Полное собрание сочинений. Том 1 - Толстой Л.Н.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Онъ, какъ и всѣ бывшіе военные, не умѣлъ хорошо одѣваться; въ модныхъ сюртукахъ и фракахъ онъ былъ немного какъ наряженый, но зато домашнее платье онъ умѣлъ придумывать и носить прекрасно. Впрочемъ, все шло къ его большому росту, сильному сложенію, лысой голове и самоувѣреннымъ движеніямъ. Притомъ онъ имѣлъ особенный даръ и безсознательное влеченіе всегда и во всемъ быть изящнымъ. Онъ былъ очень чувствителенъ и даже слезливъ. Часто, читая вслухъ, когда онъ доходилъ до патетическаго мѣста, голосъ его начиналъ дрожать, слезы показывались, и онъ оставлялъ книгу, или даже на дурномъ театрѣ онъ не могъ видѣть чувствительной сцены, чтобы у него не выступили слезы. Въ этихъ случаяхъ онъ самъ на себя досадовалъ и старался скрыть и подавить свою чувствительность.
Онъ любилъ музыку и по слуху пѣлъ, акомпанируя себя, романсы пріятеля своего А.....а, Цыганскія пѣсни и нѣкоторые мотивы изъ оперъ. Онъ не любилъ ученую музыку и откровенно говорилъ, не обращая вниманія на общее мнѣніе, что сонаты Бетховена нагоняютъ на него сонъ и скуку, и что онъ ничего не знаетъ лучше, какъ «Не будите меня молоду», какъ ее пѣвала Семенова, и «Не одна», какъ пѣвала Танюша.
Онъ былъ человѣкъ прошлаго Александровскаго вѣка и имѣлъ общій молодежи того вѣка неуловимый характеръ волокитства, рыцарства, предпріимчивости, самоувѣренности и разврата. На людей иынѣшняго вѣка онъ смотрѣлъ презрительно. Можетъ быть, этотъ взглядъ происходилъ не изъ гордости, а изъ тайной досады, что въ наше время онъ уже не могъ имѣть ни того вліянія, ни тѣхъ успѣховъ, которые имѣлъ въ свое...
Только тотъ, кто не живалъ хозяиномъ въ деревнѣ, можетъ не знать, сколько непріятностей могутъ надѣлать ему сосѣди своимъ сутяжничествомъ и ссорами, помѣщики однаго съ нимъ. уѣзда — своими языками, и власти — прижимками и придирками; можетъ не знать, сколько они ему испортятъ крови и какъ отравятъ все счастіе его жизни.
Чтобы избавиться отъ всѣхъ этихъ гоненій, которымъ неизбѣжно подвергается каждый помѣщикъ, есть три способа: первый состоитъ въ томъ, чтобы законно, въ отношеніи всѣхъ, исполнять обязанности и пользоваться правами помѣщика. Этотъ способъ, хотя самый простой и первый, представляющійся разсудку, къ несчастію до сихъ поръ остается на степени умозрѣнія, потому что невозможно дѣйствовать законно съ людьми, употребляющими законъ, какъ средство безнаказаннаго беззаконія. Второй способъ состоитъ въ знакомствѣ и пріятельствѣ не только съ лицами, представляющими власти уѣздныя и Губернскія, но и со всѣми помѣщиками, съ которыми столкнетъ. васъ судьба, или которые пожелаютъ вашего знакомства, и въ мирномъ, полюбовномъ прекращеніи всѣхъ возникающихъ столкновений. Этотъ способъ малоупотребителенъ, во-первыхъ, потому, что дружескія связи со всѣмъ уѣздомъ сами по себѣ уже представляютъ непріятность не меньшую той, которой вы хотѣли избѣгнуть, и, во-вторыхъ, потому, что слишкомъ трудно человѣку непривычному умѣть держаться, избѣгая клеветы и злобы, между всѣми непріязненностями, беззаконіями и низостями Губернской жизни, вы не должны забывать ничего, не пренебрегать никѣмъ: вы должны стараться, чтобы всѣ безъ исключенія были вами довольны. Горе вамъ, ежели вы нажили хоть однаго врага, потому что каждый замарашка, который нынче еще в смиренной позѣ стоялъ у притолки вашей двери, завтра можетъ надѣлать вамъ кучу непріятностей.
Третій способъ состоитъ въ томъ, чтобы чуждаться отношеній со всѣми и платить дань. Дань бываетъ двоякаго рода: дань покорная и дань снисходительная. Дань покорная платится людьми, избравшими третій способъ, но не имѣющими возможности избавиться отъ произвола властей въ наложеніи дани. Дань снисходительная платится людьми, имѣющими связи съ высшими Губернскими властями, но для большей безопасности и по заведенному обычаю не отказывающимися отъ дани.
Есть еще одинъ весьма употребительный способъ, но о которомъ по беззаконности его я упоминаю только, какъ объ исключеніи. Онъ состоитъ въ томъ, чтобы пріобрѣсть по Губерніи или уѣзду грозную репутацію отъявленнаго сутяги и кляузника.
Папа въ отношеніи властей и сосѣдей употреблялъ третій способъ, т. е. ни съ кѣмъ въ уѣздѣ не былъ знакомъ и платилъ снисходительную дань. Хотя онъ не любилъ часто ѣздить въ губернскій городъ, но умѣлъ устраивать такъ, что всѣ губернскіе тузы: Губернатору Губернскій Предводитель, Прокуроръ, хотя разъ въ годъ пріѣзжали въ Петровское.
Яковъ Михайловъ, разумѣется, при первой поѣздкѣ въ городъ шопотомъ разсказывалъ Исправнику и др., какъ его Превосходительство изволили ночевать и какъ изволили говорить то-то и то-то, поэтому ни Исправникъ, ни Становой не показывали носа въ Петровское и спокойно ожидали снисходительной дани.
Когда власти по какимъ-нибудь необходимо нужнымъ дѣламъ и пріѣзжали въ Петровское, то папа приказывалъ Якову угостить ихъ у себя; ежели же и принималъ кого-нибудь изъ нихъ, то такъ холодно, что maman часто говорила ему:
— Какъ тебѣ не совѣстно, mon cher,116 ихъ такъ мальтретировать?
Но папа отвѣчалъ:
— Ты не знаешь, мой другъ, что это за народъ: имъ дай вотъ столько, — при этомъ онъ показывалъ мизинецъ, — они захотятъ вотъ столько, — и онъ показывалъ всю руку до плеча.
Съ сосѣдями обращеніе его было то же самое — съ высоты величія.
— Деревня только тѣмъ и хороша, — говаривалъ онъ, — что отдыхаешь, а эти господа и здѣсь хотятъ мнѣ надоѣдать своими глупыми визитами и претензіями.
Нельзя обвинять его за такое обращеніе; въ его время, т. е. лѣтъ пятнадцать тому назадъ, это было одно средство, чтобы быть спокойнымъ въ деревнѣ. Теперь все переменилось и многое стало лучше. Одинъ помѣщикъ, у котораго я объ этомъ спрашивалъ, отвѣчалъ мнѣ:
— И, батюшка, вы не знаете теперь нашихъ Уѣздныхъ и Земскихъ Судовъ. Какой порядокъ, чистота, учтивость, политичность! Послѣдній писарь фракъ у себя имѣетъ. A пріѣзжайте-ка къ Исправнику — Исправничиха въ выписныхъ платьяхъ и чепцахъ ходитъ, образованнѣйшая женщина, говоритъ по-Французски, по-Итальянски, по-Испански, что вы хотите? Дочери музыкантши отличныя, піано-рояль, полъ-парке; да на что ужъ лучше, вотъ у насъ въ уѣздѣ два Становыхъ: одинъ изъ Московскаго Университета, другой женатъ на Княжнѣ Шедришпанской, ну, чистый Парижанинъ, — такъ вотъ-съ, батюшка, какова у насъ нынче земская полиція.