Романовы в дороге. Путешествия и поездки членов царской семьи по России и за границу - Коллектив авторов

Именно в текстах юбилея 1862 г. в качестве постоянного контрапункта появляется мотив пространственной необъятности страны, символизирующий одно из главных достижений правящей власти. Нам представляется, что эта прогрессистская идеология как юбилейный пропагандистский прием начинает использоваться именно в связи с празднованием 1000-летия России и окончательно утверждается в юбилейной риторике празднования 300-летия династии Романовых. В пропагандистских брошюрах 1913 г. утверждается практика печатать на переднем форзаце карту Московского царства начала XVII в., а на заднем – карту Российской империи 1913 г. в качестве наглядного доказательства достижений династии Романовых{824}.

Рассмотрим подробнее символические путешествия императоров в рамках всех трех юбилеев. В 1862 г. центром празднования является Новгород – город Рюрика, где происходит открытие памятника тысячелетия России и совершается главное ритуальное действо: Александр II приплывает по Волхову в Новгород, а затем в Рюриково городище, где его приветствует ожидающий его появления народ{825}. Путь Александра II по реке Волхов к Новгороду, а затем к Рюрикову городищу представляет собой метафорическое повторение пути Рюрика в Новгород для основания государства. Эта метафора была раскрыта во многих публицистических текстах, описывавших юбилейные события: «И невольно уносилась мысль вдаль, к тому времени, когда на эту землю вступил первый князь Рюрик, чтобы править народом»{826}. Министр внутренних дел П. А. Валуев, как «режиссер» новгородского ритуального действа, в своих воспоминаниях прямо озвучивает идею царского пути: «Казалось, что благословение Божие нисходило при звуках того пения, на Государя и на его путь и на то державное намерение, с каким путь им был предпринят»{827}. В рамках этого ритуала «полюбовная сделка» Рюрика с новгородцами рассматривалась как прообраз новой «полюбовной сделки» царя с народом: «В ходе торжества разыгрывалась ситуация прихода правителя к народу»{828}. Такое метафорическое воссоздание первоначала государственного устройства представлялось способом консолидации народа вокруг своего монарха и преодоления общественного кризиса.

Юбилей тысячелетия крещения Руси 1888 г., справлявшийся на фоне общественного кризиса после убийства Александра II, воспроизводил ту же структуру, хотя и имел несколько существенных особенностей. Прежде всего, он манифестировался как церковный, а не государственный праздник (хотя государственная идея отчетливо прослеживалась в символическом языке торжеств), осуществлялся, в основном, усилиями церкви, поэтому главным действующим лицом выступал не Александр III (он присутствовал лишь на празднике в Петербурге), а идеологический лидер – глава Священного Синода К. П. Победоносцев, речь которого на торжествах в Киеве содержала ключевые смыслы данного юбилея: «из грубого, рассеянного языка славянского возникло великое государство, выросло народное сознание, собралась земля Русская чрез Киев в Москву […] И явилась сила Божия в церкви православной, в которую вошел язык наш 900 лет назад […] Что с нами сталось без этой церкви – страшно и подумать. Она одна помогла нам остаться русскими людьми, собрать свои рассеянные силы… научила рассыпанное стадо собираться около пастыря»{829}. Наиболее важная часть юбилейных ритуалов 1888 г. была приурочена к Киеву, и приезд туда главы Синода был путешествием, как он сам выразился, к «колыбели христианского просвещения», «купели нашего крещения», т. е. был символическим возвращением к первоначалу не только религиозному, но и государственному, поскольку, по мысли Победоносцева, только общая вера явилась той идейной основой, которая смогла соединить в один народ и государство «рассеянные силы». Доминантная идея собирания, соединения разрозненных племен «около пастыря» включала мысль о добровольном, мирном характере крещения: «Едва ли где когда столь мирным и бескровным путем вождь народный приводил людей своих в веру Христову»{830}. В самом Киеве двумя маркированными топосами торжеств были памятник Богдану Хмельницкому, открытие которого было специально приурочено к данному юбилею, и памятник князю Владимиру. Особенно интересным представляется идеологический ход, трактовавший основной политический акт Хмельницкого (ср. надпись на памятнике: «Волим под восточного православного царя») в соответствии с доминантной идеей юбилея – собиранием «рассеянного языка славянского» вокруг православного государя: «Праздничной риторикой Богдан Хмельницкий поднимался до уровня древних крестителей Русского государства, которые благодаря единой религии, смогли объединить некогда разобщенные родственные племена»{831}. В духе этой же идеи были решены и торжественные церемонии вокруг памятника князю Владимиру. Таким образом, юбилей 900-летия крещения Руси по-своему решал кризис отношений между властью и обществом, возникший в результате убийства Александра II: основа отношений между государственным лидером и народом – общая вера, и на ее основе разобщенный народ добровольно собирается вокруг своего государя.

Юбилей 300-летия династии Романовых по сути воспроизводил тот же самый сценарий, что и предыдущие два имперских юбилея и по-своему пытался разрешить кризис между властью и обществом начала XX в. В основе юбилейных торжеств лежало метафорическое повторение ситуации первоначала, разыгранное в театрализованном действе: путешествия царской семьи по ключевым топосам, связанным с событиями начала XVII в. Праздничное действо 1913 г. оказалось распределено во времени на три неравные части. На февраль приходятся официальные празднования в Петербурге, которые прерываются из-за наступившего поста. В мае после Пасхи совершается центральное действо – путешествие по Волге, по ключевым локусам, связанным с окончанием Смуты и призванием на царство Михаила Романова. Путешествие по Волге происходит от Нижнего Новгорода к Костроме, а затем к Москве, т. е. представляет собой возвращение к топосам Московской Руси. Третья часть торжеств приходится на осень, которую императорская семья традиционно проводит в Крыму, и завершается военными маневрами на Черном море.

Собственно метафорический «путь царя» прослеживается в основном фрагменте празднования юбилея (он приходится на май 1913 г.), который целиком представляет собой театрализованное воспроизведение мифа о начале династии Романовых. В нем предусмотрены три основных символических центра: Нижний Новгород как место начала формирования ополчения Минина и Пожарского; Кострома (как первоначальная вотчина Романовых и место, связанное с именем Ивана Сусанина) и особенно Ипатьевский монастырь, в котором укрывался Михаил Романов и где он принял приглашение на царский престол, и, наконец, Москва, где происходила коронация. Основная мифологема воспроизводит творение новой династии и нового государства из хаоса, оставшегося после старой, пришедшей в негодность династии. Этот постулат призван подчеркнуть ключевую идею: настоящая жизнь России и история России начинаются с воцарением Романовых – все, что предшествовало этому, было только предварительной подготовкой к главному этапу развития страны, который может обеспечить лишь правящая династия.

Сравнивая символический путь Николая II по Волге с путешествием Александра II по Волхову, заметим, что задача Александра II была легче – его «путь» был связан лишь с одним символическим центром – Новгородом, и с одним историческим лицом, с которым он себя соотносил в этом пути – с Рюриком. Собственно театрализация прихода Рюрика на княжение была одноактной пьесой. Николай II оказался перед более сложной задачей, поскольку миф об окончании Смуты и воцарении первого Романова распадается, по крайней мере, на четыре самостоятельных эпизода, в каждом из которых действуют разные лица. Сюда входят: эпизод, связанный с народным ополчением, изгнавшим поляков из Москвы, представленный именами Минина и Пожарского; эпизод в Ипатьевском монастыре, в котором Михаил Романов, послушный воле Божьей, соглашается с предложением взойти на трон; эпизод с подвигом Ивана Сусанина, спасшего от поляков молодого царя; и эпизод в Москве, связанный с коронацией.

Кроме того, в путешествии Александра II по Волхову есть логика, поскольку варяги приплыли «из-за моря», то и Александр плывет, символически повторяя их путь. Николай II с семьей плывет по Волге от Нижнего Новгорода к Костроме, но это не обеспечивается никакими реальными историческими событиями, к которым обращен юбилей, будь то окончание Смуты, изгнание поляков или воцарение первого из Романовых. Сценарий пребывания царской семьи в Нижнем Новгороде оказался лишен смысловой доминанты, поскольку этот топос, связанный с деятельностью Кузьмы Минина по формированию ополчения, не относился непосредственно к заслугам Романовых. Попытка в торжественной речи епископа Иоакима изобразить подвиг Минина как служение «державному вождю», т. е. Михаилу Романову, была откровенной натяжкой и выглядела искусственно{832}. Не слишком удачным с точки зрения достижения сверхзадачи юбилея, т. е. преодоления кризиса доверия к власти с помощью нового мифологического нарратива, было и плавание по Волге. По задуманному сценарию юбилейного действа, в котором царской семье отводилась роль главных действующих лиц, во время плавания должно было происходить единение государя с народом, который выражал немалый энтузиазм по поводу приезда царя: «деревни воздвигали триумфальные арки, декорированные зеленью и надписями: “Боже, Царя храни”. Крестьяне, собравшиеся в лагерях, стояли на берегу и даже заходили в реку по пояс, чтобы увидеть царя»{833}. Однако Николай II выказал гораздо меньше энтузиазма, чем его подданные: в частности, царские корабли даже не остановились около деревни Кинеши, жители которой вышли с хлебом-солью на пристань, украшенную царскими вензелями, а царь не вышел к своему народу, хотя эта и подобные ситуации могли быть выгодно использованы для демонстрации единства монарха со своим народом.