Полное собрание сочинений. Том 1 - Толстой Л.Н.

**№ 10 (III ред.).

Maman сдѣлала легко и бѣгло обѣими руками гамму; потомъ пододвинула ближе табуретъ и начала исполнять граціозный и игривый второй концертъ Фильда — своего учителя.

Она играла славно: не стучала по клавишамъ, какъ ученики и ученицы новой школы, не держала педаль при перемѣнѣ гармоніи, не дѣлала arpeggio и не задерживала такта тамъ, гдѣ не нужно, такъ, какъ это дѣлаютъ многіе, полагая этимъ дать выразительность своей игрѣ, не прибавляла своих фіоритуръ. Вообще играла и сидѣла за роялемъ просто, безъ афектаціи. Можетъ быть, отъ этого-то игра ея мнѣ особенно нравилась.

Противъ меня была дверь въ кабинетъ, и я видѣлъ, какъ туда взошли Яковъ и какіе-то люди съ бородами, въ кафтанахъ; дверь тотчасъ же затворилась за ними.

«Ну, начались занятія!», подумалъ я. Мнѣ казалось, что важнѣе тѣхъ дѣлъ, которыя дѣлались въ кабинетѣ, ничего въ мірѣ быть не могло; въ этой мысли подтверждало меня еще то, что къ дверямъ кабинета всѣ подходили на ципочкахъ и перешептываясь; оттуда же слышны были громкіе голоса и пахло сигарой, запахъ которой всегда, не знаю почему, внушалъ мнѣ уваженіе.

Я было задремалъ подъ простодушно-милые звуки второго Фильдаго концерта, какъ вдругъ услыхалъ очень знакомый мнѣ скрипъ сапоговъ въ офиціянтской и открылъ глаза. Карлъ Ивановичь, хотя съ лицомъ, выражавшимъ рѣшимость, но тоже на ципочкахъ, съ какими-то записками въ рукѣ, подошелъ къ двери и слегка постучалъ въ нее. Его впустили и дверь опять захлопнулась.

«Как бы не случилось какого-нибудь несчастія, — подумалъ я. — Карлъ Ивановичь разсержёнъ, а онъ на все готовъ въ татя минуты».

Въ это время maman кончила концертъ Фильда, встала съ кругленькаго табурета, взяла другую тетрадь нотъ, развернула ее на пюпитрѣ, пододвинула ближе свѣчи и, оправивъ платье, опять сѣла противъ рояля. По вниманію, съ которымъ она все это дѣлала, и задумчиво-строгому выраженію лица, казалось, она готовилась къ чему-то очень серьезному.

«Что-то будетъ?» подумалъ я и опять закрылъ глаза, прижавъ голову въ уголъ кресла. Запахъ пыли, которую я поднялъ поворачиваясь, щекотилъ мнѣ въ ноздряхъ, а давно знакомые звуки пьесы, которую заиграла maman, производили во мнѣ впечатлѣніе сладкое и вмѣстѣ съ тѣмъ тревожное. Она играла Патетическую Сонату Бетховена. Хотя я такъ хорошо помнилъ всю эту Сонату, что въ ней не было для меня ничего новаго, я не могъ заснуть отъ безпокойства. Что, ежели вдругъ будетъ не то, что я ожидаю? Сдержанный, величавый, но безпокойный мотивъ интродукціи, который какъ будто боится высказаться, заставлялъ меня притаивать дыханіе. Чѣмъ прекраснѣе, сложнѣе музыкальная фраза, тѣмъ сильнѣе дѣлается чувство страха, чтобы что-нибудь не нарушило этой красоты, и тѣмъ сильнѣе чувство радости, когда фраза разрѣшается гармонически.

Я успокоился только тогда, когда мотивъ интродукціи высказалъ все и шумно разрѣшился въ allegro. Начало allegro слишкомъ обыкновенно, поэтому я его не любилъ; слушая его, отдыхаешь отъ сильныхъ ощущеній первой страницы. Но что можетъ быть лучше того мѣста, когда начинаются вопросы и отвѣты! Сначала разговоръ тихъ и нѣженъ, но вдругъ въ басу кто-то говорить такія двѣ строгія, но исполненныя страсти фразы, на которыя, кажется, ничего нельзя отвѣтить. Однако нѣтъ, ему отвѣчаютъ и отвѣчаютъ еще и еще, еще лучше, еще сильнѣе до тѣхъ поръ, пока наконецъ все сливается въ какой-то неясный, тревожный ропотъ. Это мѣсто всегда удивляло меня, и чувство удивленія было такъ же сильно, какъ будто я слышалъ его въ первый разъ. Потомъ въ шуму allegro вдругъ слышенъ отголосокъ интродукціи, потомъ разговоръ повторяется еще разъ, еще отголосокъ, и вдругъ въ ту минуту, когда душа такъ взволнована этими безпрестанными тревогами, что проситъ отдыха, все кончается, и кончается такъ неожиданно и прекрасно...

Во время Andante я задремалъ; на душѣ было спокойно, радостно, хотѣлось улыбаться и снилось что-то легкое, бѣлое, прозрачное. Но Rondo въ ut mineur132 разбудилъ меня. О чемъ онъ? Куда онъ просится? Чего ему хочется? И хотѣлось бы, чтобы скорѣе, скорѣе, скорѣе и все кончилось; но когда онъ пересталъ плакать и проситься, мнѣ хотѣлось еще послушать страстныя выраженія его страданій.

Музыка не дѣйствуетъ ни на умъ, ни на воображеніе. Въ то время, какъ я слушаю музыку, я ни объ чемъ не думаю и ничего не воображаю, но какое-то странное сладостное чувство до такой степени наполняетъ мою душу, что я теряю сознаніе своего существованія, и это чувство — воспоминаніе. Но воспоминаніе чего? Хотя ощущеніе сильно, воспоминаніе неясно. Кажется какъ будто вспоминаешь то, чего никогда не было.

Основаніе того чувства, которое возбуждаетъ въ насъ всякое искуство, не есть ли воспоминаніе? Наслажденіе, которое намъ доставляетъ живопись и ваяніе, не происходить ли изъ воспоминанія образовъ? Чувство музыки не происходить ли изъ воспоминанія о чувствахъ и переходахъ отъ однаго чувства къ другому? Чувство поэзіи не есть ли воспоминаніе о образахъ, чувствахъ и мысляхъ?

<Музыка еще у древнихъ Грековъ была подражательная, и Платонъ въ своей «Республикѣ» полагалъ непремѣннымъ условіемъ, чтобы она выражала благородныя чувства. Каждая музыкальная фраза выражаетъ какое-нибудь чувство — гордость, радость, печаль, отчаяніе и т. д., или одно изъ безконечныхъ сочетаній этихъ чувствъ между собою. Музыкальныя сочиненія, не выражающія никакого чувства, составленныя съ цѣлью или выказать ученость, или пріобрѣсть деньги, однимъ словомъ, въ музыкѣ, какъ и во всемъ, есть уроды, по которымъ судить нельзя. <(Къ числу этихъ уродовъ принадлежать нѣкоторыя попытки музыкой выразить образы и картины.)> Ежели допустить, что музыка есть воспоминаніе о чувствахъ, то понятно будетъ, почему она различно дѣйствуетъ на людей. Чѣмъ чище и счастливѣе было прошедшее человѣка, тѣмъ болѣе онъ любить свои воспоминанія и тѣмъ сильнѣе чувствуетъ музыку; напротивъ, чѣмъ тяжеле воспоминанія для человѣка, тѣмъ менѣе онъ ей сочувствуетъ, и отъ этаго есть люди, которые не могутъ переносить музыку. Понятно будетъ тоже, почему одно нравится одному, а другое другому. Для того, кто испыталъ чувство, выраженное музыкой, оно есть воспоминаніе, и онъ находить наслажденіе въ немъ, для другого-же оно не имѣетъ никакого значенія.>

**№ 11 (III ред.).

Maman перестала играть. Я проснулся, высунулъ голову изъ за ручки креселъ и увидалъ, что она сидитъ на томъ-же мѣстѣ, но не играетъ, а прислушивается. Изъ залы слышны были рыданія.