Сивилла - Флора Шрайбер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наступило молчание – молчание, которое наконец нарушил не Майк, а Сид.
– Почти так, – ответил Сид.
– Как это «почти»? – спросила доктор.
– Руки, ноги и все прочее, – объяснил Сид.
– Да, Сид, руки и ноги – это верно. Но чем ты отличаешься от своего отца?
– Я не знаю, – ответил Сид.
– Есть что-нибудь, чем ты отличаешься от отца?
– Я не знаю.
– Так есть?
– Я же сказал, что не знаю, – сердито повторил Сид.
– А как ты сам считаешь? Как по-твоему, чем ты отличаешься от своего отца?
– Ну, – неуверенно признал Сид, – этого у меня не было, но будет. Когда я вырасту, это у меня отрастет.
– Сид, у тебя этого не было с рождения, в отличие от других маленьких мальчиков. Эта разница останется навсегда.
Сид задумался.
– Ну, – сказал он в конце концов, – я иногда делал вид, что я девчонка. Когда я делал это, женщина с седыми волосами смеялась. Никто не смеется, когда я парень, а значит, я и есть парень.
– То, чем ты притворялся, было реальностью, Сид, – медленно сказала доктор. – Ты похож на своего отца и можешь быть похож на него в мыслях и чувствах, в том, как ты смотришь на мир. Разница между полами меньше, чем привыкли считать люди, даже специалисты. Но ты никогда не станешь таким, как твой отец, в сексуальном отношении. У твоего отца есть *censored*, а у тебя нет. У него нет влагалища, а у тебя есть. Так почему же ты предполагаешь, что можешь считать себя в точности таким, как он, если это не так?
– Но я такой же.
– Твой отец был мальчиком, который потом стал мужчиной.
– То же самое будет с Майком и со мной, когда мы станем постарше. У нас будет все, что есть у нашего папы. Папе приходится бриться. Нам тоже придется бриться. Папа…
– Но это женское тело…
– Доктор, я хочу кое-что сказать. – Это был Майк, говоривший твердым, уверенным тоном и явно желавший отстранить Сида и взять ситуацию в свои руки. – Если бы я поднатужился достаточно сильно, я мог бы высунуть эту штуку.
– Но ты уже пробовал, – указала доктор, тщательно взвешивая каждое слово, – и ничего не выдавил.
– Все равно я мог бы. – Уверенность тона Майка сопровождалась уверенным выражением лица.
– Если бы ты мог, то сделал бы, – настаивала доктор.
– Это вы просто так говорите, – ответил Майк с широкой заразительной улыбкой.
– Нет, я не просто так говорю. Это правда как в отношении тебя, так и в отношении Сида, – напомнила доктор своим пациентам. – Мальчики в теле девушки не вырастают в мужчин.
Не переубежденный, Майк спросил:
– Если я сделаю девушке ребенка, это будет мой ребенок?
– Майк, – твердо ответила доктор, – я не могу ответить «да», поскольку это невозможно. В теле, в котором вы живете, есть мочеиспускательный канал, яичники, влагалище. Все эти органы столь же своеобразны, столь же драгоценны, как *censored* у мужчины. Без этих женских органов, так же как без мужских, было бы невозможно продолжение человеческого рода. Для того чтобы получился ребенок, нужны и женские и мужские органы. Так вот, в этом теле – в твоем теле, Майк, – есть пара яичников, где находятся яйцеклетки…
– Мне не нужны эти сопливые девчоночьи органы, – прервал ее Майк, – и у меня их нет. Нет, потому что я парень.
– Майк, у тебя есть только половина того, что нужно для создания ребенка, причем не та половина, которой ты, по твоему мнению, обладаешь. Все эти части тела – и женские и мужские – важны как для мужчин, так и для женщин. Но ни один из этих органов не важнее, чем остальные. Ни один из них не является грязным. Тебе это понятно?
– Я устроен так же, как мой папа, как был устроен дедушка, – запротестовал Майк. – Я могу сделать какой-нибудь девушке ребенка, если захочу. Сколько раз мне говорить вам, что если я хорошенько поднатужусь, то смогу выдавить это наружу?
– Так почему бы тебе не попробовать?
– Я попробую, когда стану старше.
– Майк, у тебя нет *censored*а и двух маленьких мешочков – яичек, которые висят ниже *censored*а и содержат мужские клетки. Без них невозможно сделать кому-нибудь ребенка.
– Никогда? – спросил Майк. – Никогда? – Его тон, впервые с тех пор, как он представился доктору, стал печальным и подавленным.
– Да, никогда.
Он ответил с тоскливой настойчивостью:
– Но я хочу. Я хочу. Я должен!
Майк Дорсетт не мог смириться с некоторыми особыми фактами своей жизни.
В ходе анализа выяснилось, что Майк в этой паре более агрессивен, а Сид более склонен к размышлениям. Это вполне совпадало с их идентификацией: Майка – с его дедушкой, а Сида – с отцом.
Сивилла идентифицировала себя не с матерью, которую она боялась и стыдилась, а с мужчинами своей семьи. Отец предал Сивиллу, но, за исключением одного случая, когда она помешала их половому акту с Хэтти, ни разу не ударил ее и вообще не навредил ей физически. Поскольку ей нужен был хоть кто-то, на кого можно было положиться, она сделала этой фигурой своего отца. Идентификация происходила более естественно, потому что Сивилла была похожа на отца.
Ее отец был строителем и плотником – она стала строителем и плотником, диссоциировав мужскую личность. Вот каким был генезис Сида, построившего эту перегородку.
Дедушка Дорсетт был агрессивен и фанатичен. Он возбуждал в Сивилле страх, гнев и ненависть. Сивилла нашла средство справиться с дедушкой и с этими эмоциями, выделив еще одну мужскую личность по имени Майк. В Майке Сивилла обрела агрессора, способного справиться с агрессией дедушки. Сивилла боялась и стыдилась дедушки. Майк отражал чувства Сивиллы, но в то же время идентифицировался с агрессором – точнее, стал этим агрессором.
– Как могла Сивилла уживаться со своим дедушкой? – сказал Майк доктору в конце мая 1957 года. – Он всегда был рядом и всегда был прав. С ним можно было справиться, либо подлизываясь к нему, либо уподобившись ему. Я ему уподобился.
Сид и Майк возникли как личности сильные и не невротичные. Насколько могла судить доктор, они не ощущали страха, тревоги, подавленности и даже беспричинной печали. Впрочем, Сид, более созерцательный, чем Майк, часто испытывал смешанное чувство любви, страха и ненависти по отношению к отцу и деду. Майк хранил полное молчание по поводу своей матери. Хотя он свободно расска зывал о дедушке и отце, о «девчонках», как он называл Вики, обеих Пегги, Марсию, Ванессу, Мэри, Рути и других, которые еще не появлялись в ходе анализа, он всегда отказывался говорить о самой Сивилле.
И Майк, и Сид были способны на гнев, но гнев более контролируемый, менее яростный, чем у Пегги Лу, хотя, как выяснилось, и связанный с Пегги Лу. Доктор Уилбур определила, что Майк и Сид были потомками Пегги Лу, частью фамильного древа, не связанной с генетической наследственностью, боковой ветвью эмоционального функционирования, защитных маневров, благодаря которым возникали альтернативные «я».
Как вдохновитель Майка и Сида, Пегги Лу делегировала им часть своих эмоций. Любопытно, но в то время, как Сивилла теряла эмоции, оценки, черты, отдавая их порождаемым ею личностям, Пегги Лу, создавая «потомство второго порядка», в том числе Майка и Сида, не теряла ничего из того, что передавала им. То, что Майк был плодом желаний Пегги Лу, стало ясно в беседе доктора Уилбур и Вики.
– Пегги Лу, – сказала Вики, – злится на свой пол, потому что ее мать отказалась рассказать ей про половые отношения. Иногда Пегги Лу заявляла, что она мальчик и что ее зовут Майк. Всякий раз, когда она начинала считать себя мальчиком, она надевала синий рабочий комбинезон и красный свитер и бралась за инструменты. Она играла в игры, в которые играют мальчишки, и старалась делать все, что делают мальчишки. А потом она начинала беситься от злости, потому что знала, что на самом деле она не мальчик. Даже сегодня ее злит то, что она девушка. Это доводит ее до безумия, потому что она хочет детей и хочет вступить в брак, когда станет взрослой. Она хочет быть мужчиной. Она хочет быть тем самым мужчиной, за которого выйдет замуж, когда вырастет.
Идентифицирующиеся с Уиллардом и Обри Дорсеттами эмоциональные потомки Пегги Лу, Майк и Сид – мальчики в теле женщины – тоже были мифологическими фигурами, компенсирующим ответом на миф о женской грешности, особенно популярный в мрачном мирке Уиллоу-Корнерса.
Хотя Майк и Сид олицетворяли антифеминистский тезис о том, будто женщины всю жизнь втайне желают быть мужчинами, завидуя обладателям *censored*а настолько, что в идентификации с ним доходят до самоуничижения, чувства мальчиков объяснялись влиянием окружающей обстановки и противоречили генетическим, медицинским и психологическим фактам. Эти мальчики без *censored*ов были, возможно, воплощением женского протеста не столько против женственности как таковой, сколько против отношения к женщине в отсталом обществе Уиллоу-Корнерса. Более того, этот протест, ясно выраженный в словах Майка: «Я не хочу быть грязной девчонкой, как наша мать», был протестом против извращенного отношения к сексу, созданного матерью. Отвращение к женственному, каким оно представало в образе матери, отвращение, усиленное пуританизмом отца, Сивилла распространила и на собственную женственность, на собственное тело, над которым издевалась ее мать.