Сивилла - Флора Шрайбер

   Перегородка, разделившая комнату пополам и прикрывшая ту ее часть, где спала Сивилла, полностью защищала постель Сивиллы от чужих глаз. Теперь Тедди могла пройти прямо в свою «комнату». Но хотя Сивилла была очень довольна тем, что нашлось решение, представлявшееся как fait accompli [12 - Свершившийся факт (фр.).], ее все же встревожило таинственное появление этой стены, защищающей ее уединение.

   Тревога ее усиливалась и оттого, что событие произошло в течение одного из фрагментированных дней – с длительными периодами потерянного времени. Даже вынимая ключ из замка, закрывая дверь и проходя к перегородке, она ощущала сильное внутреннее движение – «вмешательство других», как она привыкла называть это явление. Этакий своеобразный беззвучный гвалт.

   Однако перегородка была крепкой и сделанной хотя и на скорую руку, но умело, достойно двух поколений Дорсеттов-плотников, отца и деда, подумала она. Стоило бы показать ее отцу перед тем, как он вернется в Детройт.

   Она услышала, как Тедди вставляет ключ в замок.

   – Пахнет краской! – воскликнула Тедди и остановилась как вкопанная, уставившись на перегородку. – Чудесная перегородочка. Почему ты не сказала, что собираешься соорудить ее?

   – Я ее не делала, – ответила Сивилла.

   Но, произнося эти слова, она уже знала, что не может быть уверена в слове «я». Несомненно, гвозди, обнаруженные ее нервно блуждающими пальцами в кармане синих слаксов, которые она носила весь день, принадлежали плотнику, построившему перегородку. Плотнику из семейства Дорсеттов?

   На следующий день кабинет доктора Уилбур, который вчера представлял собой импровизированный трибунал, превратился в исповедальню. Какая-то личность прошествовала к кушетке, села и призналась:

   – Это сделано мной.

   – Что сделано? – спросила доктор.

   – Перегородка, конечно же. Вбивать гвозди я поручил Майку, но всю серьезную работу делал сам. Вики и Пегги Лу в основном занимались проектированием и измерениями да немножко красили. Нужно доверять девушкам то, что можно им доверить.

   В данное время доктор Уилбур не слишком много могла извлечь из имени Майк или из снисходительного комплимента в адрес девушек. Зато на нее произвело огромное впечатление то, что эти альтернативные «я» перевели устремления Сивиллы к уединению в конструктивное решение, которого бодрствующее «я» не сумело найти. Пока сознание колебалось, подсознание действовало.

   Внимание доктора вновь быстро переключилось на текущую ситуацию, поскольку она осознала, что пациент – какое-то «я», с которым доктор до сих пор не встречалась, – очень пристально смотрит на нее.

   – Меня зовут Майк. Я хотел бы кое о чем вас спросить, – объявил голос, отличавшийся от того, который рассказывал о перегородке.

   – О чем? – спросила доктор.

   – Как это получилось?

   – Что получилось?

   – Что мы отличаемся.

   – Отличаетесь? – переспросила доктор.

   – Ну, – пояснил Майк, – остальные ведь девушки. Но я парень, как и Сид.

   – Вы живете в теле женщины, – напомнила доктор Майку.

   – Вовсе нет, – уверенно возразил Майк.

   – Это просто так выглядит, – добавил Сид с той же уверенностью.

   Критический момент прошел. Утвердив свое мужское начало, ребята стали наперебой рассказывать о том, кто они и чем занимаются. Судя по их описанию, у Сида была светлая кожа, темные волосы и голубые глаза; у Майка кожа была оливковой, волосы темными, а глаза карими. Сид получил свое имя от инициалов Сивиллы – Сивилла Изабел Дорсетт. Имя Майка происходило сразу из двух источников – от отца и деда. Оно появилось потому, что Уиллард называл свою дочь Майком каждый раз, когда она надевала рабочий комбинезон, и окончательно устоялось потому, что любимым выражением дедушки было «ради любви к Майку» [13 - Непереводимая игра слов: английское выражение «for the love of Mike» может означать как «ради бога», так и «черт возьми».].

   Майк и Сид рассказали о концерте, который они посещали с папой накануне, о том, как они помогают Сивилле с резьбой по дереву и скульптурой. Они рассказали о своей коллекции марок и о жизни в квартире Дорсетт – Ривз.

   Сид, который сделал перегородку, выполнял для Сивиллы и ремонтные работы.

   – Я чиню то, что сломалось, исправляю то, что нужно исправить, – объяснил Сид доктору Уилбур. – Сивилла никогда не знает, кто этим занимается. – Широкая улыбка осветила его лицо. – Знаете что, – сказал он, – я собираюсь раздобыть полдюжины ящиков из-под яблок и соорудить для Сивиллы книжный шкаф.

   Нью-Йорк, жаловались ребята, почти не давал им возможности заниматься спортом, которым они увлекались в Уиллоу-Корнерсе, где, одевшись в свои синие джинсовые комбинезоны и в красные свитера, они целыми часами катались на роликовых коньках или бросали мяч в стену дома Дорсеттов. В Уиллоу-Корнерсе они, по их словам, наблюдали строительное чудо в исполнении подчиненных отца. Больше всего Майку и Сиду нравилось забираться на длинные веревочные качели и раскачивать их так, чтобы при движении вперед можно было достать до своего дома, а при движении назад – до соседского.

   – Вот это было здорово! – сказал Майк.

   – Посмотрели бы вы на нас тогда! – сказал Сид.

   Жизнь в Уиллоу-Корнерсе шла, конечно, не безоблачно.

   Символом разочарований был мегафон, которым другие ребята из школы пользовались во время спортивных соревнований, создавая шум на трибунах.

   – Мы с Сидом никогда не пользовались мегафоном, – с сожалением сообщил доктору Майк, – потому что мы никогда не ходили на соревнования. Наш папа не брал нас.

   Даже во время этой первой встречи с доктором Уилбур появились подсказки, которые помогли прояснить начальные слова Майка «Как так получилось?».

   – Я похож на своего папу, – сообщил Сид. – Он строитель. Я тоже строитель. И ничуть не хуже, чем он.

   Майк заметил:

   – Дед был сильный, и я сильный. Он умел с одного удара загонять гвозди, и я умею ничуть не хуже, чем он. Он был крупный, и я могу быть крупным. Я не какой-нибудь сморчок.

   Говоря это, Майк выпятил грудь, демонстрируя свои мужские качества. Наблюдая за этой пантомимой, доктор Уилбур осознала, что, хотя самая первая реплика принадлежала Сиду, в кабинет вошел именно Майк. Доктор поняла также, что брошенные намеки, подобно брошенным в воду камешкам, дают рябь в ответ на первый вопрос Майка. Она предположила, что Сид является идентификацией с отцом, а Майк – с дедушкой Дорсеттом.

   Майк и Сид, которые были мальчиками в двадцатые и тридцатые годы в Уиллоу-Корнерсе, оставались мальчиками в конце пятидесятых годов в Нью-Йорке. Им была дана вечная молодость. Молодость с постоянным, хотя и неисполнимым обещанием того, что они станут взрослыми.

   Когда они шли к двери, доктор была поражена тем, что они носили синие слаксы – нью-йоркский эквивалент синего комбинезона из Уиллоу-Корнерса.

   Стать взрослыми для Майка и Сида, которые оставались мальчиками уже больше двадцати лет, имело конкретное значение: превратиться в мужчину. Через несколько недель они поделились остротой этого стремления с доктором Уилбур.

   – В гараже было так темно, – сообщил доктору Уилбур Майк. – Чувствовалось, как пахнет опилками, стружками. В общем, хорошо пахло. Этот запах, он чистый. Там стояла такая длинная скамья с ящиком внизу, а в нем – книги, которые детям нельзя смотреть. Знаете, что еще было в том ящике? Женские хвостики.

   Под «хвостиками» имелись в виду рыжие косы, память о молодости Хэтти.

   – В этом ящике был грех, – заявил Майк. – Грех.

   Когда он поднял на доктора глаза, в них горели озорные огоньки.

   – Хотите, я вам кое-что скажу? – спросил он. – Я для смеху прикрепил себе эти косички. Я стал выглядеть как девчонка. Мне это не понравилось. – В его глазах мелькнуло что-то неуловимое. – Вы представляете, когда я приделал себе эти хвостики, я стал выглядеть как девчонка!

   Майк ожидал, что доктор разделит его изумление, но поскольку она молчала, он доверительно продолжил:

   – Мне не понравилось быть похожим на девчонку. Я не хочу быть неженкой и делать всякие грязные вещи, как наша мать. Я отцепил эти хвостики.

   – Ваша мать не была хорошей девушкой, – ответила доктор. – Она была грязной девчонкой, это верно. Но знаешь, Майк, очень немногие девушки похожи на твою мать. Можно быть девушкой, но при этом не быть, как ты говоришь, грязной.

   – Все равно я рад, что я не девчонка, – убежденно ответил он.

   – А что ты имеешь против девушек?

   – Никто их не любит. Вообще никто.

   – Я люблю девушек.

   – Ну, есть, конечно, хорошие девушки, – широко улыбнулся Майк. – Мне нравится Вики, да и Пегги Лу тоже о’кей. Но я рад, что я – парень.

   – Ты говоришь, что ты парень, но сложен ты не так, как твой отец, верно?