие от многоженства грубой силы, довольно легко избавиться. На первый взгляд, это, кажется, случилось в таких обществах, как христианские (немормонские) общества, которые официально стали моногамными. Я говорю «на первый взгляд» и «официально», потому что есть также некоторые факты, что очевидно моногамные общества – не совсем то, чем они кажутся. Лаура Бетзиг (Laura Betzig)– историк с дарвинистским складом ума, и она обнаружила интригующие факты, что очевидно моногамные общества, как древний Рим и средневековая Европа, были в действительности скрыто полигинными. У богатого дворянина, или владельца поместья, возможно, была только одна законная жена, но фактически у него был гарем женщин-рабов или горничных, и жен и дочерей арендаторов. Бетзиг цитирует другие документы, что то же самое было верно для священников, даже для тех, кого считали холостыми.